— Как я должна была объяснить спецназу, отчего все пятеро бандитов умерли от пуль?
— Позволю себе предположить, госпожа, что ты что-нибудь придумала. Информация о перестрелявшем их внесистемном герое без чипа в затылке не принесла бы радости ни тебе, ни прилетевшим на выручку.
— Дурачина! Ты не понимаешь? Я давно просила усилить охрану, еще после нападения двухлетней давности! Мне не только отказали, но вдобавок запретили вмешиваться стрелкам с зоны для опасных: своих должны стеречь. А тут выходит, что я, женщина, и два задохлика, Герн и Орих, покрошили вооруженную банду! Зачем тогда нам дополнительная стража? Эти не разбирались даже, сказали: спасибо, что справились самостоятельно, забрали трупы, и до свиданья!
— Естественно, — согласился Макс. — Любой государственный чиновник на своем месте стремится выполнять как можно меньший объем работы. В моем мире, который ты отрицаешь, говорят: «вдруг война, а я уставший».
— Но ты, чертов снайпер, полез куда не просили!
В ее голосе теперь было больше отчаяния, чем злости.
— Это — личное. Они схватили Энгу. Да и ты, уважаемая, хоть мы ни разу с тобой не шух-шух, хорошо ко мне отнеслась. Оставаться в стороне не в моих правилах. Мужчина сильнее женщины, поэтому обязан защищать.
— Тебя могли убить! А изнасилованная… Помылась бы в душе, а синяки и царапины заживут. Или ты брезговал бы прикоснуться к Энге, если в ней побывал другой?
Выпад, довольно скотский, не пробил спокойствия Макса. Он как сидел на стуле перед начальницей, так и остался сидеть. Лишь закинул ногу за ногу. На животе и груди ткань комбинезона почернела. Большие пятна — от оленьей крови, эти получил, пока он прятался между разделочными столами. Мелкие брызги наверняка вылетели не из оленей.
— Странно слышать такое от женщины. Вы сами порой стремитесь к шух-шух и желаете не менее мужчин. Но внезапный «подарок судьбы», свалившийся против вашей воли, принять не желаете. Гиния, хоть с нее даже одежду не сорвали, рыдала навзрыд и точно не от того, что я пришил польстившихся на ее прелести. У Энги вообще психологический срыв. Едва успокоил, и то — не до конца. Дрожит как в лихорадке.
Гегения осторожно положила забинтованное предплечье на столешницу.
— Ты настолько понимаешь женщин?
— До конца вас не понимает ни один мужчина. Да и вы сами — не вполне. Но защита от насильника входит в число обязанностей мужчины. Если считаешь, что это всего лишь причуда сообщества изгнавших меня отлавов, продолжай так думать.
— Я думаю: что делать?
— Как что? Готовиться к награде. Руководимый тобой маленький коллектив отбился своими силами от вооруженной банды, пока служба безопасности колупалась пальцем в заднице и никуда не торопилась. За это время успели бы прилететь из центра Рутении!
— Но рано или поздно проверят! Просмотрят записи с камер цеха. Дадут задание Глобе провести анализ, что он выдаст?
— Правду. Я — член твоей команды, допущенный к службе на заводе по твоему распоряжению. Если бы не приняла гениальное управленческое решение привлечь к делу отлава, пятеро обормотов потешились бы и увезли все шкуры. Что потешились — никому дела нет, как и до чувств обиженных девочек. А вот шкуры важны, без вопросов.
— Даже не представляешь, кому и насколько важно!
Это стало известно к концу смены. Появился офицер из зоны для опасных, сопровождавший охотников, а с ним — давешний патлатый авторитет и еще один заключенный, довольно странный рыхлый тип с рассеянным взглядом, о таких говорят «не от мира сего».
— Осужденный Заберт будет говорить с тобой лично и наедине, — объявил офицер.
Он увел рассеянного, а пахан начал с наезда:
— Хоть кому-то брякнул, что ружье стреляет, если зажать прицел? Жопу оторву, если проболтаешься!
— Гегения видела. Двоих положил у нее на глазах. Все остальные — как расстреливал других «джентльменов удачи». И на записях будет.
— Запись мой ломщик стер! А девкам закрыта съемка в тучу, чтоб не кидали видосы. Запрещено приговором. Въехал? Если вертухаи прочухают, что мы можем наколотить в них дырок из охотничьих карабинов, прощай, охота! И мне сидеть годы.
— Ага… То есть если бы я не спас шкуры, тебе бы их не зачли, и оплата за меха не ушла на твое досрочное освобождение?
Как Макс узнал, стрелки рискуют жизнью, подбираясь к волкам, ради пахана, а не собственных интересов… Северные волки — это просто животные, гораздо страшнее, когда люди живут по звериным законам.
— Не твое дело…
— Мое, Заберт! Теперь, по всем понятиям, ты — мой должник. Малую часть долга отдашь беседой с ломщиком. А основное…
— Не многовато ли на себя берешь, фраерок? — ощерился пахан.
— Столько, сколько могу унести. Главное: организуй мне перелет на Большую Землю.
— Охренел? Ты хоть понимаешь, что и у кого просишь?
— Именно поэтому. По понятиям, тебе оказана громадная услуга. А ты ставишь себя авторитетом, способным решать вопросы. Или я тебя переоценил?
На Родине это называется «взять на слабо». Здесь не сработало. По крайней мере, не сразу.
— Подумаю, — пробурчал пахан. — Раскинь мозгами: на Большой Земле ты никому нахрен не нужен — ни без чипа, ни с ломаным чипом.
— Именно поэтому сейчас поговорю с ломщиком, а к тебе, уважаемый, последний вопрос, ответ важен для нас обоих. Обмылок, которому я засадил ногой по шарам, а потом пристрелил, наверняка отсюда и во время прошлой отсидки охотился на волков.
— Уверен?
— Да. Их банда четко знала помещения — где склад шкур, где — спецодежды. И что с вашей зоны вертухаи не прибегут. Коптер летел так, что его никто не засек. Жмур перед смертью взял карабин, стал в раскоряку, будто собрался целиться по волку. Зуб даю — вспоминал прошлое. Он точно был главный в пятерке, потому что забрал себе ствол начальницы. Ты давно сидишь. Колись, с их главным знаком? На видео с камер узнал?
— Гас Загребис, откинулся три года как. В позапрошлом уже делал налет.
— Он — в мастях?
— Чего ты плетешь?
— В смысле: он авторитетный, как и ты?
— Был.
— И при этом грабил зону, а фактически — тебя, лишая бабла на освобождение. Слушай, Заберт. Такие люди — не одиночки. С ним кто-то работал или за ним стоял. Меня здесь как бы нет. А пойдет слух: Гаса положили на зоне Заберта! С тобой разберутся?
— Обломаются! — уголовник ощерился. — По всем понятиям я на своей деляне и защищаю свое. А вот твою жопу могу сдать.
— Тоже нехорошо и добавляет желания свалить из Тремихи.
— Тебя могут вычислить и помимо меня. Так что — да, время сдриснуть. Но ломаный чип денег стоит. Сколько у тебя есть?
— К концу месяца — пара тысяч.
— Чисто зарплата? Ну да, за волка получишь, когда купцы с Большой Земли рассчитаются за все шкуры. Тех бабосов хватит.
Макс не признался, что уже распорядился премией и заднего хода не включит.
— Понял тебя. Давай своего ломщика.
— Я решаю, когда закончить разговор! — взвился зэк.
— У тебя еще есть вопросы?
— У нас на зоне ты бы долго не протянул… — буркнул пахан и ушел.
Рассеянный занял место на табурете, нагретом авторитетной пятой точкой.
— Привет. Я — Макс и я — отлав.
Прозвучало смешно. Примерно: как «я — такой-то и я алкоголик», в сообществе алкашей. Зэк не бросился ему на шею с криком «я тоже отлав-алкоголик», наоборот, презрительно буркнул:
— Скажешь при наших «отлав», получишь в бубен. Нас так офицеры зоны зовут.
— А сами?
— Ансист. Или внесистемный человек. Мы — не незаконные. Просто живем по своим законам.
— Если выберусь отсюда, как к вам попасть? Получить чип?
— Хрен тебя кто примет. Но могу свести, если выберемся вместе.
— Но тебя же наверняка чипировали?
— Ну и что? — пожал плечами зэк. — Глобу обмануть — что младенца ограбить. Порой настолько просто, что пацаны зарываются, теряют осторожность и попадаются. Как я, например.
Он не раскрыл подробностей. Или ломанул чип прямо в своей голове, или… Макс не стал гадать.
— Заметано.
Потом нашел Заберта и рассказал, что ломщик нужен для компании.
— Ты вконец обнаглел! — возмутился Заберт. — Не рассчитаешься. Впрочем… Стреляешь хорошо. В следующий раз идешь с нами. Я сказал.
Офицер согласно кивнул, похоже, даже лишенный возможности возражать.
Неизвестно, что там имела в виду Тила, обещавшая прикинуть варианты как покинуть зону, здесь наклевывался вполне конкретный. Причем, если бы в первые дни пребывания в Тремихе Максу предложили слинять с полуострова при содействии криминального авторитета, на котором клейма ставить негде, он бы категорически отказался. Сейчас, благодаря доступу к сети, разобрался, что мир устроен неизмеримо сложнее. Он не черно-белый, как казалось на первый взгляд: соединенные с Глобой представляют собой законное и упорядоченное начало, а отлавы-ансисты — сплошь уголовники, бродяги, рванье и прочие асоциальные элементы. На самом деле теневая сторона жизни была интересна чрезвычайно многим. Даже крупные дельцы, столпы общества, проворачивали некоторые делишки в невидимом для Глобы пространстве. Эта темная сторона общества была по-своему структурирована и переплетена с официальной, причем информация о существовании андеграунда не являлась никаким секретом. На ней всего лишь не заостряли внимание. Энга, Тила, другие девушки и юноши при желании вполне могли выловить из сети достаточно сведений о «нижнем» мире, но не заморачивались этим, чтобы не усложнять привычную вселенную.
Заберт говорил правду: без протекции в полуподпольный мир проникнуть трудно. Ломщик пригодится на первых порах, но далее надо сделать правильный выбор — с кем продолжать путь.
Когда уголовники ушли, прогудел сигнал окончания смены, и Макс двинулся наперехват — ловить Энгу. Попутно думал: а ведь стиль общения пахана не особо отличается от подхода Генегии. Оба могли признать: ты нам здорово удружил, получай заслуженные плюшки… Нет, как сговорившись начали выдвигать претензии, будто накосячил больше, чем принес пользы. Не они такие, мир такой. Даже ансисты наверняка испытывают влияние Глобы, внушающего: прими себя таким каким ты есть и получай удовольствие. И Гегения, и Заберт ничуть не сочли позитивным, что обязаны Максу, наоборот, их это напрягло. Ни за что не выдавят из себя: спасибо, получи взамен мелкий знак внимания и на большее не рассчитывай. Каждый гран ответного блага здесь надо выдирать едв