— Бессмертие, Руся, конечно же существует, но оно не такое… И когда отпевают, говорят «вечная память», никакая она не вечная. Если ты не президент, не князь, не великий гений или негодяй, о тебе забудут через несколько поколений. Даже у нас, Радиславичей, знающих родословную на глубину трех сотен лет, много ли ты помнишь и думаешь о Евстиславе, моем дедушке? Да, видела его портрет, читала о нем. Но, когда я уйду с этого света, последний, кто видел его живым, он окончательно превратится в страничку истории, абстракцию. Но не исчезнет, нет. Он меня очень многому научил. Что за добро надо платить добром и не всегда отвечать злом на зло. Что порой, жертвуя ради близкого, находишь больше, чем теряешь. И его заветы, я надеюсь, преумножил. Теперь бразды отдаю Всеславу, тебе, твоим братикам, и вы понесете их дальше. Не только детям, но и всем встреченным, с кем обойдетесь справедливо и милосердно, а не «око за око» и «зуб за зуб». В том бессмертие моего дедушки — в непрекращающейся эстафете добра.
— А если человек посеял зло? — спросила тогда Руслана, которой исполнилось не более пятнадцати лет на момент разговора, и характер у нее в то время был еще тот.
— Зло тоже растечется по миру. Где-то встретится с добром. Зло на короткой дистанции часто в выигрыше, ибо не ограничено в средствах. А потом добро возьмет верх. Именно поэтому жизнь продолжается.
Тогда было лето, они с дедом сидели на берегу реки Севежи. Он нередко сопровождал внучку верхом, теперь, правда, выходил из своих покоев нечасто.
Севеж впадала в озеро Белое, так названное из-за белой глины, придающей кристально-чистой воде необычный оттенок. Не доезжая до берега несколько сотен шагов, Руслана спрыгнула с лошади и повела ее под уздцы. Той непременно захочется пить, но озерная вода — студеная. Надо, чтоб животное остыло после скачки.
Диана в отдыхе и успокоении не нуждалась, задорно нарезая большие круги по кустам и по траве. Выгнала зайца на дорогу и вполне могла его догнать-схватить, но только гавкнула ему вслед, начисто лишенная охотничьего инстинкта, отчего косой припустил из последних сил и через миг скрылся в зарослях.
Напоив кобылу, Руслана отвела ее от берега и пустила на траву, а сама спустилась к воде по песчаному пляжику. Подходов к озеру было немного, в основном его окружали необычайно живописные утесы и кручи. С одного из них в детстве ныряли, проваливаясь в чернильно-темную глубину, и выплывали на поверхность, чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме — от ужаса и восторга одновременно. Когда мелкая озерная волна лизнула сапоги для верховой езды, наклонилась, зачерпнула горстью и обтерла лицо, прислушиваясь к крикам чаек, плеску воды, шелесту ветра в листве деревьев…
Господи, как здесь хорошо!
Руслану неоднократно пытались перекупить. Намекали работать если не против отца и семьи, то хотя бы сообщать о каких-то безобидных секретиках. Предлагавшие не были на озере Белом, не ощутили единения души, сердца и рутенской природы. Даже самый черствый человек не захотел бы предать Кречет, если здесь — его родина…
Во имя защиты Кречета и княжеских интересов княжна готова на все, в чем честно отдавала себе отчет. Вообще на все. Пусть кто угодно воспринимает ее всего лишь смазливой блондинкой, декоративным украшением княжеского дома, столкнись вплотную — узнает совсем иное!
На следующий день начальник княжеской службы безопасности позвал ее побеседовать с противоположностью — с человеком, лишенным родины начисто. Он утверждал, что понятия не имеет, где родился. Точнее, не уверен, что это ему известно.
Пленник содержался в казарме, а не в камере, скорее — в изолированной комнате, каковых имелось десятка два для новоприбывших без предварительного уведомления. Некоторые люди, питавшиеся слухами о порядках в Кречете, полагали, что связи с этим районом через сеть просто нет, и, не удосужившись даже попытаться обнаружить адрес, ехали наобум — искать лучшей или, по крайней мере, иной жизни. Способных измениться, уйти от тупого потребления, навязанного Глобой и современным обществом, было немного, единицы. Максимум — два-три десятка в месяц, порой меньше дюжины или вообще ни одного. Обычно тащились чудаки со слегка съехавшей крышей или несчастные, ищущие утешения. Радиславичам такие не требовались. Князь считал: перевоспитание в здоровом духе обойдется общине дорого и не всегда даст эффект, предпочтительнее растить детей, от которых после родов отказались матери.
Молодой мужчина, лет 25–30 на вид, точно вышел из младенческого возраста. Судя по картинке, выводимой на монитор, спокойно сидел на койке с закрытыми глазами.
— Госпожа Руслана! Случай неординарный. Князь велел, если ты в Кречете, приглашать беседовать с такими, — сообщил начальник охраны.
— Пока не вижу ничего странного, — хмыкнула Руслана. — Опустился на задницу, смежил веки и смотрит дурацкий сериал. Наверно — скучный, раз неподвижен.
Начальник охраны вздохнул разочаровано. Княжна считалась более проницательной.
— Не знаю, что он смотрит. У него нет чипа. Называет себя ансистом, внесистемным. Причем чип не удален, кожа на затылке чистая.
— При большом желании шрам можно уничтожить полностью, — не сдавалась девушка. — Но только если его специально готовили для засылки к нам. Давай запись допроса. Изучу и поговорю с ним сама.
Мужчина протянул ей протокол, чип с записью и лист анализатора физиологических параметров. Руслана бегло просмотрела. Странно. Ни один показатель не дернулся, выдавая волнение непрошенного гостя. Или он абсолютно владеет своими эмоциями, значит — опасный враг, или свято верит, что говорит правду.
Как была в костюме для верховой езды, Руслана направилась в камеру. Моментально сгруппировалась для защиты, когда мужчина встал при ее появлении.
— Извини, что напугал, — произнес гость, заметив это. — В моем мире принято подниматься, когда женщина входит в комнату, и садиться после нее.
Он был на полголовы выше ростом, крепок, собран. Волосы коротко стрижены и одинаковой длины, словно кто-то обрил парню голову, и она после этого обросла. Серые глаза смотрели вопросительно и немного иронично.
— В твоем мире? Расскажи мне подробнее, — велела княжна.
— Не соблаговолишь ли присесть? — предложил мужчина. — Вон табурет. Меня зовут Максим, кратко — Макс. А ты кто?
— Княжна Руслана Радиславич.
Она опустилась на табуретку, отставив ее как можно дальше. Стриженый ни в малейшей степени не вызывал доверия.
— О, слышал. Даже видел в сети. Единственная и любимая дочь господина Всеслава. Если взять тебя в заложники и приставить нож к горлу, князь запросто заплатит миллиард выкупа.
Никакого поползновения осуществить угрозу он, однако, не предпринял.
— Тебя моментально охрана обезвредит, — ответила княжна.
— Ну, столь серьезные преступления не совершаются без подготовки. Прости за глупую шутку. Я около месяца провел в Тремихе — среди заключенных и охраны. Нахватался дурных замашек. Так что ты хотела узнать?
— Про твой мир.
— Порой мне внушают, что он — всего лишь плод искусственно наложенных воспоминаний, я даже сам сомневаюсь в них, — назвавший себя Максом сидел на своей койке, закинув ногу за ногу и обхватив колено руками. Поза настолько неудобная для нападения, что тревожность, первоначально охватившая Руслану, отошла на второй план. — Он похож на ваш и не похож одновременно. По уровню развития технологий отстает лет на двести, искусственный интеллект не играет столь глобальной роли, как у вас, и людей не чипируют. Больше свободы… Но и больше агрессии, войн, насилия, терроризма. Огромная страна, называющаяся Россией, находится примерно там же, где Рутения, правда, береговые очертания континента отличаются. Население более ста миллионов и быстро сокращается, несмотря на приток мигрантов. Государство много лет ведет военные действия с соседним, оба правительства обвиняют противника во всех смертных грехах, попытки подписать мир проваливаются…
— Это — твоя Родина?
— Нет. Я родился в другой, меньшей стране. В вашей реальности она — часть Рутении, город Полотеск, самый древний в этой части континента, он существует и у нас, только называется Полоцк. Ваша столица Псков — всего лишь областной центр России, а Киев — столица государства, с которым Россия сражается…
— То есть там — все плохо?
— Я бы так не сказал. Люди устремлены в будущее гораздо в большей степени. Мечтают об освоении космоса, готовят пилотируемый полет на соседнюю планету, на Луне уже побывали, намерены строить там постоянные базы. Вы освоили Луну, получив шикарный плацдарм для прыжка к другим планетам Солнечной системы и для запуска беспилотных станций к ближайшим звездам, но никуда так и не полетели. Вам — все равно. Не тебе лично, а тем, кто смотрит видео из бездонных каналов Глобы, глушит грусть легкими психотропами и занимается сексом только для удовольствия, но не создания семьи. И вот я, сбежав из Тремихи, услышал, что совсем недалеко есть целый район, большая община, где пытаются бороться с угасанием интереса ко всему, что чуть далее вытянутой руки. Где теплится настоящая жизнь. Подумал: вот мой шанс.
— Но почему не связался через сеть? Раз подвизался ломщиком у внесистемных, имел доступ к цифровым машинам?
— Смеешься? Или не понимаешь принципов их работы. Любая активность в локальной сети, соединенной с мировой, запросто отслеживается. Если бы я попытался договориться с вами о встрече, главарь ломщиков, его зовут Поц, наглухо заблокировал бы мне выход из подземелья. А так я ушел от них при первой возможности, узнав о вас. Не мог оплатить билет на э-бас без чипа, шел пешком, ночевал в брошенных домах, в попадавшихся по дороге деревнях их много. Продукты кончились, а здесь хотя бы накормили. Могу расплатиться с субсчета, если дашь мне доступ к машине, связанной с мировой сетью. Собственно, все, конец моей истории.
— И на что ты здесь рассчитывал?
— Узнал, что в Кречете есть мощная локальная сеть, электрически не соединенная с мировой. Значит, нужны специалисты по обслуживанию.