Лариса уже было расплылась в смущенной улыбке, но Юргис, оказывается, только начал развивать мысль.
– Вот я, на самом деле, тоже люблю детей и даже был бы не против сидеть с ними дома. Ведь некоторым женщинам нравится делать карьеру. Моя жена пропадала бы целыми днями на любимой работе, а я… а я возился бы с домашними делами, ходил бы с детьми по музеям, мы бы вместе пекли пряничных человечков для мамы. Что скажешь, Миша? – Он потрепал волосы мальчика, терпеливо ждавшего своей очереди на раскраску. – Папа с тобой пек когда-нибудь пряничных человечков?
– Пфф, – фыркнула Лариса. – Ты мне тут гендерные роли не путай! Кирилл замечательный отец. И он уже начал учить Мишу играть на гитаре! – Быстро собрав кисточки и краски, она увела будущего Леонардо в сад.
Юргис остался один. Теперь, когда остальные гости вышли на патио, он снова мог разобрать, о чем продолжали беседовать Сильвия и Фей Фей. Речь шла о каком-то попугае. О том, как его оставили в клетке на мосту. Вернулись к этому чистюле Андреа. Жили с ним еще целый год, а потом поняли, что не могут простить ему случая с птицей, и развелись. Теперь живут неподалеку от мистера Ч., но думают переезжать на новую квартиру, где можно будет наконец завести собаку. Ищут, с кем эту квартиру снимать, потому что денег хватает только на половину этого зарождающегося приюта для бездомных животных. Юргис, которому Сильвия с самого начала понравилась (несмотря на отсутствие у нее карьерных амбиций), открыл было рот предложить Сильвии свою кандидатуру, но Фей Фей его опередила.
– Давай снимать квартиру вместе, заодно я смогу завести попугайчика, мне давно хотелось, а после твоего рассказа захотелось еще больше! – воскликнула она.
– Давай! – радостно согласилась Сильвия. – Только одно условие – никаких попугайчиков. Рана еще слишком свежа, и потом, я на примере Полли поняла, что птицам не место в маленьких клетках!
– Ладно, договорились, – сказала Фей Фей.
И две новоиспеченные подруги впервые за время, проведенное у хлебосольного мистера Ч., замолчали.
– А знаешь… – прервала через пару минут вполне умиротворенную, пронизанную летним теплом и запахом жаровни тишину Сильвия.
– Что? – лениво спросила Фей Фей, крутя между пальцами ножку винного бокала. Она уже совсем разомлела и положила локоть на стол, а голову на локоть.
– Скоро в Лондон после Брекзита57 хлынут люди из Гонконга. Смотри, я только что в новостях прочитала. «Boris Johnson says three million Hong Kongers can come to the UK».58 Можно будет плюнуть на «Хиндж» и встречаться с твоими соотечественниками просто так, сталкиваясь с ними в прямом смысле этого слова на улице, в метро, в магазине!
– You are fucking racist, you know that?59 – отозвалась пьяная Фей Фей, но без злобы в голосе.
– You better get used to that, puta!60 – парировала не менее добродушно Сильвия.
Юргис испугался, что сейчас застанет первую в своей жизни женскую драку, но вместо того, чтобы плеснуть друг другу в лицо вином, девушки чокнулись, рассмеялись, будто им рассказали смешнейший анекдот, и вышли в сад полуобнявшись.
Юргис встал и встретился глазами с загадочно улыбавшимся со стены Шекспиром. Поэт словно одобрительно посмеивался над разыгравшейся перед ним сценой.
– Я точно чего-то не понимаю в этой жизни, – пробормотал Юргис и тихо покинул дом мистера Ч.
Вернее, дом загадочной женщины по имени Лилит.
Глава 6
Глава 6Калавера61
А Лилит тем временем была влюблена. Пока ошеломленный женской перепалкой Юргис покидал ее дом, она стояла на платформе наземной станции метро и виновато наслаждалась вечерним августовским солнцем. Чувство вины, с горечью усмехнулась она про себя, произрастало отнюдь не из мыслей о нарушении брачного обета (воспоминание о далеком – двадцать лет вместе – дне свадьбы рождало теперь одну досаду на напившихся тогда родственников). Нет, чувство вины невольно вызывал образ несчастной суицидницы, маячивший перед глазами. Пока гости наслаждались в доме Лилит салатом и сосисками, она провела четыре часа в компании потрясенной подруги в тщетных попытках убедить ее, что с семьей душевнобольной (в этом Лилит не сомневалась) соседки будет всё нормально.
Если бы не суицидница, у Лилит в планах была пара бокалов вина в компании подруги-учительницы и азартное обсуждение предстоящего свидания с любовником. Любовником он, собственно, еще не стал. Лилиана видела его только на фотографии и как раз собиралась в день барбекю улизнуть на первое свидание. Ничего не зная об этом человеке, она уже успела влюбиться – в саму идею предстоящего знакомства. Суицидница же уродливо вторглась в ее мечты о внезапной перемене жизни к лучшему. Нет, Лилит не была бессердечным чудовищем и в глубине души жалела Агнешку. До какой степени человек должен исстрадаться, чтобы решиться на такое? Но ее, Лилит, жизнь продолжалась, и до конца отпуска оставалось три недели. Заводить любовника надо было сейчас – несмотря ни на какие самоубийства и другие отчаянные поступки окружающих – или никогда. Потом, в сентябре, снова начнутся занятия, проверка домашних заданий, родительские собрания, повышение квалификации. Будет уже не до любви.
И вот Лилит надеялась красиво посидеть у той из своих многочисленных подруг, что не была обременена ни детьми, ни общительным мужем, созывающим половину спортивного зала к себе на барбекю, и обсудить его – еще не испорченный реальностью образ, таинственную фигуру английского мужчины. Национальность была единственным известным Лилит фактом. Да, и еще он был женат, но об этом позже, а лучше вообще никогда. Лилит нашла его на сайте знакомств для людей, состоящих в браке. Нет, не на Ashley Madison, на менее известном. Люди прятались там за стереотипными аватарками. Мужчины – за картинками накачанных торсов или маскулинных солнцезащитных очков в стиле «авиатор». Женщины… Как зарегистрировавшаяся на сайте пользовательница, Лилит не знала, какие аватарки предпочитали представительницы ее пола. Сама она выбрала самую целомудренную из готовых картинок – ярко-красные, покрытые инеем губы, целующие припорошенную тем же инеем клубнику.
Когда переписка с потенциальными партнерами завязалась, один отшитый за грубость остряк в отместку написал Лилит, что на ее губах (этот болван верил, что на аватарке ее собственные губы!) не иней, а обыкновенный сахар, ловко сфотографированный. Надеясь отвлечь подругу этими перипетиями, Лилит отправилась к ней пешком (благо та жила недалеко), но, подходя к ее дому, поняла, что с фривольными анекдотами придется подождать. У подъезда еще стояли машины полиции и скорой помощи, а из дверей («Вовремя я, конечно, подошла», – подумала Лилит) выносили на носилках тело в черном мешке. Она прокралась мимо полицейских и зевак и постучалась в знакомую дверь.
Разговор с подругой не клеился: обеим было не по себе. Лилит, знавшая Агнешку только по обрывочным рассказам, мысленно пожелала усопшей найти покой – и любовь – в лучшем мире. Ну а мы, грешные, еще поваландаемся здесь, на нашей горемычной Земле. Рассудив так, Лилит предложила заглушить мысли о смерти испытанным средством – сотым просмотром сериала «Друзья»62, после чего, как известно, жить становится если не легче, то чуточку веселее.
Пока подруга нервно потягивала красное под эпизод о свадьбе Росса, Лилит задумалась, стоит ли ей вообще ехать на это свидание, грозившее разрушить скучный, но такой безвинный status quo в ее жизни. Все-таки она уже не девочка, как эти энергично жестикулирующие актеры на экране. У нее c мистером Ч. сын восемнадцати лет, учится, кстати, в Америке, в коммьюнити-колледже63 на юриста. Грозится бросить и стать кинологом. Та еще головная боль.
Лилит любила собак, но еще больше любила помечтать о карьере сына – о будущем успешного адвоката, и почему-то непременно в Чикаго. Она звонила ему, умоляла не сдаваться. Мистер Ч. вырывал у нее телефон и рычал в трубку: «Бросишь колледж, я тебя собственноручно в клочья изорву, тварь неблагодарная, всю жизнь на твое образование горбатились, ребенка второго решили не заводить, чтобы на элитную школу тебе денег хватило, мать после работы до сих пор частным репетитором подрабатывает, а тебе насрать!»
Иной раз во время этого трансатлантического ора Лилит молилась, чтобы в мозгу у нее что-нибудь лопнуло и она умерла на месте. Совершенно по-детски она представляла себе сценарий «Когда я умру…»: все осознают, как им будет ее не хватать, сын на могиле матери со слезами обещает доучиться, мистер Ч. обнимает его и шепчет: «Сын, ты только живи!» Но всё это были мысли о смерти понарошку, а здесь мать двоих детей умерла по-настоящему, необратимо, и хотя Лилит с ней лично не была знакома, ей захотелось повернуть время вспять, остановить ее, сказать, что выход есть. Что можно запить, уйти в разгул, уехать в глушь, уволиться, улететь к маме – но продолжать жить! Потому что пока живешь, еще есть надежда. На то, что пронесет, уляжется, отпустит. На худой конец, притерпится. Буря сомнений – в себе, в людях, в устройстве этого мира – пройдет, и небо просветлеет. А там, глядишь, снова вылезет, как лондонская улитка после дождя, любовь.
Из окна квартиры Лилит видела, как уехала последняя полицейская машина и любопытные соседи начали расходиться. Ей самой было пора на встречу (в глубине души она сомневалась, что можно назвать свиданием встречу двух прелюбодеев, пусть и решились они на это из-за неоднократно упоминавшегося в переписке чувства недолюбленности и горького одиночества). Надо было краситься, укладывать волосы щипцами, создающими эффект «голливудской волны». Мысль на минуту полетела вслед за машиной скорой помощи. Куда ее увезли? В морг? Устанавливать, правда ли это самоубийство? Судебно-медицинская экспертиза. Будет лежать где-нибудь голая, с биркой на лодыжке. А потом Агнешку, жену, мать, зашьют, загримируют и закопают в землю… По мне, лучше остаться лежать замороженной. Криоконсервация – так, кажется, это называют. Охлаждение до минус 200 градусов, с надеждой на воскрешение в более продвинутом по медицинской части будущем. Если не оживить, то хоть разок взглянуть на человека можно будет. Внукам, правнукам. Но это, наверное, дорого.