Франческа присела на корточки поговорить с раскрасневшимся мальчиком, который к тому моменту уже почти не стоял на ногах, а, упираясь, висел на ее руке. Александр (не Саша, не Алекс – его родители настаивали на том, чтобы его звали полным именем) был сыном богатого английского бизнесмена и красавицы украинки. Его капризы давно никого не удивляли, да и сам он начал понемногу менять поведение к лучшему, осознав, что в детсаду, в отличие от дома, он далеко не пуп земли.
Но в то утро ситуация немного вышла из-под контроля. Александр отказался снять маску Человека-паука, так полюбившуюся ему за время празднования Хэллоуина. Франческа, на чьем уроке Александр должен был присутствовать после завтрака, взялась отобрать маску у мальчика. «Правила должны быть одинаковыми для всех!» – воскликнула она и повела оторопевшего от слова «нет» Александра в младшую комнату разбираться. Разобраться в общем шуме у нее не получилось, и она вывела Александра в коридор, а оттуда в туалет, отделенный от коридора пластиковой занавеской. Фей Фей в это время проходила мимо на кухню и хорошо слышала, как Франческа урезонивает малыша. Не повышая голоса, француженка рассказывала ему о том, как другие дети обижаются и пугаются, если их друг начинает ходить в маске, да еще такой страшной, с прорезями для глаз и дыркой для рта. «Ведь они не знают, что это Александр, не видят ни его глазок, ни его кудряшек!» – приговаривала Франческа. «Вот коза! – подумала Фей Фей. – А сама потом рассуждает о том, какой этот Александр гадкий, избалованный ребенок». Она вернулась в класс, оставив мальчика наедине с француженкой.
Наедине! Вдруг Фей Фей осенило. Сейчас или никогда! Это был ее единственный шанс снова стать гордостью Тиффани – лицом детсада «Новый мир» и, может быть, даже вторым помощником менеджера! Никаких больше шоу с обручами: только умиротворяющие уроки китайского, наиболее распространенного языка в мире!
Отпросившись в туалет у старшей по комнате, она постучалась в офис Тиффани. Занавеска, скрывавшая туалет, была отдернута: Франчески и Александра уже не было там: мальчик, по-видимому, успел успокоиться и вернуться в класс. Но всё равно, с детьми нельзя оставаться наедине, это правило знает каждый учитель. Войдя в роль обеспокоенной коллеги, Фей Фей шагнула в офис и плотно закрыла за собой дверь.
Разговор с Тиффани не занял и пяти минут. Ей понадобилось лишь произнести слова «Защита прав ребенка» и «Что подумают о нас в УПСО8?», как Тиффани побледнела и пошла звать свою помощницу для консилиума. Вдвоем они подробно расспросили Фей Фей о том, что именно она видела; Фей Фей с видимым сожалением рассказала, что Александр упирался, не хотел никуда идти, и что Франческа буквально выволокла его в туалет. Кричала ли она на него? Нет, не кричала. Говорила ли она ему слова, унижающие достоинство ребенка? Нет, не говорила. А где сейчас Александр? Втроем они вышли из офиса и подошли к двери в комнату старших. Через окошки в дверях было видно, как Александр спокойно играет на ковре с другими детьми. Следов стресса на его недавно залитом слезами лице видно не было.
– Но вдруг он расскажет матери о том, как мисс Франческа отвела его в туалет? – заметила Фей Фей.
Тиффани посмотрела на помощницу.
– А что если кто-то из воспитательниц напишет анонимный донос? – спросила та, глядя на Фей Фей в упор.
Фей Фей потупила глаза и прошептала:
– Я даже не знаю, что сказать, я за детсад волнуюсь, а вы…
– Ну ладно, ладно, – поспешила сгладить углы Тиффани. – Здесь, к сожалению, ничего не поделаешь, придется Франческу отстранить от должности незамедлительно, так гласят правила УПСО. Фей Фей, вы можете вернуться в класс. Эмили, попросите Франческу зайти ко мне в офис.
Через десять минут Фей Фей видела, как заплаканная Франческа прошла через младшую комнату в учительскую раздевалку, вышла оттуда в пальто и со своими вещами и, не попрощавшись ни с кем, покинула детсад, как Фей Фей и рассчитывала, навсегда. С правилами обращения с детьми в образовательных учреждениях не шутят.
На следующий день на планерке Тиффани напомнила о важности этих правил, особенно о запрете насильно вести детей за руку куда бы то ни было, если только речь не идет о жизни и смерти, как, например, во время прогулки вдоль проезжей части. Несколько воспитательниц попытались заступиться за Франческу, начали вспоминать, как дети любили ее уроки и как быстро успокаивались после разговора с ней, но Тиффани прервала их на полуслове, строжайше запретив какие-либо увещевательные разговоры с детьми в туалете, даже если разговоры за туалетной занавеской не подходят под категорию «наедине».
Строго говоря, не подходят, но в УПСО не будут разбираться про «строго» и «нестрого»: просто придут с инспекцией, а зачем нам это нужно, рассуждала потом Тиффани в разговоре с матерью. «Ты все правильно сделала, дорогая, – успокаивала ее миссис Томпсон. – От этих французов всего можно ожидать. И потом, я слышала, что в детсадах сейчас растет мода на арабский язык. Попробуй найти кого-нибудь преподавать малышам арабский на несколько часов – от клиентов не будет отбоя».
А Фей Фей в тот вечер гордо рассказывала родителям о том, как ее вот-вот сделают помощницей менеджера, а там и до старшей воспитательницы – рукой подать. В тот же вечер, засыпая, она вдруг вспомнила о брате – в первый раз за день – и ужаснулась, а потом стыдливо обрадовалась: значило ли это, что его призрак отпускал (или покидал?) ее? Она не знала, радоваться ли этой свободе или жалеть о том, что брат начал уходить в прошлое. Радоваться – решила она в итоге: давно пора было перевернуть страницу. Нельзя же всё время жить в чьей-то тени.
В декабре того же года «Новый мир» стал первым детсадом на западе Лондона с уроками на арабском языке. Новая учительница, мисс Амна, родом из Саудовской Аравии, выиграла лондонский конкурс на звание лучшего учителя иностранных языков, и уже в январе ее назначили старшей воспитательницей в комнате для малышей. Фей Фей, не выдержав конкуренции с энергичной арабкой, вернулась работать обратно в «Теско». О Франческе ничего не было известно, но спустя несколько лет Тиффани совершенно случайно увидела ее сидящей с сигаретой в зубах за столиком шумного кафе в центре Амстердама. На Франческе были всё те же пестрые лосины, но на месте бело-черных волос красовались голубые войлочные дреды, усеянные бусинами.
Глава 3
Глава 3Агнешка
Sheldon Cooper: The ice caps are melting, Leonard.
In the future, swimming isn’t going to be optional.
Агнешка начала панически бояться конца света.
Сцены всемирного потопа из голливудских фильмов об апокалипсисе, кадры реальных тайфунов и цунами, которыми пестрели новости, снимки дымящих день и ночь заводов и теплостанций – все эти образы, от которых раньше она почему-то могла отмахнуться, теперь толпились у нее в голове (особенно когда пыталась заснуть) и, подбираясь к самому горлу, душили, душили, душили.
От мыслей о постоянно, непрерывно, кубометрами льющемся в атмосферу углекислом газе спирало легкие и начинался приступ паники. Агнешка зажмуривала глаза крепче, сглатывала, переворачивалась на другой бок, пытаясь мысленно сосредоточиться на предметах, ее (она точно это знала!) окружавших. Прикроватная тумбочка, на ней фотография мамы, блокнот и крем для рук, дальше, вдоль окна, плотно задернутые тяжелые шторы. На минуту в голове наступала темнота, можно было вдохнуть, но уже на новом выдохе снова начинало крутиться: блокнот из бумаги – вырубили для него, наверное, где-то в Сибири ель, повалили, а рядом еще и еще, и вот уже уничтожен девственный лес.
За окном (сердце успело екнуть, когда задергивала шторы) гнулись от ветра верхушки деревьев и хлестал дождь – еще один знак, что всё, приехали, господа-людишки, готовьте ковчеги, а дальше по известному сценарию, только на этот раз, скорее всего, никому не спастись на горе Арарат.
«Я схожу с ума», – подумала Агнешка. Жизнь перестала быть беспечной, как раньше. Бывало, мечтаешь об отпуске, одна радость и предвкушение моря и солнца на уме. А теперь? Подумаешь о рейсе «Лондон – Венеция» (под Венецией жила сестра Агнешки, вышедшая замуж за итальянца) – вместо радости от смены обстановки камнем ложится на душу чувство вины за выбросы из самолетных турбин. Вместо оптимизма по поводу того, что в Венеции стало гораздо приятнее после чистки каналов, вспоминаются заголовки о самом сильном в истории города наводнении. А что делать, попыталась успокоить себя Агнешка, в очередной раз ткнув пальцем в телефон и убедившись, что времени для сна остается все меньше, не летать? Вообще не путешествовать? Пересесть с самолетов на автомобиль? Но он тоже сжигает это проклятое топливо. Ну почему я не родилась (Агнешка в очередной раз перевернулась и уткнулась коленками в обтянутый кальсонами зад мужа, разумеется, спавшего как младенец) в девятнадцатом веке? Все спокойно копали уголь, топили, дымили, надеялись когда-нибудь оторваться от земли. Единственной проблемой были нищие сироты… Агнешка мысленно перенеслась в викторианский Лондон (она в детстве перечитала всего Диккенса, какого только смогла найти на польском, и до сих пор любила Лондон за его вымышленных жителей). Но тут ей вспомнились спермацетовые свечи, из-за которых истребляли китов в то время. Видела эти куски пожелтевшего жира, когда гуляла с детьми по музею викторианского быта.
– Ммхх, – простонала Агнешка в подушку.
Она встала с кровати, ощупью прошла к двери и при свете телефона спустилась на первый этаж.
У нее и раньше случались такие приступы. Обычно – когда она очень уставала и мозг начинало заклинивать от потока негативных новостей. Но раньше ей как-то удавалось себя успокоить, перевести мысли на что-то хорошее или, наоборот, страшное и касающееся непосредственно ее, Агнешки. Как-то раз выручила мысль о том, что ей грозит наследственный рак груди, но в тот вечер паника по поводу глобального потепления сменилась такой паникой по поводу онкологии, что от безысходности Агнешка натянула посреди ночи резиновые сапоги на босу ногу и в одной куртке поверх ночнушки отправилась гулять по пустынным улицам. И только когда за обнаженный низ цапнула реальная угроза подхватить цистит, Агнешка вернулась в дом. Муж, разумеется, спал и даже не заметил ее отсутствия.