На этот раз погулять и замерзнуть не получится: ливень еще не стих. Агнешка выпила воды на кухне и вернулась на второй этаж. Даже после часа усердной работы семейный бойлер (Агнешка скрепя сердце пыталась не думать о клубах пара, вылетавшего из ее – личной! – трубы в атмосферу) не прогрел дом как следует, а мысль о подтопке была сейчас равносильна коту вблизи аллергика: стоит только подпустить к себе – и всё, как говорят англичане, арест дыхательных путей.
Агнешка изможденно плюхнулась в эргономичное кресло в крошечном семейном кабинете и зажгла настольную лампу. Мысленно сплюнув, снова встала, спустилась вниз, на этот раз в гостиную, за пледом, вернулась, обмоталась, как рулет с маком, в несколько витков, и снова плюхнулась.
– Будем рассуждать логически, – прошептала она вслух, покусывая край пледа. – Что спровоцировало настолько мощный приступ паники на этот раз?
Для начала последние несколько месяцев психику долбили репортажи о пожарах в Австралии. Агнешка уже начала пролистывать видео с обожженными коалами не глядя: сердце не выдерживало. Далее в National Geographic заявили, что за несколько недель пожары выпустили в атмосферу треть объема CO2, производимого на Земле за год. «Я обогреватель боюсь лишний раз включить», – подумала Агнешка, прочитав заголовок, и хлоп – сразу треть объема! Потом пошли «ягодки». Снега в Лондоне и так толком не выпадало, пока Агнешка жила здесь (а это почти десять лет), а тут во всей Европе зима оказалась рекордно теплой. Даже варшавские родичи провели Рождество без снега.
А на днях она повела детей в школу рано утром и ахнула: на лондонских улицах февраль, а в лицо дул просто какой-то майский ветерок, пробудивший вдобавок пчел: последние, словно пьяные, с трудом летали промеж раньше срока распустившихся цветков вишни. Некоторые пчелы, проснувшись, замерзали на обманчивом солнце, и одну такую обессилевшую и валявшуюся на тротуаре особь дети упросили Агнешку подобрать и спасти. «Ей надо дать воды с медом!» – повторяли они услышанное когда-то в зоопарке, в павильоне чешуекрылых.
Агнешка сжалилась и отнесла пчелу домой. Пчела подергивала одной лапкой, но не ползала, а валилась на спину, на сложенные крылья. Агнешка тщетно потыкала в нее веточкой вишни, в итоге подвинула пчелу к стенке пластикового контейнера, чтобы не заваливалась, и, проделав в крышке несколько отверстий, поставила бедное насекомое в прохладный коридор. Когда дети вернулись из школы, пчела уже не дергалась, а лежала безжизненно. «Может, она впала в спячку», – попыталась успокоить детей Агнешка, но сил уже не было, и она уговорила их вытряхнуть содержимое коробки под кусты, в прошлогодние листья.
«Это пчела меня добила!» – осенило Агнешку.
«Пчела. А может быть, шмель», – лениво пронеслось в начинавшей, наконец, засыпать голове. Шмель – это тоже пчела, вспомнилось из школьной биологии. Шмель по латыни bombus, запомнила она, потому что в их школе в Варшаве так прозвали коротенького и упитанного учителя биологии. Агнешка уставилась в спящий экран компьютера, черневший перед ней на столе. Через экран можно было дотянуться и до Варшавы, и до всего остального мира. До полей, на которых гибли пчелы от пестицидов. Даже в сонном состоянии Агнешка умудрилась сконцентрироваться на самом удручающем. И мысль снова полетела…
Пчел, конечно, было жалко. Они погибали и от пестицидов, и от перемены климата. Но что же теперь? Не использовать пестициды? Агнешка вспомнила, как несколько лет назад в Польше началась шумиха по поводу постановления Евросоюза о запрете пестицидов-неоникотиноидов. Все испугались, что это отрицательно скажется на сельском хозяйстве. Польша потеряет тысячи рабочих мест! Увеличатся площади полей, а с ними и выбросы парникового газа! Конечно, потом выяснилось, что ученых, кричавших караул, спонсировали производители тех самых пестицидов, но проблема осталась: меньше пестицидов – меньше урожая. Агнешка уже и так поддалась аргументам британской прессы и перестала бояться ГМО (в Польше их запретили в 2015 году). Муж еще шутил: мол, сами ГМО-кукурузу не выращиваем, а как ввозить ее из-за океана и скармливать польским коровам – это пожалуйста. «Марек, перестань! – попросила она тогда. – Я уже не знаю, кому верить и что делать».
Тут у Агнешки зачесался нос: пришлось выпростать руку из-под пледа и почесаться. Мысль тем временем отцепилась от пчел. Холодно, и уже можно ложиться обратно в постель. С такими холодными ногами о глобальном потеплении точно думать не придется. Агнешка просеменила в спальню и, перелезая через мужа (пробираться в темноте к своей стороне кровати было лень), подумала в адрес спящего тела: «Везет же некоторым!» Человеческое тепло, окутавшее ее под одеялом, расслабило, растопило, как масло, – и она наконец заснула.
* * *
Следующие несколько дней мысли о надвигающейся экологической катастрофе Агнешку не истязали: отвлекли проблемы на работе. Она так и сказала мужу, когда Марек, обеспокоенный ее раздражительностью, спросил, в чем дело: «Проблемы на работе».
Как только Агнешка произнесла эти слова, она поняла, что сейчас муж будет смеяться. Ну конечно, какие у нее могут быть проблемы? Пылесос сломался? Или накопилось слишком много пыли под кроватями? И на какой такой «работе»? Работа – это у Марека, он комендант в многоквартирном доме. Хотя его работа состоит в получении посылок, проверке шлагбаумов на парковке и инспекции ковровых покрытий в коридорах, Марек носит костюм и галстук и злоупотребляет машиной Nespresso в комнате коменданта. Он получает зарплату, у него будет пенсия (впрочем, с выходом Великобритании из Евросоюза еще не совсем ясно какая), ему оплачивают отпуск. Агнешка работает уборщицей и получает деньги от клиентов в конверте или просто так, голыми купюрами, новыми, сделанными из полимера. Интересно, они вообще разлагаются? И почему он не смеется?
Агнешка очнулась и сфокусировала взгляд на Мареке, который всё еще стоял перед ней и почему-то не смеялся над ее «работой», как бывало обычно. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут к нему подбежал младший сын с вопросом, и он отвлекся. Агнешка продолжила мыть посуду.
Агнешка окончила педагогический факультет Варшавского университета, но пока искала работу учительницы, познакомилась с Мареком, который как раз собирался на заработки в Англию. «Поедем вместе, будешь работать учительницей в Лондоне, ну или няней на худой конец». Учительницей, понятное дело, устроиться не получилось, с польским-то дипломом преподавательницы английского языка. Няню все хотели с опытом и рекомендациями, сертификатами об окончании курсов первой помощи, да еще и с проживанием чаще всего, поэтому этот вариант тоже отпал. А вот работы уборщицей в богатых домах оказалось навалом.
«Заработки» превратились в ПМЖ и двух детей, уже болтавших по-английски без акцента. Денег хватало: Агнешка брала за услуги пятнадцать, а то и двадцать фунтов в час, и обитатели белых особняков в престижном районе Челси (куда Агнешка добиралась из дома на автобусе, а потом на электричке и метро, но не суть) с радостью платили, лишь бы им не портили антикварную мебель и не чистили гранит на кухне хлоркой для туалета. Агнешку поначалу поразило количество трагических историй, которыми делились с ней сперва в форме предостережения, а потом уже просто в качестве вежливой болтовни скучающие домохозяйки. «Там же написано на бутылке: не применять на пористых поверхностях!» – привилегированные дамы, охая, тыкали пальцами в поврежденные столешницы, и Агнешка закатывала глаза за компанию. «Не волнуйтесь, – успокаивала Агнешка, – всё помою как положено, а шторы ваши надо сдать в химчистку, я знаю хорошее место».
«Вам бы не уборщицей работать, а клининговой фирмой руководить», – говорили ей не раз благодарные фифы. Агнешка презрительно (фифы думали: стеснительно) улыбалась.
Всякое бывало, конечно. Некоторые иной раз жаловались и на ее услуги: мраморные стены, если присмотреться под углом, по-прежнему в разводах, или с каскадных люстр в проеме витых лестниц не стерта полностью пыль. На такие замечания Агнешка не обижалась, а извинялась спокойно и исправляла ситуацию. И тут вдруг скандал из-за такой мелочи! После бессонной ночи, проведенной в переживаниях о пчелах и всемирном потопе, Агнешка шла к дому клиентов, владельцев самой большой каскадной люстры во всем Челси. Клиенты, русские олигархи, были не сахар, но улица их была хороша: в начале ее когда-то жил сам Брэм Стокер, о чем свидетельствовала мемориальная табличка на белой стене, заросшей типичной для Челси темно-фиолетовой глицинией. Проходя мимо «дома Дракулы» (так окрестила его Агнешка), она сделала мысленный реверанс в его сторону и начала вспоминать самые кровавые сцены из современных экранизаций, одновременно воображая себя в платье с кринолином, лежащей с прокушенным горлом на винтовой лестнице.
Она не заметила, как дошла до дома клиентов. Дверь открыла их няня, молодая англичанка. Агнешка, уже переварившая весь юмор ситуации (она, учительница английского, работает уборщицей, в то время как англичанка с дипломом психолога нянчит русских детей), поздоровалась и приступила к своим обязанностям. Убравшись, она вспомнила, что экономка (тоже англичанка, но пожилая) попросила ее проверять запасы скрученных в трубочку махровых полотенец в парадном туалете: они лежали в плетеной корзинке рядом с раковиной. «Корзинка должна оставаться полной», – объяснила экономка и на всякий случай (словно Агнешка не понимала по-английски) покачала ладонью у края корзинки.
– Окей? – спросила она, поднимая большой палец.
– Yes, I understand10, – ответила Агнешка и мысленно добавила: «Bitch»11.
У многих ее клиентов были такие корзинки. Вытер один раз руки – и бросил в стирку. О вытирании рук одним и тем же полотенцем не могло быть и речи. Некоторые клиенты пользовались бумажными полотенцами премиум-класса из какой-то там вспененной целлюлозы для имитации эффекта хлопка, но уж лучше обычные, хлопковые, думала Агнешка: хотя бы деревья не надо вырубать.