Лондон. Полная история города — страница 10 из 45

[47].

Ричард Глостерский начал с того, что отложил коронацию племянника на полтора месяца, перенеся ее с 4 мая на 25 июня 1483 года. В ожидании коронации Эдуард находился в Тауэре, куда 16 июня также был помещен его десятилетний младший брат Ричард.

25 июня вместо коронации Эдуарда имело место обращение высшей знати к Ричарду с просьбой занять трон в качестве «единственного законного наследника». Как такое могло произойти при наличии двух живых сыновей покойного короля? Как и всегда — при помощи банального крючкотворства. Брак Эдуарда IV с Елизаветой Вудвилл, матерью обоих принцев, объявили недействительным на том основании, что прежде Эдвард заключил брачный контракт с другой женщиной, леди Элеонорой Тальбот. Об этом стало известно со слов епископа Стиллингтона, бывшего свидетелем на их помолвке, который был напрямую заинтересован в том, чтобы его племянники оказались незаконнорожденными. Заключение контракта — это не заключение брака, так что незаконнорожденность принцев пришлось впоследствии подтверждать отдельным парламентским актом. Впрочем, Ричард короновался как Ричард III 6 июля 1483 года, за полгода до принятия парламентом акта, известного под названием «Титул короля» (Titulus Regius).


Джон Эверетт Милле. Прицы в Тауэре. 1878


Что же касается принцев Эдуарда и Ричарда, то с июля 1483 года их больше никто не видел. Нет сомнений в том, что они были тайно убиты. В 1647 году во время ремонтных работ в Белой башне были найдены два маленьких человеческих скелета, которые сочли останками принцев и захоронили в Вестминстерском аббатстве, поскольку теперь они считались законнорожденными — после гибели Ричарда III историю с брачным контрактом Эдуарда IV с Элеонорой Тальбот объявили выдумкой короля-узурпатора. В 1933 году останки были извлечены и исследованы. Возрастное соответствие костей было подтверждено, но больше ничего установить не удалось. В наше генетически продвинутое время возможности науки позволяют делать более точные выводы, но для этого нужно получить разрешение на повторную эксгумацию останков, а это не так-то просто. Официальная позиция королевского двора такова — зачем тревожить покой умерших? ДНК-анализ может определить только принадлежность костей, но он не прольет свет на самое важное — на обстоятельства смерти принцев. Версий по этому поводу существует великое множество. Шекспир в пьесе «Ричард III» приводит ставшую благодаря ему самой распространенной версию.


Неизвестный художник. Портрет Эдуарда IV. XV век


Неизвестный художник. Портрет Ричарда III. XV век

«ТИРРЕЛ. Джемс Тиррел и слуга покорный ваш.

КОРОЛЬ РИЧАРД. Покорный ли?

ТИРРЕЛ. Милорд, вы испытайте.

КОРОЛЬ РИЧАРД. Решишься друга моего убить?

ТИРРЕЛ. Готов, милорд; но предпочел бы двух врагов убить.

КОРОЛЬ РИЧАРД. Ну, ладно. Есть два кровные врага, враги покоя и помеха сну. Я на руки сдаю тебе их, Тиррел, ублюдков тех, что в Тауэре сидят.

ТИРРЕЛ. Велите только доступ к ним мне дать, и я от страха вас освобожу.

КОРОЛЬ РИЧАРД. Как музыка — слова твои! Стань ближе. Вот пропуск; подойди и дай мне ухо (шепчет ему на ухо). Ну, вот и все. Скажи, что все готово, я полюблю и отличу тебя.

ТИРРЕЛ. Все сделано, милорд.

КОРОЛЬ РИЧАРД. Услышим ли мы, Тиррел, о тебе еще до сна?

ТИРРЕЛ. Услышите, милорд»[48].

Впрочем, первым сэра Джеймса Тиррела назвал убийцей принцев Томас Мор[49] в своей «Истории короля Ричарда III». Шекспир лишь следовал авторитетному источнику.

В 1485 году, после гибели Ричарда III в битве при Босворте[50], английский трон достался дальнему родственнику Ланкастеров Генриху Тюдору, ставшему королем Генрихом VII.

С исчезновением двух принцев пресеклась Йоркская линия Плантагенетов на английском троне. С формальной точки зрения все короли Англии и Великобритании, начиная с Ричарда III, являются узурпаторами, но на это обстоятельство принято не обращать внимания. «Неважно кто восседает на папском престоле, важно, чтобы престол не пустовал», — сказал кардинал Гвидо Бентивольо д’Арагона[51]. То, что сказано о папском престоле, можно отнести и к английскому.

«Книга страшного суда»

Начнем с хорошей новости — Лондон не попал в «Книгу Страшного суда», но значение этого документа для английского общества было настолько велико, что мы не вправе обходить «Книгу» молчанием.

У англов и саксов преобладали общественные отношения — земля находилась в общественной собственности, а основную массу населения составляли свободные общинники-крестьяне, называемые «герлами». Герлы изначально владели наделами-гайдами, размер которых равнялся ста двадцати акрам или сорока восьми с половиной. Эрлы были наиболее влиятельными (и богатыми) членами общины, которые отвечали перед королем за порядок в их землях, а также за выставление определенного количества воинов. Со временем многие бедняки разорялись, а их наделы переходили в собственность богачей и обрабатывались на условиях аренды. Таким образом, одни члены общины становились зависимыми от других, но полноценных феодальных отношений, при которых сюзерен предоставлял земли своим вассалам в качестве вознаграждения за военную службу, в старой доброй Англии не было.

Нормандское завоевание привело к интенсивной феодализации английского общества. Вильгельм конфисковал земельные владения у нелояльной англосаксонской знати и распределил их между норманнами и лояльными эрлами. Себя он объявил верховным собственником земли, которая отныне предоставлялась подданным в обмен на службу. При этом король благоразумно избегал предоставлять наделы цельными массивами, поскольку это могло способствовать сепаратистским тенденциям. Можно отколоться от королевства, когда твои владения представляют собой большой единый ареал, но если наделы перемешаны, словно лоскуты на одеяле, то ни о каком сепаратизме не может быть и речи.

Прежде чем делить добычу, нужно четко представлять ее объемы, нужно произвести инвентаризацию, и итогом инвентаризации Вильгельма Завоевателя, первой в средневековой Европе всеобщей поземельной переписи, проведенной в 1086 году, стал документ, известный как «Книга Страшного суда»[52]. Перепись производилась по так называемым «сотням» — территориям, площадь пахотных земель которых составляла около сотни гайдов. Никакого поголовного анкетирования не производилось, эти передовые технологии появятся много позже. Ответственные лица — знатные землевладельцы, члены судебных коллегий, представители духовенства, старосты и шестеро крестьян от каждого поселения подтверждали клятвой на Библии предоставляемые ими сведения. Искажать данные не было смысла, да и вообще, при желании, члены королевской комиссии могли их перепроверить, так что можно надеяться на достоверность информации.

Учитывались такие сведения, как имена владельцев поместий или их арендаторов, площадь пахотной земли, пастбищ, лугов и лесов, количество крестьян разных категорий (лично свободных и несвободных), количество мельниц и стоимость поместий. Размеры наделов свободных крестьян фиксировались отдельно. Понимая, чего стоит та или иная земля, король получал представление о том, какое войско он может требовать с вассала, получившего эту землю в лен.

Напрашивается вопрос — почему инвентаризационная ведомость получила столь пугающее название? Название указывало на важность содержащихся сведений, которым полагалось быть столь же исчерпывающе верными, как и то, что будет выявлено на Страшном суде. «Ни один бык, ни одна корова, ни одна свинья, которые были там, не были забыты и были занесены в анналы», — писал один из составителей «Книги». Да, крупные сельскохозяйственные животные тоже учитывались, так, например, быки считались упряжками из восьми голов, представлявших собой одну пахотную единицу.


Монахи пишут Книгу страшного суда. Иллюстрация XIX век


Король Вильгельм не только учитывал свое имущество, но и требовал от уполномоченных лиц приумножать его. Помимо прочих сведений, в «Книге Страшного суда» приводится оценка потенциала поместий.

Почему же Лондон не попал в эту замечательную книгу? Бытует мнение, что это было обусловлено сложностью проведения учета в большом городе. Но на самом деле, при изложенной выше системе нет большой разницы, где проводить учет — в городе или в деревне, ведь сведения предоставлялись лицами, обладавшими всей полнотой информации о данном регионе. Вся суть в потребности — король Вильгельм не собирался превращать принадлежавший ему Лондон в чей-то лен, поэтому в проведении здесь переписи не было особого смысла. Столичный Уинчестер, к слову, тоже не был охвачен переписью.

Вильгельм дал Лондону хартию, в которой подтверждал законы, действовавшие при Эдуарде Исповеднике. Хартия завершалась словами: «И я никому не позволю причинить вам вред. Пусть Всевышний хранит вас». Эти слова не случайны и не являются традиционным оборотом. Их можно «перевести» как «слово мое дано от чистого сердца и по доброй воле». Да — грозный король-завоеватель в какой-то мере пытался заигрывать с жителями Лондона, поскольку их лояльность служила лучшей защитой, нежели стены Тауэра и каких-то иных крепостей. Перекраивая законы и обычаи англосаксов на свой лад, Вильгельм не произвел никаких существенных изменений в Лондоне, жизнь которого осталась такой же, какой и была. Только вот на западной окраине строили королевскую крепость…

Давайте уж скажем прямо — и хорошо, что строили. Современный Лондон невозможно представить без Тауэра, который служил и тюрьмой, и королевским зверинцем (!), и монетным двором, и королевской сокровищницей.

Кстати — стража Тауэра официально именуется «йоменской стражей», а не «бифитерами», как думают многие, благодаря знакомству с распространенной маркой джина. «Мясоедами»