В конце концов, епископ, который приходился королю братом и обладал большой властью в королевстве, будучи человеком хитрым и чрезвычайно богатым… собрал несметные силы… Подошедшие отряды из Лондона усилили противостоящую императрице партию до такой степени, что она сочла свои войска непригодными для битвы и, оставив на разграбление Винчестер, нашла спасение в бегстве. В этом отступлении, вместе со многими другими, был взят в плен и Роберт, граф Глостерский… В итоге состоялся размен знатных пленников — короля и графа»[64].
Оказавшись на свободе, Стефан созвал в Вестминстере новый собор, подтвердивший его право на английскую корону, после чего гражданская война разгорелась с новой силой, и теперь фортуна благоволила Стефану. В феврале 1148 года королева Матильда была вынуждена отплыть (точнее — бежать) из Англии в Нормандию. На этом «большая война» в Англии завершилась, но взять под контроль все королевство Стефану так и не удалось — большинство баронов Запада и Севера, бывших сторонниками Матильды, отказывались признавать его королем. А те, которые признавали власть Стефана, делали это только на словах, а в жизни вели себя как самостоятельные правители — устанавливали собственные законы, чеканили собственную монету, не платили налогов королю и без конца воевали друг с другом.
«В провинциальных областях, благодаря несогласию знатных людей все кругом опустошалось всеобщей смутой. Вновь в некоторых провинциях были возведены многочисленные замки, и теперь в Англии существовало, в какой-то степени, много королей, или, вернее, тиранов, которыми и являлись на деле хозяева замков. Каждый чеканил свою собственную монету и обладал властью, схожей с королевской, диктуя зависимым от себя свой собственный закон… Их смертоносная вражда заполняла грабежами и пожарами всю страну до самых далеких уголков, и страна, которая в последнее время отличалась наибольшим изобилием, теперь была почти лишена хлеба»[65].
В то время как Англия подчинялась Стефану лишь номинально, Нормандия к 1144 году полностью вышла из-под его контроля, попав под власть Анжуйского дома, поддерживаемого французским королем Людовиком VII.
Противоборство закончилось тем, что в 1153 году король Стефан, потерявший старшего сына, был вынужден признать своим наследником Генриха, сына Жоффруа Красивого и Матильды Английской. Генрих, ставший королем в октябре 1154 года после смерти Стефана, был первым из династии Плантагенетов. Это прозвище, вошедшее в исторический обиход лишь в конце XVII века, принято связывать с латинским наименованием цветка дрока (planta genista), которым любил украшать свой головной убор Жоффруа Красивый.
Генрих II Плантагенет был коронован в Вестминстерском аббатстве. Лондон, который при Стефане жил «сам по себе», стараясь держаться в стороне от царившей в Англии смуты, стал столицей королевства, теперь уже единственной и полноправной.
Уильям Фиц-Стефен и его путеводитель по Лондону
У лорда-канцлера Томаса Бекета, который в 1162 году стал архиепископом Кентерберийским, а в 1170 году был убит прямо в Кентерберийском соборе по причине разногласий с королем Генрихом II Плантагенетом, был личный секретарь по имени Уильям Фиц-Стефен, увековечивший своего патрона в трактате «Жизнь святого Фомы»[66]. Для того, чтобы прославить место рождения священномученика, Фиц-Стефен создал «Описание благороднейшего города Лондона» (оба труда, как было принято в те времена, написаны на латыни).
«Описание благороднейшего города Лондона» можно с полным на то правом назвать первым лондонским путеводителем, поскольку в нем рассказывалось о Лондоне для того, чтобы вызвать у читателя желание здесь побывать — места рождения святых традиционно посещаются паломниками. Потомкам «Описание» тоже пригодилось, но создавалось оно все же для современников. Прочел — подумал — посетил.
«Среди благородных и прославленных городов мира город Лондон, столица королевства англов, особенно возвеличен молвой, более других обладает богатством и товарами и выше других вздымает голову, — пишет Фиц-Стефен. — Он славен целебным климатом и христианским благочестием, мощью стен и местоположением, честью горожан и целомудрием горожанок, он приятен своими развлечениями и знаменит благородными мужами. Обо всем этом следует рассказать отдельно. Там благорасположение небес так смягчает души людей, что они не проявляют „слабости в царстве Венеры“ и не подобны диким животным, но щедры и свободны» [67].
Работа секретарем вырабатывает способность к четкому и не пространному изложению мыслей на бумаге. Фиц-Стефен предельно конкретен, с его путеводителем можно гулять по городу. Знакомство с Лондоном начинается с собора Святого Павла, где находится епископская кафедра. Вспоминая о том, что некогда Лондон был столицей, автор выражает надежду на то, что в будущем город вернет себе этот высокий статус, с оговоркой «если только архиепископский титул святого мученика Фомы и пребывание его тела в Кентербери не сохранят навечно, как и ныне, эти почести за последним». Следом он сообщает, что в Лондоне и его пригородах насчитывается тринадцать больших монастырских церквей (то есть — тринадцать монастырей) и сто двадцать шесть приходских.
Отдав должное церкви, Фиц-Стефен переходит к важнейшим светским постройкам — большой и мощной королевской цитадели в восточной части города, королевскому дворцу (Тауэру) и двум хорошо укрепленным замкам на западной стороне. «Стены города высокие и толстые, с семью двойными воротами и на севере укреплены через равные промежутки башнями».
Величественную картину, созданную в воображении читателя, нужно разукрасить яркими красками — изобилующей рыбой Темзой (не верится, но ведь было же так!), великолепными пригородными садами, живописными лугами и огромным лесом, служащим убежищем диким зверям, из которых автор перечисляет только наиболее предпочтительных для охоты оленей, серн, вепрей и туров. Разумеется, упомянуты и источники с целебной водой в северном пригороде — Святой источник, Источник монахов, Источник святого Клемента и другие. «Город благоденствует, если имеет доброго господина», — заключает Фиц-Стефен.
В любом путеводителе реальность немного приукрашивается. Пахотные поля вокруг города смело сравниваются с «тучными полями Азии». Лондонцы отличаются от жителей других городов достойными нравами, одеждой и роскошью стола настолько, что их называют не «горожанами», а «баронами»… Заодно сообщается о том, что во время военной угрозы город выставляет двадцать тысяч всадников и шестьдесят тысяч пехоты. Цифра невероятная, поскольку население Лондона на тот момент составляло около восемнадцати тысяч человек.
В то же время Фиц-Стефен пытается сохранять объективность. Рассказывая о некоей общедоступной харчевне, стоящей на берегу реки (уж не реклама ли это?), он сообщает, что «здесь ежедневно, в зависимости от времени года, можно найти тертые, жареные, вареные кушанья, крупную и мелкую рыбу, грубое мясо для бедных и более изысканное для богатых, дичь и разную птицу», но сразу же предупреждает, что осетров, ионийских рябчиков и африканскую птицу[68] здесь не подают.
О лондонской торговле Фиц-Стефен рассказывает высоким поэтическим стилем:
Золото шлют арабы, специи и ладан — cабеи, оружие — скифы,
Пальмовое масло из богатых лесов — тучная земля Вавилона,
Нил — драгоценные камни, Китай — пурпурные ткани,
Галлы — свои вина, норвеги и руссы — беличьи меха, соболей.
Сравнивая Лондон с Римом, автор приходит к выводу о большом сходстве двух городов, ведь «оба они происходят от одних предков-троянцев», то есть — основаны римлянами[69], и сразу же ошеломляет сообщением, что «по свидетельству хроник, город Лондон более древен, чем Рим». Это ложное утверждение тем не менее имеет большую историческую ценность, поскольку оно свидетельствует о том, что к концу XII века Лондон (еще не ставший столицей Англии) достиг такого уровня развития, что начал противопоставлять себя Риму, центру европейской цивилизации.
У замечательного во всех отношениях города Фиц-Стефен находит всего два недостатка — «неумеренные кутежи глупцов и частые пожары». Пожары и впрямь были частыми. Во второй половине XI века произошло четыре больших пожара, а в первой половине XII века — еще два. Пожар 1087 года называли «Великим лондонским пожаром» вплоть до 1666 года, когда случился еще более грандиозный пожар, в котором сгорело более тринадцати тысяч домов, восемьдесят семь приходских церквей и большая часть правительственных зданий. Что же касается кутежей, то они были главным развлечением богатых людей.
Городским зрелищам Фиц-Стефен уделяет большое внимание, поскольку «нужно, чтобы город приносил не только выгоду для дела, но также веселье и удовольствие». Прежде всего он подчеркивает, что «вместо театральных зрелищ, вместо сценических игр [Лондон] имеет представления более благочестивые, изображающие чудеса, которые совершали святые, а также прославляющие стойкость и страдания мучеников». Борьба развлекательного с назидательным проходит красной нитью через всю историю средневековой сцены. Высокая мораль покровительствовала благочестивым зрелищам, душа требовала «низкопробного» веселья, а ум — динамичного развития сюжета. Драматурги были вынуждены сочетать одно с другим, и лучшим примером такого сочетания является творчество Шекспира.
Роберт Фиц-Стефен. Миниатюра XII век
Лондонцы развлекались игрой в мяч, петушиными боями, скачками, упражнениями в военном искусстве, зимними играми на льду и охотой. Отголоском римских забав служили бои диких кабанов и травля собаками больших медведей или быков. Можно предположить, что на в