А… опять припомнила я, он восторгался моим телом, бедрами, грудью. Я снова украдкой заглянула под одеяло. Грудь как грудь, но все отмечают ее достоинства: большая, упругая, белая, торчит, как у девочки. Да, вспомнила: не переносит молодых девчонок, они глупые и словно заводные игрушки, не о чем поговорить.
Я вернулась мыслями к своей груди и к тому, что все отмечают. Можно подумать, будто у меня была сотня мужчин. После моей безумной детской любви — пара знакомств и встреча с будущим мужем. «Ты первая женщина, — признался мне Миша, — которую мне не удалось уговорить сразу».
Мы с ним долго встречались. Он приносил вино и цветы. Разговоры разговаривали — все безрезультатно. И только случайно ему удалось меня соблазнить. Для этого он сильно постарался: пушистый снег, дом отдыха под Москвой, шампанское стыло в сугробе. А ведь тогда я была моложе почти на пятнадцать лет.
А этот (я вновь посмотрела на лежащего рядом) такой большой и такой строгий мужчина. Со времени нашего знакомства прошло десять, нет, пятнадцать часов. Через стену — его дочери, и моя ждет и, наверное, удивляется. Скорее всего, наврала что-нибудь своему англичанину, чтобы ее маман не выглядела безответственно. «Безответственно», — я подобрала для себя очень приличное слово. Хотя с наставления Александры «оторваться» все и началось.
Где-то я читала статистику о средней американской женщине. Сколько раз она изменяет на протяжении жизни своему мужу. Кажется, четыре. А я?
Как-то раз в командировке застряла на две недели. Звонила с какой-то Богом забытой почты домой. В гостинице не работал телефон. Миши, как и вчера, дома почему-то не оказалось. Я позвонила родителям. Александру (еще маленькую) он оставил у них. Слышимость была нулевая. Такой же командированный, вроде меня, томился в ожидании звонка, сидя на колченогом стуле. Он тоже приехал из Москвы. В это время кто-то позвонил на почту. Оказалось, что меня разыскивают из местной прессы. В гостинице знали, где я.
— Так это вы журналист из газеты? — Девушка с почты во все глаза рассматривала меня, будто я была по крайней мере Софи Лорен.
Мужчина, оживившись, стал проявлять ко мне интерес. Даже не помню, какой он был внешне. Помню только, что инженер по профессии. Он оказался совсем неглупым. Возвращаясь в гостиницу, развлекал меня рассказом о командировке в далекое восточное государство. О том, как его принимал у себя в хоромах какой-то шейх и на ночь подарил одну из своих наложниц.
Разоткровенничавшись, инженер рассказал, насколько мучительно прошла та ночь. Отказать хозяину — означало обидеть его, переспать с девушкой, совсем молоденькой, может, даже ребенком — подставить себя. Девушку он живописал во всех красках: какие у нее были глаза, ноги, живот, как она благоухала, натертая специальными благовониями, как старалась понравиться ему. «А уж искусство соблазнять, — уверил инженер, — было поставлено у них на высоком уровне».
Рассказчиком он оказался первоклассным. Перед моим взором предстала сказка из «Тысячи и одной ночи», и не успел инженер закончить свою историю, как я оказалась раздетой в его крохотном грязном номере. Правда, мой был не чище. Наутро он уехал, больше я его никогда не видела.
Может быть, он был отпетый ловелас. А история про наложницу — лишь придуманная им сказка, которую он преподносил для допинга очередной доверчивой дамочке, чтобы уложить ее в постель. Эта мысль пришла мне в голову только спустя годы. Купилась бы я теперь на такую сказку? Трудно сказать.
Вот, например, без всяких сказок лежу, голая, рядом с чужим мужем и отцом. Впрочем, Николай мне тоже что-то рассказывал о жене, которую очень любил. Говорил, как она от него ушла и забрала девочек. Ушла по расчету.
— Серая жизнь. Север. Попал туда по распределению из института. Денег — кот наплакал, в магазинах пустота, — сетовал Николай. — Ей директор магазина подвернулся. Лысый, старый. Зато шмотки, дефицит продуктовый. С дочками видеться не давала. Теперь все наоборот. Директор больной, пенсия копеечная. А у меня свой бизнес. Я в Москве. Она мне дочек запихивает, забирай, говорит, они со мной пропадут. А девочкам мама нужна.
— Простить ее не хочешь? — поинтересовалась я.
— Столько уже лет прошло, мы с ней абсолютно чужие. Жениться снова не собираюсь. К себе никого не подпускаю. Женщинам больше не верю. Только чуть приблизишь — сразу в загс тянут.
Вспомнив его слова, я улыбнулась и решила выскользнуть из постели.
Но, уловив мое движение, он во сне прижал меня к себе.
Женщины — существа бесстыдные. В этом мне приходилось убеждаться не раз. Я не исключение. Надо было ночью собраться и потихоньку уйти, а я почти до утра с ним такое вытворяла, словно в последний раз. Девчонки, наверное, слышали.
— Мне хорошо с тобой, — прошептали его губы, и я, забыв обо всем, сбросила с себя одеяло и вцепилась в него, словно кошка.
В мгновенье исчезли все угрызения совести перед Мишей, Александрой, дочками Николая. Незнакомое мужское тело томило и возбуждало, не давая насытиться. Нежно, чтобы не раздавить и не поранить, он, будто огромный медведь, ласкал меня, и эта его осторожность еще больше заводила, обещая могучий финал. Только не останавливайся, умоляла я, готовая вот-вот оторваться и улететь. Не существовало ничего, кроме желания, огромного и поглощающего, которое заполняло всю эту спальню. Я дрожала. Сквозь собственный стон, скрип кровати и телефонный звонок я услышала настойчивый стук в дверь.
— Кто там? — хрипло отозвался Николай, на мгновенье выпустив меня.
— Вас к телефону, — послышался голос Кати.
— Кого? — переспросил отец.
Девочка назвала меня по имени.
Схватив трубку, я выронила ее из рук: Александра сообщила, что прилетел мой муж.
Расплата
Быстро одевшись, мы вышли из отеля. Я дрожала теперь уже не от чувственного возбуждения, а от утреннего холода и внутреннего страха. Страха перед чем? Скорее перед кем. Перед дочерью, мужем?
Нужно было срочно что-нибудь придумать, на ходу сочинить какую-нибудь байку. Я столько раз в своей жизни описывала разные случаи, любовные истории, что можно позаимствовать. Но, как нарочно, ничего подходящего не лезло сейчас в голову.
Несмотря на теплое длинное пальто, которое теперь пригодилось, я продолжала дрожать мелкой дрожью. Сняв с себя пиджак, Николай накинул его мне на плечи поверх пальто. Я выглядела как беженка, закутанная в чужое одеяло. Он остался в одной сорочке. Спокойствие и уверенность, которые исходили от него, стали постепенно передаваться мне.
Что вообще произошло? Я вела себя как вор, на котором горит шапка.
Швейцар остановил такси. Водитель вышел, вежливо открыл перед нами дверцу. Николай переговорил с ним, и тот стал спокойно ждать.
— Я думаю, тебя провожать не стоит? — утвердительно спросил Николай и, помолчав, добавил: — Адрес я водителю дал, деньги тоже.
Я подняла на него глаза.
— Позвоню тебе в Москве. Нет, лучше заеду на работу?
Я отрицательно покачала головой.
— Я хочу встретиться с тобой, — голосом человека, не привыкшего к возражениям, заявил он.
Не в силах выговорить ни слова, я снова замотала головой.
— Ты мне нужна, понимаешь. — Взяв за плечи, он с силой встряхнул меня, словно хотел вывести из того состояния, в котором я продолжала находиться.
Я молчала.
Таксист, не садясь за руль, терпеливо стоял возле дверцы.
— Как она меня нашла? — словно очнувшись, не к месту спросила я.
— Вчера ты сама сказала, где находишься.
— И что?
— Сегодня через администратора твою дочь соединили с тобой, — пояснил он, словно бестолковому ребенку.
— Да, но я не говорила, в каком номере нахожусь.
— Я останавливаюсь в этом номере всегда. Меня здесь, — повернулся Николай к отелю и махнул рукой, — все знают. Что собственно, произошло? Ты ведешь себя не как взрослая женщина, а как нашкодившая школьница?
На мгновенье мелькнула мысль, что он прав, хотя не знал главного, думая, что я распереживалась так из-за дочери.
Мой любовник, как это ни вульгарно звучит, но буду называть вещи своими именами, все придумал за меня. Были в игровом центре с детьми. Слово «дети» он произнес с нажимом. Потом ужинали в ресторане отеля. И опять ударение на «ресторане», словно вдалбливая непонятливому ученику урок. Потом пошли в ночной клуб и находились там до утра. Я вопросительно посмотрела на него.
— У нас в отеле есть ночной клуб, — правильно поняв мой взгляд, пояснил Николай, — тебя соединили с дочерью, когда ты находилась там.
— Ты хочешь сказать, — внезапно ко мне вернулся дар речи, — что я разговаривала с дочкой из ночного клуба?
— Конечно, — достучался он до меня. — А в чем, собственно, дело?
Я села в такси. Водитель закрыл за мной дверцу, устраиваясь в кабине.
Николай показал знаком, чтобы я приоткрыла окно, и, всунув голову, дотронулся до меня.
— Может быть, позвонишь еще тут?
— Прилетел мой муж, — выдохнула я наконец.
Водитель обернулся. Я махнула рукой, давая понять, что отъезжаем, но он смотрел на Николая, не включая мотора.
Тот, кого я любила всю ночь, стоял на холоде в одной сорочке. Белая, тоненькая, с едва заметной выделкой, небрежно заправленная в брюки, она пузырилась на ветру. Николай стоял на фоне шикарного отеля с победоносно развевающимися флагами.
Мне стало казаться, что все происходящее ночью и даже сегодня утром было не со мной. Этот мужчина, скорее даже парень (сейчас он выглядел значительно моложе) провожал меня к мужу. Провожал с сожалением и любовью в глазах. И я, надо честно признаться, тоже не хотела уезжать. Меня буквально отлепили от него. Фантасмагория какая-то.
Я задумалась. Что было бы, если бы это знакомство произошло не в Лондоне, а, скажем, в Москве, где-нибудь на эскалаторе в метро? И он, Николай, оказался бы не новым русским, а обыкновенным государственным служащим, замотанным, а оттого занудным, обремененным проблемами и двумя детьми. Глядя на мужчину, каждая вещь которого для меня стоила бы целое состояние, я не могла себе представить его в поношенном костюме, с обшарпанным портфелем в руках.