— Осторожнее, господин, — прокричал лавочник мне вслед. — Снейд в последнее время злющий как собака!
Я был рад возможности укрыться от дождя. Дом сдавался внаем покомнатно, и за моим восхождением из-за дверей наблюдали многочисленные жильцы. Я постучал в чердачную дверь в дальнем углу. Женщина ответила на мой стук почти сразу, но дверь приоткрыла всего на несколько дюймов.
— Госпожа Снейд?
— С кем имею честь?
Скорее всего, женщине было лет сорок, но выглядела она старше: зубов нет, щеки впалые. Глаза красные и опухшие. Одета прилично, в скромное черное платье из саржи, вот только ткань выцвела от времени.
— Моя фамилия Марвуд, — представился я. В ее взгляде мелькнуло узнавание. — Натаниэль Марвуд — мой отец.
— Печатник? А я думала, что…
— Что он в тюрьме? Нет, госпожа. Полгода назад его выпустили.
— Я рада. И что же привело вас к нам?
— Мне нужен господин Джеремайя Снейд.
— Его нет. — Женщина стала закрывать дверь. — И учтите, его прежние интересы остались в прошлом, он…
Я вставил ногу между дверью и косяком:
— Прошу прощения, госпожа. Я не причиню вам вреда.
Дверь перестала давить мне на ногу и распахнулась, впуская меня в комнату.
— Хотя какое это имеет значение? — произнесла хозяйка. Ее глаза наполнились слезами. — Какая теперь разница? Входите, раз уж пришли.
Из обстановки в комнате были только низкая кровать на колесиках, столик у окна и два табурета. Голые доски пола были чисто подметены.
У госпожи Снейд дрожали губы.
— Воистину пути Господни неисповедимы.
— Вас что-то беспокоит, госпожа?
Она принялась выкручивать руки так, будто мыла их в невидимой воде.
— Ничего. Только эта беспросветная жизнь.
Госпожа Снейд умолкла. Какое-то время мы с ней не произносили ни слова. Я знал: Уильямсон желает, чтобы я скрыл от этой женщины, какая судьба постигла ее мужа, и вытянул из нее все, что ей известно. Я не мог так поступить.
Я набрал полную грудь воздуха:
— Госпожа Снейд, ваш муж — человек маленького роста и худощавого телосложения, с длинными седыми волосами и крупным ртом?
Она кивнула, и ее глаза округлились.
— В воротник его камзола воткнуты булавки, а в кармане он носит подписанную Библию?
— С ним что-то случилось. — Госпожа Снейд схватила меня за руку и дернула, будто хотела вытрясти из меня правду. — Он мертв. Ради бога, скажите, он и вправду умер?
— Да.
— Отчего?
— Дозорный заметил его тело во Флит-Дич.
Я рассудил, что сейчас не время рассказывать о ране от клинка и о связанных больших пальцах: пусть вдова думает, что ее муж утонул. Я ожидал, что несчастная закроет лицо передником и будет выть в голос. Или падет на колени и начнет молиться своему Богу. Или даже ударит меня. Вместо этого она лишь медленно отвернулась и опустилась на один из табуретов возле стола. Госпожа Снейд устремила взгляд в окно. Через некоторое время она стала тереть кончиком пальца стекло в решетчатом окне.
Я сел напротив:
— Приношу свои соболезнования. Должно быть, вы ужасно встревожились, когда он не пришел домой.
Госпожа Снейд всхлипнула. Другого ответа я от нее не дождался. Мне не было видно ее лица. А палец госпожи Снейд с тихим поскрипыванием выводил круги на стекле, снова и снова.
— Господина Снейда нет дома уже два дня, верно? Когда он ушел? В среду вечером?
— Да, — ответила вдова. — А послушал бы меня, остался бы жив. Ему бы следовало держаться подальше от старых дружков вроде вашего отца.
— Каких дружков? — насторожился я. — Его разыскал человек из прошлого? Сослуживец? Солдат?
Теперь вдова повернулась ко мне и опустила руку:
— Один из былых знакомых, который верил в то же, что и мой муж.
— «Пятый монархист», — тихо произнес я.
Она кивнула.
— И кто же этот знакомый, госпожа?
— Муж отказался назвать его имя. Сказал, что дал слово хранить тайну, и заявил: чем меньше я знаю, тем лучше. Тайны! От меня, спутницы жизни! — Она издала короткий мрачный смешок. — Как будто мне нельзя доверять!
Эта женщина пребывала в расстроенных чувствах и не следила за языком. Я продолжил ее расспрашивать. Слова хлынули бурным потоком, вот только госпожа Снейд отвечала на мои вопросы вразнобой, а иногда и вовсе принималась рассказывать о том, о чем я речь не заводил.
Постепенно я восстановил последовательность событий. В конце августа неизвестный товарищ прислал ее мужу записку, в которой назначил ему встречу вечером. После этой загадочной встречи господин Снейд вернулся в приподнятом расположении духа, однако жене ничего не объяснил. Госпожа Снейд подозревает, что одной встречей дело не ограничилось. Давненько она не видела мужа таким счастливым.
— С тех пор как Оливер захватил власть, ни разу. А с тех пор ведь лет пятнадцать прошло. Господи, прости! А ведь я радовалась, что он так приободрился.
Увы, я прекрасно понимал, о чем она говорит, ведь в детстве я наблюдал похожую смену настроений у своего отца. После казни короля «пятые монархисты» преисполнились пылких надежд, рассчитывая занять львиную долю мест в правительстве и сделать из Англии страну, угодную Господу, подготовив ее ко второму пришествию Христа. Однако у Оливера Кромвеля были другие представления и о Боге, и о будущем Англии. Кромвель в один миг обратил в прах все их надежды и укрепил собственную власть.
— Этот человек, товарищ господина Снейда… — начал я. — Вы, случайно, не…
— Господин Колдридж? — перебила вдова.
— Что? Я думал, вы не знаете его имени.
— Значит, вы невнимательно слушали. Все мужчины одинаковы. — Возмущение придало ей сил, и на секунду я увидел, какой может быть эта женщина, когда она не придавлена горем. — Я сказала, что муж скрывал от меня это имя. Но я знала его по письмам, которые пересылал мой супруг. Они были адресованы господину Колдриджу.
Мимолетная вспышка угасла. Госпожа Снейд вытерла глаза передником.
— Письма? Что за письма?
— Господин Снейд годами носил их на почту. Думал, будто я не знаю.
— Откуда они приходили?
— Мне-то откуда знать? Видимо, ему их передавали, когда он уходил на работу или встречался с друзьями. Мне известно одно: мужу за это платили. Немного, но какие-то деньги он получал. — Госпожа Снейд умолкла, теребя передник.
Сообразив, что поток откровений иссяк, я попробовал задать последний вопрос:
— Как вы думаете, во время недавней войны этот Колдридж сражался вместе с вашим мужем? В каком полку служил господин Снейд?
Госпожа Снейд устремила на меня затравленный взгляд:
— Полковника Харрисона.
Таким образом, я получил ответ сразу на несколько вопросов. Харрисон — тоже «пятый монархист». Он командовал конвоем, доставившим плененного короля в Виндзор незадолго до казни. Сын мясника, Харрисон был жестоким и весьма успешным офицером; позже его объявили цареубийцей, а после Реставрации его повесили, выпотрошили и четвертовали первым.
— Зачем вы про все это спрашиваете? — В голосе вдовы явственно звучало подозрение. — Может быть, вы один из них — еще один опасный мечтатель, соскучившийся по былым временам? Или вы шпион?
— Я ваш друг, госпожа. Больше ничего сказать не могу.
— До чего вы, мужчины, глупы! — произнесла госпожа Снейд. — Придумываете тайны, шпионите друг за другом, убиваете, сжигаете все вокруг дотла! Неужели вы искренне верите, что Богу угодно, когда Его творения ведут себя подобным образом? Дайте нам всем жить в мире!
После визита к госпоже Снейд я должен был вернуться в Уайтхолл и доложить о результатах Уильямсону. Однако мне нужно было обдумать все, что я узнал.
Я миновал Стейпл-Инн и вышел на улицу Холборн. В голове крутились тревожные мысли. Госпожа Снейд велела мне убираться с глаз долой, проклиная меня за принесенную весть. Теперь ей придется зарабатывать на жизнь тяжким трудом, и это еще в лучшем случае. А в худшем судьба вдовы зависит от господина Уильямсона и тех, кто стоит выше его.
Возможно, после моего доклада правительство отдаст приказ арестовать госпожу Снейд. А при самых неблагоприятных обстоятельствах они решат, что предусмотрительнее всего будет снова взять моего отца под стражу. Я не сомневался, что еще одно тюремное заключение убьет старика. Однако он неминуемо навлечет на себя подозрение. Батюшка — не только «пятый монархист», он к тому же знал Снейда.
Власти обращают внимание на все, что имеет отношение к людям Пятой монархии. Должно быть, им не хуже меня известно, что «пятые монархисты» всегда считали 1666 год особенным, ведь в Откровении Иоанна Богослова 666 — число зверя. К тому же, если написать все римские цифры в порядке убывания, получится MDCLXVI — то есть 1666. Отец был убежден, что этот выдающийся нумерологический феномен предвещает великое событие в нынешнем году. И он даже точно знал, какое именно событие нам предстоит: после Зверя грядет второе пришествие мессии, и над родом человеческим навечно воцарится король Иисус.
А из этого естественно проистекает, что Великий зверь — не кто иной, как наш государь Карл II. И чтобы освободить трон для короля Иисуса, с ним необходимо поступить так же, как с его отцом, — убить его.
В конце Феттер-лейн я стоял на перекрестке и ждал возможности перейти улицу. Дождь полил еще сильнее. Нужно найти укрытие и перекусить. На пустой желудок думается плохо.
Вдруг мне пришло в голову, что отсюда до Барнабас-плейс рукой подать. Особняк совсем близко, к северо-востоку от улицы Холборн. Перед мысленным взором возникло лицо Оливии Олдерли. Вдруг мне отчаянно захотелось увидеть ее или хотя бы побыть с ней рядом. А главное, я вспомнил, что у ворот дома есть таверна. Мне ведь в любом случае нужно где-то переждать дождь, так почему бы одновременно не вкусить и телесной пищи, и духовной?
Судя по вывеске, таверна носила название «Три пера». Я сел в конце длинного стола и заказал эль и суп. Из окна таверны мне открывался вид на запертые ворота Барнабас-плейс. Я наблюдал, как дождевая вода стекается в лужи на булыжной мостовой перед входом. Около полудюжины бродяг нашли под широкой аркой ворот хоть какое-то укрытие. Я