Ветер дул все сильнее, окно дрожало от шквалистых порывов. Кэт трудилась над эскизом, а свеча между тем догорала. Марджери посапывала во сне.
Вдруг дверная щеколда пришла в движение.
Кэт обернулась. В дверях, кутаясь в шаль, стояла госпожа Ноксон, в ночной рубашке и чепце.
— Что ты делаешь? — прошипела хозяйка.
Кэт отодвинула лист бумаги, попытавшись спрятать его в складках одеяла:
— Простите, госпожа…
— Я думала, ты уснула и не потушила свечу. Боялась, дом спалишь.
Кэт решительно покачала головой. В ее снах часто пылал огонь и рушились здания, но страшнее всего был яростный треск пламени, пожиравшего все на своем пути.
— Простите, — с искренним раскаянием прошептала Кэт: в нынешние времена пожаров боялись все.
Госпожа Ноксон вошла в чердачную комнату и подняла повыше собственную свечу:
— Что у тебя там? Бумага?
Поняв, что отпираться бесполезно, Кэт откинула одеяло.
Госпожа Ноксон взяла лист и поднесла его к огоньку свечи, поворачивая так и этак, чтобы лучше разглядеть рисунок. Хозяйка нахмурилась.
— Ох и странная ты девица, все не как у людей! — тихо произнесла она, но теперь гнев в ее голосе сменился удивлением. — Зачем тебе улицы рисовать?
— Они меня всегда интересовали, госпожа. Сама не знаю почему.
— Да ты совсем полоумная.
А Марджери все храпела.
— Такая уж у меня склонность. Это моя мечта.
— «Склонность»? — фыркнула госпожа Ноксон. — Скорее придурь. В жизни не слыхала ничего подобного! Ну а что касается остального…
— Вчера я делала копии для господина Хэксби, и…
— Знаю-знаю — вместо работы. У тебя, между прочим, обязанности есть.
— Доктор Рен тоже видел мои чертежи и сказал, что они недурны. Сегодня господин Хэксби попросил, чтобы я и дальше ему помогала.
— Он джентльмен одинокий, — заметила госпожа Ноксон. — Как и любой вдовец, привык к определенным удобствам, а значит, желает и дальше ими наслаждаться. Нет, ты к нему ходить не будешь. Знаю, что у него на уме.
— Нет, госпожа, мне кажется, что дело не в этом. Господин Хэксби хочет, чтобы я помогала ему с чертежами. У него руки трясутся — говорит, что от озноба.
— От озноба? Так он это называет?
— Господин Хэксби сказал, что поговорит с вами.
Госпожа Ноксон вздохнула и вернула рисунок Кэт. Некоторое время она молчала, потом тихо-тихо произнесла:
— У тебя всегда был трудный нрав, еще с детских лет.
— Вы же не знали меня в детстве, госпожа.
— Зато мой дядя знал, — парировала госпожа Ноксон. — Пожалуй, даже лучше, чем твои родные отец и мать. Говорил, ты будто подменыш — феи младенца забрали, а тебя на его место подкинули.
Взгляд Кэт снова обратился на эскиз. Может быть, заменить сад в центре площади церковью? Шестигранной, с квадратной башней, над которой плавно поднимается шпиль?
— Охота тебе ночью такими глупостями заниматься! — произнесла госпожа Ноксон.
— Мне не спалось. Я боюсь. — Даже площадь не помогла развеять страх. — Мужчина, который вчера заходил во двор и следил за Джоном от Барнабас-плейс… Наверное, он ищет меня.
— Совсем умом тронулась! Да кому ты нужна? Убирай свои бумажки и ложись спать.
Оставшись одна, Кэт задула свечу и в темноте почувствовала себя спокойнее. Девушка лежала, сжимая в руке Хефцибу и передавая ей свое тепло. До нее доносился только стук капель о стекло да храп Марджери.
Нет, никто не заставит ее вернуться в Барнабас-плейс. Кэт предпочтет смерть. Дядя силой выдаст ее за сэра Дензила, обрекая племянницу на кошмар наяву и вдобавок лишая ее всяких прав на тетино имущество. Но это в лучшем случае, а в худшем Олдерли донесут на нее, и Кэт предстанет перед судом за покушение на жизнь кузена. Наверняка дядя Олдерли уже поговорил по секрету с кем-нибудь из своих друзей в Уайтхолле. Но кто им нужен больше? Кэт или ее отец?
Однако Хефциба постепенно оказала свое успокаивающее воздействие, совсем как в прежние времена. Может, секретарь и шел за Джоном, чтобы посмотреть, куда везут сундук, но он никак не мог узнать, что Кэт живет во дворе «Трех петухов». Даже серый плащ в соборе Святого Павла не наведет молодого человека на ее след. Нужно только сидеть тихо, и все обойдется.
А пока Кэт будет ждать, что преподнесет ей будущее. Живи она в совершенном мире, кузен Эдвард погиб бы от ее руки, ведь разве он не убил что-то в ее душе? В совершенном мире Кэт работала бы на господина Хэксби. В совершенном мире она никогда не отправится в ссылку вместе с отцом — конечно, при условии, что Кэт его найдет, — ведь для Томаса Ловетта служение его Богу намного важнее, чем любовь к дочери.
При мысли об отце Кэт охватило неизъяснимое чувство, и даже Хефциба оказалась не в силах ее утешить. Он ведь все-таки ее отец, а это что-то да значит, хотя Кэт сама толком не знала, что именно. Однако бросить его она не может.
С утра дождь полил еще сильнее. Усадив отца у очага, я строго-настрого запретил ему бродить по саду или беспокоить госпожу Ральстон. Я спустился к реке и нанял прогулочную лодку, которая отвезла меня вниз по течению к общественной лестнице Уайтхолла.
Господина Уильямсона в Скотленд-Ярде не оказалось. Я отправился в его кабинет в канцелярии лорда Арлингтона в Собственном саду. Высокомерный секретарь отправил меня в Тихую галерею. По ней, раскланиваясь со знакомыми, неспешно прогуливались многочисленные придворные. Эта галерея была излюбленным местом отдыха во дворце, особенно когда погода не позволяла гулять в парке.
Я заметил Уильямсона в дальней части: он стоял у окна и глядел на раскинувшийся внизу сад. Мой начальник напевал себе под нос какую-то мелодию: он часто так делал, когда был погружен в размышления.
— Его светлость в кабинете герцога, — без предисловий начал Уильямсон: он заметил меня, только когда я подошел вплотную. — До чего же некстати! Его светлость приказал ждать его здесь, а ведь у меня тысяча дел.
Уильямсон взял меня за локоть и повел в нишу, в которой стояли старинные часы. Начальник смотрел куда угодно, только не на меня: он постоянно обшаривал взглядом толпу людей в галерее.
— Хорошо, что вы пришли, — продолжил Уильямсон. — Мне нужно кое в чем удостовериться. Вы упоминали о некоем Колдридже. Вы уверены, что именно эта фамилия была написана на листе бумаги в сундуке у слуги и ее же использовал сообщник Снейда?
— Вне всякого сомнения, сэр. Гинеи в сундуке Лейна были завернуты в бумагу, на которой было написано: «Колдридж. ПСП», вот только почерк был не его. — Я не понимал, почему для Уильямсона так важно то, о чем я рассказал ему вчера. — А госпожа Снейд с уверенностью сказала, что ее муж отправлял письма для своего товарища по фамилии Колдридж.
— Вы спрашивали о нем отца?
— Да. Никакого Колдриджа он не знает.
— Не знает? — с подозрением переспросил Уильямсон. — Или не хочет его выдавать?
— Я расспрашивал отца, когда его рассудок прояснился. Полагаю, что могу судить, говорит он правду или кривит душой.
Уильямсон хмыкнул:
— И больше вы ничего об этом Колдридже не узнали?
— Не то чтобы совсем ничего. — Я решил поделиться с начальником догадкой, озарившей меня в соборе. Вчера я умолчал о своем предположении, посчитав его надуманным. Однако сейчас я хотел отвлечь внимание Уильямсона от батюшки. — Мне пришло в голову, что «ПСП» может означать «проход Святого Павла». А если так, то на бумаге указаны фамилия и место. Не здесь ли кроется причина, заставившая Лейна прийти в собор Святого Павла во время Пожара?
— Он должен был встретиться с Колдриджем?
— Или у Колдриджа была назначена встреча с другим человеком, а Лейн за ними следил. Может быть, Колдридж ждал Джема Брокхёрста, слугу, которого забили до смерти?
Уильямсон пожевал нижнюю губу.
— Возможно, — согласился он. — Тут надо поразмыслить. — Но вдруг задумчивое настроение Уильямсона исчезло без следа, уступив место его привычной деловитости. — Я не могу отлучиться, Марвуд, однако вам я бездельничать не позволю. Составьте свежий список моих новостных корреспондентов. Это много времени не займет. Потом отнесите гранки нового выпуска «Газетт» обратно господину Ньюкомбу. Передайте ему, что… — Господин Уильямсон посмотрел мимо меня и внезапно расплылся в улыбке. — Сэр Дензил! К вашим услугам, сэр. — Он отвесил низкий поклон. — И к вашим тоже, сэр! — Во второй раз Уильямсон склонился еще ниже. — Очень рад снова видеть вас при дворе.
Я обернулся. К нам рука об руку направлялись господин Олдерли и сэр Дензил Кроутон. Расцепив руки, они поклонились господину Уильямсону в ответ. Я тоже отвесил поклон, но оба взглянули на меня лишь мельком и не ответили на мое приветствие.
— Мы к герцогу Йоркскому, — сообщил сэр Дензил. Его высокий голос звучал устало. — Он лично приказал нам явиться. Но сейчас у герцога милорд Арлингтон.
Уильямсон поклонился еще раз: если его собеседникам была оказана такая высокая честь, им нужно выразить почтение.
— Герцог нуждается в вашей помощи, сэр? — обратился мой начальник к господину Олдерли.
— Да. Дело пустяковое, но срочное. Во всяком случае, для его королевского высочества.
— Пустяковое? — Сэр Дензил рассмеялся. — Пустяковое?! — Он понизил голос почти до шепота. — Сэр, немногие в этой галерее — да что там, во всей Англии! — назвали бы сумму в две тысячи четыреста фунтов пустяковой. А тех, кто способен выложить ее по первому требованию, и того меньше.
— Вы мне льстите, сэр, — улыбнулся господин Олдерли. — Речь идет не о наличных деньгах, а всего лишь о предоставленной в срочном порядке ссуде. Сущая мелочь.
— Ха! — воскликнул сэр Дензил. — Да чтоб меня! Если это мелочь, сэр, то я заразная голландская шлюха!
Я опустил взгляд на грязную циновку на полу. Разумеется, для этих джентльменов я столь незначительная персона, что при мне им незачем стесняться в выражениях. Как странно одалживать человеку деньги, которых у тебя нет! Эти люди расплачиваются друг с другом не золотом и серебром, а обещаниями и воздушными замками.