— Госпожа, вы знали человека по фамилии Снейд?
Госпожа Ноксон поглядела на Кэт и нахмурилась:
— Ну, что тебе опять в голову втемяшилось?
— Вы слышали это имя? Я имею в виду, недавно.
— Нет. А что, должна была?
Возвращаясь из церкви, Кэт с хозяйкой шли чуть впереди: госпожа Ноксон сделала вид, будто хочет отчитать «Джейн» за то, что девушка отвлекает Джона от его обязанностей.
— Это имя в расписании похорон у входа в церковь — Джеремайя Снейд, — пояснила Кэт.
— А тебе-то что за дело?
— Я знала одного Снейда. — Кэт приблизилась к хозяйке и огляделась по сторонам — убедиться, что разговор никто не слышит. Потом понизила голос. — Этот человек был другом моего отца. Возможно, Снейд знал, где он.
Госпожа Ноксон фыркнула:
— Теперь он тебе все равно ничего не скажет.
— Господин Снейд был женат. Если его супруга жива, я могу спросить у нее. Может быть, батюшка опять отправился за границу.
— Жив твой отец или нет, сейчас он тебе не помощник, — шепотом напомнила госпожа Ноксон. — Его разыскивают за государственную измену. Он цареубийца. Лучше тебе держаться от него подальше.
— Прежде чем я приму решение, мне нужно с ним встретиться. Это мой долг.
— Ну и глупая же ты девица.
— Вы можете узнать, где жил этот Снейд? Он был портным.
— Почему я должна утруждаться ради тебя?
— Вы же не хотите, чтобы я осталась у вас насовсем.
Госпожа Ноксон скривилась:
— А вот тут ты права. Чем раньше ты покинешь наш дом, тем лучше. Такие, как ты, все время притягивают неприятности.
Госпожа Ноксон улыбнулась Кэт, и от этого ее слова прозвучали не так резко.
Джеремайя Снейд служил с отцом Кэт во время войны. Он задержался в Армии нового образца на несколько лет дольше, чем господин Ловетт, однако после отставки Снейда друзья возобновили знакомство: Снейд частенько бывал в доме на Боу-лейн и даже обедал с хозяевами. В детстве Кэт смотрела, как они вместе молятся: ее отец высокий и худощавый, Снейд маленький и толстый.
Кэт не сводила с него глаз — посторонние в доме бывали редко, и каждый давал пищу для размышлений. Несмотря на всю свою набожность, Снейд был жаден: он вгрызался в хлеб и мясо со свирепостью дикого зверя и вливал в свой широкий мясистый рот множество пинт пива.
Как же Кэт раньше о нем не вспомнила? Снейд уже доказал свою преданность, и он производил впечатление такого же ревностного служителя короля Иисуса, как и ее отец.
В понедельник днем госпожа Ноксон подстерегла Кэт во дворе на пути к отхожему месту.
— Снейд работал портным сдельно, — сообщила хозяйка, не глядя на девушку. — Я говорила с приходским писарем. Его мать когда-то знала супругов Снейд. Раньше они жили на Стрэнде, но потом переехали ближе к Курситор-стрит, в Рамикин-роу — понятия не имею, где это.
— Он же инакомыслящий, «пятый монархист». Почему его похоронили на кладбище церкви Святого Климента Датского, а не на Банхилл-Филдс?
— Потому что его вдова не инакомыслящая и до встречи с ним она была прихожанкой церкви Святого Климента. Рассудила, что там ее муж будет ближе к Господу. Наверняка вдова подмазала кого надо. — Госпожа Ноксон выразительно потерла большой палец об указательный. — Иначе не согласились бы. А по мне, так она выбросила деньги на ветер. Видно, у нее в голове помутилось.
— Можно мне пойти к госпоже Снейд?
— Когда для тебя работы не будет. Но учти: если тебя арестуют, я знать не знала, кто ты такая на самом деле. Тебя занесло ко мне на порог во время Пожара, и я по доброте душевной взяла тебя в прислуги.
Кэт кивнула:
— Я понимаю.
Госпожа Ноксон открыла дверь нужника и вошла внутрь. Кэт уже уходила, когда хозяйка повернулась к ней.
— Тебе следует знать еще кое-что, — произнесла госпожа Ноксон. — Может, тогда у тебя любопытства поубавится. Тело Снейда на позапрошлой неделе выловили из Флит-Дич. Его убили.
Во вторник, после того как слуги пообедали, госпожа Ноксон велела Кэт забрать пару вышитых перчаток, которые она заказала у портного к востоку от Мурфилдса.
— Тебе, наверное, придется подождать часок-другой, — громко, чтобы слышали другие слуги, объявила хозяйка. — Но без перчаток не возвращайся, Джейн. Портной обещал, что сегодня они будут готовы. Они мне нужны на вечер.
День был пасмурным, но теплым, и дождя не было. Кэт быстро шла по улицам. Срезав путь через руины города, она добралась до Бишопсгейта и оттуда направилась к Мурфилдсу. Перчатки уже завернули — оставалось их только забрать. От Мурфилдса Кэт прошла на запад к Чансери-лейн и Курситор-стрит.
Кэт дала монетку маленькой девочке, чтобы та проводила ее до Рамикин-роу. Кэт стучалась во все двери, пока одна женщина не показала ей дом, где снимает комнату госпожа Снейд, и не сообщила, что та сейчас работает на заднем дворе.
Кэт через переулок прошла во двор. Пожилая женщина, опустив голову, сидела на полене в углу и выбирала прутья для метлы. Кэт остановилась напротив нее:
— Госпожа Снейд!
Женщина подняла взгляд. Лицо ее выглядело изможденным, однако вдова была моложе, чем сначала показалось Кэт.
— Чего тебе?
— Я была опечалена, узнав о смерти вашего мужа.
— Почему? Кто он тебе?
— Если не ошибаюсь, его знал мой отец. Во время войны господин Снейд служил в полку полковника Харрисона?
— Может, и служил. Как фамилия твоего отца? Часом, не Колдридж?
Знакомое слово застало Кэт врасплох. Но госпожа Снейд явно думает, что Колдридж — фамилия, а не название. Должно быть, ее отец использует вымышленное имя. Кэт огляделась. Они с вдовой одни. Если она и может кому-то доверять, то лишь женщине своего круга.
— Да.
Госпожа Снейд снова устремила взгляд на прутья, и ее лицо скрылось под шляпой.
— Вы его в последнее время видели? — спросила Кэт.
Госпожа Снейд покачала головой, и поля шляпы заколыхались.
— А ваш муж?
Ответа не последовало.
— Госпожа, вы меня слышите?
— Уходи, — тихо произнесла госпожа Снейд. — Да поскорее.
— Прошу вас, выслушайте меня, — взмолилась Кэт. — Если он…
Тут госпожа Снейд посмотрела на девушку. Ее лицо налилось кровью. Вдова широко открыла рот, запрокинула голову и завыла, будто собака.
Кэт отпрянула, поскользнулась и упала в водосточный желоб. Девушка поднялась. Платье стало мокрым и грязным. Кэт одновременно и испугалась, и рассердилась.
— Ваш муж с ним виделся? С господином Колдриджем?
— Кем был твой отец?
— Я уже сказала — другом вашего мужа.
— Знать не желаю и этих дураков, и их дочерей.
Кэт оглянулась. Из дома высыпало с полдюжины детей, и все глазели на нее.
— Уходи, — тихо повторила госпожа Снейд. — Уходи, пока можешь, и больше не возвращайся. Ты только вопросы задаешь, как тот молодой человек, который приходил на днях, а пользы от них никакой. Такие, как вы, все у меня отняли.
— Я лишь хочу…
— Уходи.
— Что за молодой человек? — спросила Кэт.
Повысив голос, вдова злобно выпалила:
— Ах ты, шлюха! Сейчас скажу всем, что ты ведьма и пытаешься меня заколдовать. Здесь колдуний не жалуют. Мы их в кухонном очаге поджариваем.
Кэт попятилась.
— Дьявольское отродье, — заорала вдова. — Твой отец убил моего мужа. Гори он в аду, и ты вместе с ним.
Госпожа Снейд ушла в дом и хлопнула дверью.
Дети уставились на Кэт во все глаза и подошли к ней ближе. Старший из мальчишек нагнулся и поднял камень.
Кэт плотнее запахнула плащ.
Первый камень врезался в стену рядом с ней.
Она кинулась прочь. Второй камень ударился ей в спину меж лопаток. А Кэт все бежала и бежала, проталкиваясь сквозь толпу. Шаг она замедлила, только добравшись до многолюдной Чансери-лейн.
Уже несколько дней господину Хэксби нездоровилось. Дрожь в руках усилилась. Он плохо спал, а в пятницу упал на лестнице. Пьяницей чертежник не был — во всяком случае, выпивал не больше, чем большинство мужчин, — и Кэт невольно задалась вопросом: что, если у Хэксби дрожательный паралич? От этого же недуга страдал в Колдридже дядюшка Эйр.
В последний год жизни дядюшка с несчастным видом еле ковылял по дому, жалуясь на боли в конечностях. Руки у бедняги тряслись так сильно, что в конце концов жене пришлось кормить его с ложки. Но это еще не самое худшее: дядюшка стал видеть то, чего нет, и принимать одни предметы за другие. Матушка Граймс, старуха, жившая на землях поместья, готовила для дядюшки травяные настои. Одни слуги называли ее знахаркой, другие ведьмой. Снадобья немного облегчали боль, но от них видения усиливались.
Кэт молилась, чтобы господина Хэксби не постигла та же судьба. Даже не ради него самого, а ради себя. Кэт отчаянно в нем нуждалась. Только бы он не разболелся окончательно и не умер!
В понедельник мальчик, приносивший молоко, рассказал, что подмастерья на Флит-стрит складывают большой костер на пустыре, образовавшемся после Пожара на Харп-лейн — это улица к востоку от Феттер-лейн. Наступил день Порохового заговора — праздника в память о том, как больше пятидесяти лет назад католикам не удалось взорвать короля и парламент.
Подмастерья сделали чучело, изображавшее вавилонскую блудницу, и нарядили его в одежды папы римского, не забыли и про его тройную корону — тиару, и про ключи святого Петра. Джон упросил госпожу Ноксон после ужина отпустить слуг на часок: такое зрелище надо увидеть своими глазами.
— Ты ведь хочешь пойти, правда, Джейн? — Залившись краской, он поглядел на Кэт телячьими глазами. — Такое не каждый день увидишь. Там, наверное, будет ярмарка и представление. Весь город соберется.
— Я тоже хочу пойти, — вставила Марджери.
— Идите, если вам охота, — произнесла госпожа Ноксон. — Но сначала уберите со стола и наведите на кухне порядок, и чтобы через час были дома.
В понедельник утром господину Хэксби стало хуже. Он послал за госпожой Ноксон, и хозяйка поднялась к нему. Кэт подумала — что, если ему нужно позвать врача или хотя бы сделать кровопускание? Но, выйдя из комнаты чертежника десять минут спустя, госпожа Ноксон велела Кэт идти к господину Хэксби и помогать ему с работой все утро, а если понадобится, то и днем. Госпожа Ноксон, казалось, не возражала, хотя обязанности Кэт пришлось переложить на остальных. Девушка заподозрила, что господин Хэксби щедро заплатил хозяйке.