Король что-то говорил Чиффинчу. Я же направился в дальнюю часть комнаты, к высоким окнам. Одно из них король открыл, и это наверняка уменьшило разрушительную силу взрыва — у нее был выход, и стекло даже не треснуло. Открывая другие окна, я заметил, что внизу, в Собственном саду, собралась целая толпа. Все как один глядели вверх, на меня.
А между тем за моей спиной Чиффинч что-то тихо и настойчиво говорил королю. Я повернулся к ним. Теперь, когда дым рассеялся, я смог как следует разглядеть комнату, в которой мы находились. Я понял, что мы в королевской лаборатории: об этом месте говорили многие, но побывать здесь довелось лишь избранным. Здесь стояли столы и скамьи, на одной стене я заметил полку, а у второй стояли массивные, окованные железом сундуки. В глаза бросалось множество инструментов, включая весы. На одной полке стояли стеклянные реторты, а на другой — ряд томов разных размеров.
Король посмотрел на меня поверх головы господина Чиффинча. Наши взгляды встретились. На секунду на губах монарха мелькнула улыбка.
Я рискнул улыбнуться в ответ.
— Спасибо, — произнес король. — Подойдите сюда.
Чиффинч отошел к двери и замер в ожидании. Я занял его место перед монаршей особой.
— Значит, вы и есть Марвуд, — проговорил он. — Как поживает ваш отец?
Вопрос застал меня врасплох. В голосе короля не прозвучало и тени угрозы. Он просто задал мне вежливый вопрос, будто мы беседовали на равных. Вот только один из нас правил Англией, а второй был сыном преступника — «пятого монархиста».
— Стареет и дряхлеет, сэр.
— А голова у него ясная?
— Лишь изредка.
Король нахмурился:
— Как вам кажется, он доволен своей жизнью?
— Похоже что да, сэр. Я делаю для него все, что в моих силах. Там, где мы живем, за ним есть кому ухаживать.
— Это хорошо, — заметил король. — Наш долг — заботиться об отцах, когда они больше не в состоянии позаботиться о нас, и оказывать им заслуженное почтение. Вы согласны?
— Да, ваше величество.
Я был наслышан про обаяние Стюартов и сейчас почувствовал его на себе — король будто окутал меня своими чарами. Однако расчета здесь не было, — во всяком случае, в тот день монарх, казалось, не стремился подчинить меня своей воле. Ему действительно было интересно, как себя чувствует мой батюшка и хорошо ли я о нем забочусь.
Я почувствовал, как кровь приливает к щекам. На моих глазах отца короля казнили возле Банкетного дома, всего в нескольких ярдах от того места, где мы стояли. Я видел, как с головы капала кровь, когда палач поднял ее высоко, показывая толпе. Однако нынешний король об этом не знает. Или знает?..
«Наш долг — заботиться об отцах, когда они больше не в состоянии позаботиться о нас».
— Даже когда наши отцы в могиле, — тихо прибавил король.
Последнее слово он выговорил с чуть вопросительной интонацией, давая понять, что ждет моего ответа.
Я поглядел на него:
— Да, сэр.
— Кому, как не вам, знать, что у меня есть очень весомые причины разыскивать Томаса Ловетта.
«Разумеется, — подумал я. — Ловетт в списке цареубийц, который мне показывал господин Уильямсон. „Томас Ловетт — в бегах“».
Король будто прочел мои мысли:
— Дело не только в том, что Акт о забвении на него не распространяется, а значит, Ловетта необходимо арестовать, дабы он предстал перед судом. Он совершил еще одно преступление. Гораздо худшее.
Хуже цареубийства?
Чиффинч пошевельнулся, и король взглянул в его сторону.
— Спокойно, — произнес он тихо, но с нотками раздражения. — Я знаю, что делаю, Чиффинч. — Король снова обратился ко мне: — Вы, Марвуд, обладаете очень ценным для меня качеством. Мне известно, кем был ваш отец. А еще я знаю, что вы не такой, как он, ведь уже несколько месяцев вы служите мне верой и правдой. В воскресенье непременно явитесь на встречу с госпожой Олдерли и делайте все, как она велит.
Заметив в моем взгляде удивление, король улыбнулся.
— Пожалуйста, ваше величество, скажите, какого рода поручение она мне даст? — спросил я.
Издалека донесся колокольный перезвон — частый, но неравномерный. Звуки отвлекли короля. Чиффинч что-то тихо и настойчиво говорил ему.
Король взглянул на него:
— Велите подать мне камзол, шляпу и парик. Немедленно.
Чиффинч открыл дверь. На пороге он столкнулся с юным офицером гвардейской пехоты. Лицо у него было таким же алым, как мундир.
— Ваше величество… — едва переводя дух, выговорил молодой человек. — Дворец горит.
Король шагал по галерее, а за ним следовали около десятка человек, и среди них я. Ноги у короля были длинные, и, чтобы за ним угнаться, нам приходилось почти бежать. Чиффинч не отставал от монарха — так же, как и юный офицер, два-три солдата, слуги с факелами и незнакомые мне джентльмены. Шествие замыкал я. Король не приказывал мне его сопровождать, но и позволения удалиться не давал.
Тревожный набат все не умолкал. Снаружи звучали трубы. Кто-то выкрикивал приказы голосом, больше напоминающим рев быка, чем человеческую речь. Снизу доносилась барабанная дробь.
Король остановился у окна.
— Вовсе незачем терять голову, — громким, звучным голосом обратился он к одному из офицеров. — Спускайтесь вниз, успокойте людей. Даже если придется бежать, времени у нас более чем достаточно. Мой брат здесь? Пошлите за ним, чтобы он присоединился к нам.
Несмотря на приказ короля, воздух был прямо-таки пропитан страхом. Мужчины и женщины бегали по дорожкам Собственного сада, многие выносили из покоев вещи.
По правде говоря, все мы боялись огня. Да и как не бояться после того, что случилось в сентябре? Мне до сих пор снился треск пламени, рушащиеся дома, горы тлеющих угольев и визжащие крысы, чьи тела съеживались в серебристых лужах расплавленного свинца. Если жертвой огня станет не только Сити, но и Уайтхолл, что же останется от Лондона?
— Уже отдали приказ привезти насосы? — спросил король у офицера. — Нет? Богом клянусь, если их не будет во дворе Конной гвардии, когда туда доберемся мы, кто-то об этом очень пожалеет.
— Сэр, если загорятся Дворцовые ворота, под угрозой окажется весь дворец, — заметил пожилой джентльмен. — Или если Банкетный дом…
— Сейчас другая погода, — резко возразил король. — Ветра почти нет, да и дождь очень кстати.
Я последовал за остальными вниз по широкой винтовой лестнице. В лицо мне ударил холодный воздух. К этому времени я опять потерял ориентацию — понимал только, что мы в одной из старых частей Уайтхолла. И действительно — выйдя под открытое небо, я заметил возвышавшиеся слева ворота Холборн. На клетчатом узоре кирпичной кладки играли оранжевые отсветы пламени. Справа Банкетный дом, а за ним скрываются Дворцовые ворота.
На другой стороне дороги языки пламени поднимались над крышами казарм Конной гвардии. Насколько я мог судить, легкий ветерок дул с реки. Огонь не добрался даже до штаб-квартиры гренадерского полка, не говоря уж о ристалище на юге или располагавшихся за ним апартаментах герцога Ормонда. Волны огня удалялись от дворца на запад, приближаясь к верхушкам деревьев в парке.
Колокол все звонил, а трубачи надрывались под ритмичный бой барабанов. На дороге толпились солдаты и слуги. Два насоса уже привезли, и мужчины направляли тонкие струи воды на пламя.
Король подошел к огню как можно ближе. Мы старались не отставать.
— Несите порох, — громко, чтобы заглушить треск пламени, приказал монарх одному из офицеров. — Нужно взорвать южную часть штаб-квартиры кавалерийского полка и молиться, чтобы ветер не переменился. Если удача будет на нашей стороне, спасем и ристалище, и штаб-квартиру гренадеров.
Суета продолжалась, но теперь она стала упорядоченной. Подвезли еще насосов. Я присоединился к людям, по цепочке передававшим ведра воды, чтобы заполнить резервуары. Солдаты расчистили участок возле стены штаб-квартиры и оттеснили толпу к Чаринг-Кросс. Порох доставили на небольшой повозке, бочонки были накрыты мокрыми холщовыми парусами, чтобы шальная искра не спровоцировала взрыв.
Вскоре я весь взмок и измазался в грязи, мышцы ныли от непривычной работы. Я ведь еще до этого устал и проголодался. Однако я трудился без остановки, двигаясь, будто лунатик, отчего все происходящее казалось сном.
Время от времени я замечал среди солдат или возле насосов высокую фигуру короля. Он лично следил, как закладывали заряды, и приказывал, чтобы поджигали запалы. В южной части здания прогремели четыре взрыва, разрушив часть штаб-квартиры кавалеристов. Звуки напоминали громовые раскаты чудовищной силы и не шли ни в какое сравнение со взрывом, который я слышал в королевской лаборатории.
Я потерял счет времени. Единственное, что интересовало меня в этот момент, — пламя удалось сдержать, и оно постепенно затухало. Языки огня гасли, и нам было велено отдыхать, однако нас никто не отпускал. Наши места заняли другие. Мы встали в очередь возле бочек со слабым пивом, которые подвезли на телеге. В воздухе по-прежнему кружили искры, плавно опускаясь на землю и превращаясь в пепел.
Взяв свою кружку, я отошел с ней в сторону, чтобы попить спокойно. Опершись о стену, я наконец промочил пересохшее горло. Колени у меня подогнулись. Я сполз на землю и сел, прислонившись к стене. Рядом горели фонари, и при их свете я разглядел у себя на руке ссадину. Кровь сочилась из ранки у основания большого пальца на правой руке.
В тусклом красноватом сиянии кровь казалась черной. Я сидел, уставившись на ранку. Я находился в таком изнеможении, что даже отвести взгляд было для меня слишком большим трудом. Пепел приземлился мне на руку рядом с ранкой. Поставив кружку на землю, я смахнул его и заодно стер кровь. На кисти остались следы — кровь, смешанная с пеплом.
Кровь и пепел. Только в этот момент я заметил, что расположился у внешней стены Банкетного дома всего в нескольких ярдах от места, где стоял эшафот. Здесь я много лет назад сидел на отцовских плечах, и мы ждали, когда отрубят голову предыдущему королю. Уж не знаю, от голода или от чего другого, но мне вдруг сделалось дурно: голова кружилась все сильнее и сильнее, будто шар, набирающий скорость и катящийся вниз по склону, не имеющему конца.