Пепел и кровь. Вот ночной колпак короля падает на эшафот и лежит там, похожий на белое пятно. Мужчина в толпе с завываниями посыпает голову пеплом. А вот высокая фигура второго палача — он наматывает на пальцы длинные волосы и поднимает отсеченную голову повыше, чтобы всем было видно. И мне тоже.
— Господин Марвуд?
Вздрогнув и словно очнувшись, я поднял глаза. Передо мной стоял солдат.
— Вас желает видеть его величество.
Проглотив остатки пива, я поднялся на ноги и сквозь толпу последовал за солдатом к Дворцовым воротам за Банкетным домом. Король стоял перед ними в центре небольшой группы джентльменов и что-то тихо говорил капитану гренадеров. Через несколько минут он поднял голову и заметил меня.
— Следуйте за мной, Марвуд, — распорядился монарх. — И вы тоже, Чиффинч. — Он повернулся к офицеру. — А вы исполняйте отданные вам распоряжения. Как только добудете нужные сведения — сразу ко мне. А до тех пор держите язык за зубами.
Втроем мы вернулись тем же путем, каким пришли, и поднялись по лестнице на галерею, откуда открывался вид на Собственный сад. Мы проследовали за королем в располагавшиеся за лабораторией покои. Скромных размеров, они были обставлены как гостиная.
Король рухнул в кресло и приказал подать вина и умывальную чашу, а также наполнить ванну, чтобы он смог в ней отдохнуть, когда мы уйдем. Чиффинч стоял в тени у двери — то ли наблюдатель, то ли страж, то ли доверенное лицо.
Король и до пожара был весь в грязи, а теперь измазался еще сильнее — от сажи его лицо стало совсем черным. Когда принесли чашу, король умылся и ополоснул руки, затем, отшвырнув в сторону полотенце, откинулся на спинку кресла. Он выпил немного вина, съел печенье. И только после этого король подозвал к себе меня.
— Ваш отец изменник, — тихо произнес он, глядя на меня темными печальными глазами. — Даже после моего возвращения он оказывал содействие моим недругам. Однако я был к нему милостив.
Я поклонился. «До известной степени», — подумал я. Король или те, кто действовал от его имени, заточили отца в тюрьму на пять лет, отняли у него все имущество и здравый рассудок.
— А теперь вы окажете услугу мне, — продолжил король. — Даю слово, что ни вы, ни ваш отец не останетесь внакладе.
Монарх сделал паузу, чтобы отпить еще вина. Говорят, что слово короля — вещь ненадежная и изменчивая и слишком на него полагаться не стоит.
Раздался стук в дверь. Чиффинч сразу оживился. Король взглянул на него и кивнул. Я начал понимать, что они знают друг друга настолько хорошо, что во многих случаях могут обходиться без слов.
Чиффинч впустил в покои капитана гренадеров. Тот отдал королю честь, и монарх позволил ему приблизиться к себе.
Капитан доложил:
— Ваше величество, пожар, вероятно, начался из-за конюха — он опрокинул свечу на сеновале над конюшней. Мы уже арестовали виновника.
Король нахмурился:
— Что значит — «вероятно»?
— Мы уверены, что первой загорелась именно конюшня, и произошло это около трех-четырех часов дня. Но огонь распространялся постепенно. Конюх был пьян и уснул. Он думает, что причина в свече.
«Горящая свеча? Днем?» — подумал я.
— Свеча? — переспросил король. — Посреди дня?
Капитан поспешил заверить монарха:
— Да, сэр, я ему задал тот же вопрос. А конюх ответил, что на чердаке нет окна. С другой стороны, он не припоминает, чтобы зажигал свечу, — на своей конюшне он даже с завязанными глазами не заплутает. Но другого объяснения у конюха нет.
— Злоумышленник ответил бы так же, — вмешался Чиффинч. — Как фамилия этого конюха?
— Пирсон, сэр.
— И что же он помнит? — спросил король. — Или вернее будет спросить, что он рассказывает?
— Конюх обедал в «Синих столбах» и разговорился с незнакомцем — тот жаловался, что у него охромела лошадь, и спрашивал совета. Этот джентльмен щедро вознаградил Пирсона за помощь, и конюх много выпил за его счет. После этого Пирсона стало клонить в сон, и незнакомец обещал проводить его до конюшни.
Король взглянул на меня и вскинул одну бровь.
Решив, что таким образом он дает мне разрешение вступить в разговор, я поинтересовался:
— Вы спрашивали у Пирсона, как выглядел этот джентльмен?
— Разумеется. — Капитана явно озадачивало мое присутствие в королевских покоях, и он был возмущен тем, что ему приходится отвечать на мой вопрос. — Обычный мужчина средних лет, одет опрятно. Довольно высокий. Кажется, представился господином Колфордом, но наверняка Пирсон сказать не берется — плохо расслышал фамилию.
— Колдридж, — произнес король так тихо, что его услышал только я. — Черт его побери! Что за дерзость! Он хотел, чтобы я знал, чьих рук это дело.
Король опустил тяжелые веки. Все мы молча ждали, и тишину нарушало только шипение углей в камине и приглушенные звуки снаружи. Вдруг монарх щелкнул пальцами и оглядел нас:
— Капитан, кому еще известно то, что вы мне сообщили?
— Моему лейтенанту и сержанту, сэр.
— Дальше эти сведения распространиться не должны. Посадите конюха Пирсона под замок и никого к нему не пускайте. Через некоторое время его допросят снова. Объявите, что пожар на кавалерийской конюшне начался в результате несчастного случая, а впрочем, так оно и было. Но благодаря своевременным действиям моих солдат и слуг огонь потушен.
Король отпустил капитана и замер, уставившись на огонь и время от времени отпивая глоток вина. Тянулись минуты. Мне был виден только профиль монарха, озаренный свечами, стоявшими на столе рядом с бокалом. Щека короля напоминала крыло седла из старой, поцарапанной красновато-коричневой свиной кожи.
— Марвуд… — Король жестом велел мне наклониться к нему. — Я не желаю, чтобы об участии Ловетта в поджоге стало известно. Пусть его поимка будет моим личным делом, и в этом мне можете помочь вы.
— Вашему величеству стоит только приказать, — выпалил я.
— Вот как? — Веки короля дрогнули, и он поглядел на меня снизу вверх. — Как вы думаете, зачем вы здесь?
— Потому что… потому что в моих силах оказать вашему величеству услугу?
Король покачал головой:
— Я спрашивал не о том, для чего я позвал вас в свои покои, хотя у меня действительно есть для вас поручение. Я имел в виду — почему вы уже несколько месяцев служите в Уайтхолле? Вы же не думаете, что это случайность? С чего вдруг господин Уильямсон удостоил вас чести и взял к себе на службу? А почему Чиффинч обратился именно к вам? Вы сын изменника, и, если бы не мое милосердие, не видать бы вашему отцу свободы. Этот изменник пришел поглазеть на убийство моего родителя, покойного короля-мученика, и даже взял с собой малютку-сына.
Последние слова короля привели меня в замешательство. Я невольно отпрянул. Судя по звукам за моей спиной, Чиффинч хотел подойти ко мне, но король вскинул руку, и тот замер.
— Помните? — спросил монарх. — Помните, Марвуд?
— Да, сэр.
В этот момент я осознал, что несколько месяцев тешил себя иллюзиями. Но король вернул меня с небес на землю. Все недавние события предстали предо мной в новом свете. Неожиданное освобождение отца, покровительство господина Уильямсона, его решение после первого убийства взять меня с собой в Барнабас-плейс, внимание госпожи Олдерли, жилье в Савое — все это части единого целого. Ничто не случайно. Таков был замысел короля. Он предусмотрел каждую мелочь, от его внимания ничто не ускользнуло.
Но так ли это? Известно ли королю об отцовской неудачной вылазке в Эльзас? А о встрече батюшки с Томасом Ловеттом? Конечно, если верить рассказу старика с затуманенным разумом.
— Вы здесь потому, что Томас Ловетт доверится человеку по фамилии Марвуд, — произнес король.
Позже, когда я шагал в сторону Савоя, мои мысли занимала не встреча с королем и даже не пожар на кавалерийской конюшне. Я вспоминал о том, что почти восемнадцать лет назад видел на том же самом месте — между казармами кавалеристов и Банкетным домом.
Перед моим мысленным взором стоял человек на эшафоте. Кровавый король. Но для меня он был просто маленьким джентльменом, убиравшим длинные волосы под ночной колпак при помощи священника и одного из двух палачей в масках. Джентльмена волновало, достаточно ли остро наточен топор, ведь он понимал, что от этого зависит, насколько быстрой и легкой будет его смерть. Он предстал перед враждебным миром в жилете и с ночным колпаком на голове.
Этот маленький джентльмен должен был выглядеть глупо, но нет — он казался печальным.
Опустившись на колени, он положил голову на плаху — высотой она была не больше шести дюймов. Джентльмен неразборчиво что-то произнес. Первый палач вскинул топор. Джентльмен вытянул руки перед собой, будто готовясь нырнуть в воду.
Описав в воздухе серебристую дугу, топор обрушился на плаху.
Отделенная от тела голова упала и прокатилась несколько дюймов, оказавшись возле края платформы. И из туловища, и из головы хлестала кровь. Солдат, стоявший ближе всех, поспешил отойти, но не успел: брызги попали ему на сапоги и бриджи. Дергающееся тело рухнуло на платформу.
Первый палач стоял рядом с ним, склонив голову. Сначала топор лежал на плахе, а потом палач взял его и держал в безвольно опущенной руке.
Тут вперед вышел второй палач. Резко оттолкнув в сторону первого, он поднял отрубленную голову. Длинные волосы разлетелись, будто живые. Палач намотал их на правую руку и поднял голову короля повыше. Он медленно повернулся сначала в одну сторону, затем в другую. С шеи капала кровь.
По толпе пронесся стон. Стоявший рядом с нами мужчина вскинул руки и принялся посыпать сальную голову пеплом. Рыдая, он раскачивался взад-вперед.
Я тоже плакал.
Кровь и пепел. Пепел и кровь.
В кофейне только и разговоров было что о пожаре в Уайтхолле.
Длинный зал был заполнен до отказа, места уходивших посетителей тут же занимали новые. Особенно всех встревожило то, что Чаринг-Кросс находился в непосредственной близости от кавалерийских казарм — всего в нескольких сотнях ярдов по прямой. Ходили слухи о новом католическом заговоре, других пожарах и вооруженных папистах, со дня на день собиравшихся поднять организованное восстание.