— Неужели похоже, что я брежу? — Я встал и поглядел на него сверху вниз. — Три человека убиты, и кто знает, сколько еще погибло? Мало того — на прошлой неделе Ловетт устроил пожар в Уайтхолле. Бог знает, что он еще задумал.
Хэксби сцепил длинные костлявые пальцы на колене:
— Я боюсь за нее.
Я наклонился к чертежнику и понизил голос:
— Я желаю госпоже Ловетт только добра. Но разве вы не понимаете? Если сейчас девушка с отцом, он утянет ее на дно следом за собой. Однако, если вам известно, где она, неужели мы с вами не найдем способа ей помочь?
Кэт сбросила рясы и медленно встала. Пальцы сомкнулись на рукоятке ножа. Она вытащила его из ножен.
Круг света на полу рос. Дверь бесшумно открывалась. Теперь световые полоски появились и над дверью, и под ней, и сбоку — сначала узкие, но постепенно они становились все шире и шире. Свет был не слишком ярким. Кэт предположила, что он исходил от такого же закрытого фонаря, как у нее.
Девушка попятилась в угол. В горле пересохло. Прятаться поздно. В этой комнате единственное убежище — шкаф, но он прямо напротив открывающейся двери, и юркнуть туда Кэт просто не успеет, не говоря уж о том, чтобы не наделать при этом шуму.
Прижавшись к стене, она шагнула вправо. Потом еще раз. Благодаря этому маневру открытая дверь хотя бы отчасти станет преградой между ней и тем, кто по другую ее сторону.
Раздался шорох — тихий, едва различимый. Оставалось только одно — напасть первой. Вспомнив кузена Эдварда, Кэт решила целиться в глаза либо в мужское достоинство. Или совместить обе эти цели.
Нога Кэт задела кувшин, в котором еще осталось немного пива. Он со скрипом проехал по каменному полу.
— Кэтрин, это ты? — раздался в полумраке шепот.
Страх тут же испарился и уступил место гневу, холодному, точно клинок ее ножа.
Да как он смеет?
— Сэр? — произнесла Кэт.
Дверь распахнулась во всю ширь. Фигура ее отца почти полностью загородила проем. Кэт убрала оружие обратно в ножны и положила в карман.
Гнев быстро стих и сменился беспросветным отчаянием. Казалось, куда бы Кэт ни шла, все дороги ведут обратно к отцу. Ей никогда не убежать ни от него, ни от судьбы, которую он выбрал для них обоих.
— Почему ты не там, где я тебя оставил? — почти капризным тоном спросил Томас Ловетт.
— Я больше не могла жить в этом доме, сэр. Но как вы сюда попали? Почему…
— Ты должна была оставаться в этом доме, потому что так приказал я, — резко возразил отец. — Ты не имела права его покидать. В честном труде греха нет, только в лености.
— Господин Дэйви — развратник, сэр. — «А еще деспот и лицемер», — мысленно прибавила Кэт. — Он поцеловал меня и касался меня там, где только муж имеет право касаться жены.
— Тебе, видно, что-то померещилось, дочь. Или ты лжешь.
— Господин Дэйви угрожал меня высечь, если буду противиться.
— Не ври. Господин Дэйви наш друг. Он один из нас. Я знаю его почти двадцать лет. Я оставил тебя на его попечение. Он ни за что не обманул бы мое доверие. Не поступил бы так со мной.
— Господин Дэйви поступил так со мной, а не с вами, сэр, — сердито выпалила Кэтрин. — И да будет вам известно, подобное обращение я терпеть не намерена. Ни от одного мужчины. Никогда.
Отец шагнул к ней:
— Ты с детства была упряма, Кэтрин. — Его голос зазвучал мягко, почти примирительно. — Идем. Разговаривать будем позже. Может быть, в твоих словах есть своя правда, однако сейчас не до того. Секретарь капитула в отъезде, но в кабинет может зайти кто-нибудь еще.
— Как вы узнали, где меня искать? — Кэт выдержала паузу, но ответом ей было только его дыхание. — Вы видели, как я сюда заходила? Нет, не может быть. Вы знаете про секретаря капитула.
Осознание, что ее предали, потрясло Кэт. Ее отношения с отцом никогда больше не будут прежними. Что-то внутри ее надломилось. Ни одному мужчине нельзя доверять. Даже отцу. Даже господину Хэксби.
— Идем, — повторил отец. — Не время для разговоров.
— Куда? — Кэт не желала никуда с ним идти. Но и оставаться тоже не хотела. — Давайте уйдем из собора Святого Павла.
— Нет. Ночью отсюда не выйти. Придется ждать утра, тогда за нами приедет на своей повозке господин Дэйви.
— Я с ним не поеду.
Отец дал Кэт пощечину, от которой она пошатнулась и чуть не упала.
— Будешь делать что велю. — Он поддержал Кэт, и его голос снова стал мягким. — Поднимемся наверх, — объявил отец. — Чем выше, тем ближе к Богу. Там безопаснее — время от времени сторожа заходят в здание собора. К тому же наверху я должен тебе кое-что показать. У меня там есть одно дело.
Нет, ее отец не безумен, рассудила Кэт. Если знать о его верованиях и исходить из них, в его поведении нет ничего странного.
Томас Ловетт настоял на том, чтобы в кабинете не осталось и следа пребывания Кэт. Он велел ей открыть ставни, а потом вылить из окна пиво и содержимое ночного горшка в темный двор внизу. Стихари и рясы Кэт повесила обратно в шкаф.
Затем отец внимательно осмотрел кабинет, насколько позволял тусклый свет фонаря. Его движения были методичны и неспешны. Кэт ждала, когда он завершит осмотр. Даже в плаще ее била дрожь. Только убедившись, что кабинет выглядит так, будто Кэт сюда никогда не заходила, он взял дочь за руку и вывел за дверь.
Снаружи галерея тянулась над северной частью клуатра. Почти вся крыша обвалилась, и одна из каменных оконных рам вывалилась наружу вместе с кусками стены по обе стороны от нее.
— Здесь не опасно, надо только ступать осторожно и держаться левой стороны, — произнес отец. — Держись за мою руку.
Он запер дверь и повел Кэт по галерее к арке. Они оказались в другом помещении, тянувшемся до угла клуатра. Там, где неф собора пересекался с южным трансептом, Кэт заметила небольшую дверь. Почерневшая после Пожара, но не тронутая огнем, она была открыта.
Слабый луч фонаря скользнул по скрывавшейся за дверью винтовой лестнице. В глубоком проеме внутри стены ее спираль поднималась вверх, в темноту.
Кэт коснулась локтя отца:
— Сэр, нам обязательно туда идти?
Она не боялась ни высоты, ни темноты. Но что ее пугало, так это чувство беспомощности и ощущение, что она в ловушке.
— Забудь о страхе, — приказал отец. — Ибо я с тобой.
Он подтолкнул Кэт вперед. Девушка стала карабкаться, вытянув руки так, чтобы одна ладонь касалась стены слева, а вторая — центрального столба справа. Отец закрыл за ними дверь и стал подниматься следом. Он шагал по каменным ступеням такой уверенной, твердой походкой, будто путь ему освещало яркое солнце.
Тень Кэт прыгала в дрожащем круге света от фонаря. Сверху их обдало холодным воздухом. Здесь, внутри каменного каркаса здания, было гораздо прохладнее, чем в комнате, где Кэт пыталась уснуть.
— Быстрее, — прошептал отец. — Поднимайся выше.
Они оказались в коридоре между двумя голыми каменными стенами.
— Тихо, — раздался у нее за спиной приглушенный голос Томаса Ловетта. — Мы сейчас на уровне трифория. Не бойся, пол крепкий и ровный. В конце коридора будет еще одна лестница.
Он положил руку Кэт на плечо и легонько подтолкнул ее вперед. Кэт прошла под аркой. Властный голос отца и уверенность, с какой он здесь ориентировался, подействовали на нее успокаивающе. Трифорий — галерея второго яруса церковного нефа, расположенная над боковыми приделами. Теперь Кэт сообразила, где они находятся. Центральная башня должна быть слева.
В конце галереи вилась еще одна винтовая лестница. Поднявшись по ней, они вошли в другой коридор — по крайней мере, так сначала показалось Кэт. Сделав несколько шагов вперед, она почувствовала изменения. Воздух стал свежее, в нем ощущалось дуновение ветра. Вдруг темнота как будто чуть рассеялась и стала не такой кромешной, как раньше. Кэт остановилась, вытянула правую руку и коснулась грубого камня стены. Потом вытянула левую — и не нащупала никакой преграды.
— Держись правой стороны, — прошипел отец у нее за плечом. — Не смотри вниз. Иди вперед.
Ноги у Кэт стали ватными. Она почувствовала слабость и все же шагнула вперед. Потом еще раз. Вот ее левая рука что-то задела. Колонна. А потом опять пустота.
— Молодец, — похвалил Томас Ловетт. — Осталось всего несколько шагов.
Ее колени словно размягчились, кости и сухожилия утратили форму и твердость, превращаясь в студень. Перед глазами мелькал свет фонаря. Справа закопченный камень, а слева…
Пропасть.
— Смотри только вправо, на стену. Шагай. До башенной лестницы рукой подать.
И снова твердые факты ее успокоили. Они с отцом по-прежнему внутри собора, только очень высоко, над средокрестием, а наверху центральная башня. Они идут по узкому проходу, с одной стороны стена, с другой — арки, а за ними…
Бездна.
Кэт внутри пустой сердцевины башни. Пол собора где-то далеко внизу, на дне этой черной пропасти. Какова ее глубина — восемьдесят футов? Сто?
А потом — Кэт не знала, секунды прошли или целый час, — впереди показалась арка. Кэт шагнула под ее свод, покачнулась и, как подкошенная, рухнула на нижние ступени лестницы.
— Доверься мне и Господу, Кэтрин, — проговорил отец. — Я работал в этом соборе еще мальчишкой. А твой дед трудился здесь каменщиком. Я не дам тебе упасть.
Неожиданно для себя Кэт ощутила мощный прилив любви к отцу, тут же сменившейся ненавистью.
Как ты мог?..
Дальше стало проще. Ноги по-прежнему ныли. К тому же Кэт ослабела от голода. Но она упорно поднималась наверх, и отец не отставал. Кэт поняла, что лестница, по которой они идут, находится в юго-восточном углу башни. Через каждые несколько пролетов в стене было проделано узкое окошко.
Когда они вскарабкались выше уровня хоров, стали видны фрагменты Лондона — руины, пепелище, кое-где горят огни, и все это далеко-далеко внизу. На юге тянулась широкая черная лента реки, по которой туда-сюда сновали лодки, круги света от фонарей плясали на воде. Один раз до Кэт донесся собачий лай.