Иногда они проходили мимо пустых дверных проемов. Отец сказал, что раньше они вели в более не существующие помещения над сводом башни.
— Мы почти пришли, — заверил ее Томас Ловетт. — Совсем чуть-чуть осталось.
Они приблизились к низкому дверному проему, не более четырех футов высотой. Здесь дверь уцелела.
— Пропусти меня вперед, — велел отец.
Кэт посторонилась. Томас Ловетт протиснулся мимо нее. Достав ключ, он поднес фонарь к замочной скважине, отпер дверь и распахнул ее настежь.
Их сразу обдало свежим воздухом. Кэт почуяла запах реки. Тут до нее донесся протяжный слабый стон.
Должно быть, ветер завывает.
Господин Ловетт пролез через дверной проем и обернулся.
— Заходи, — нетерпеливо бросил он. — Держись правой стены.
Кэт последовала за ним и оказалась на открытом воздухе. У них над головами раскинулось затянутое тяжелыми тучами темное небо. Кое-где в просветах мелькали далекие звезды. Некоторое время Кэт стояла неподвижно, дожидаясь, когда глаза привыкнут к свету. Она вдохнула свежий соленый воздух. Единственным долетавшим сюда звуком был шум ветра. От Тауэра на востоке до сиявших вдалеке огней Уайтхолла и Вестминстера на западе весь гомон и суета остались внизу. Кэт никогда не видела Лондона с такой высоты, тем более не покидая пределы Сити.
Еще один стон. Но нет, это не ветер. Звук совсем близко.
— У меня для тебя сюрприз, Кэтрин, — объявил отец. Казалось, ему весело. — Поздоровайся с дядюшкой Олдерли.
Стоны раздавались совсем близко, меньше чем в одном шаге от Кэт, возле двери, ведущей на лестницу. Девушка отпрянула, врезавшись спиной в каменный парапет. Она взмахнула рукой, пытаясь нащупать опору, и задела плечо отца. Томас Ловетт схватил ее за запястье и вдруг ахнул.
Какой-то маленький металлический предмет отскочил от каменного карниза, на котором они стояли.
Внезапно снова наступила тишина, нарушаемая только завываниями ветра. Воцарилось неестественное молчание. Все трое — Кэт, ее отец и дядя Олдерли — затаили дыхание и замерли, сами толком не понимая, чего именно дожидаются.
Оказалось, ждали они звона металла, ударившегося о камень в двух сотнях футов под ними, на дне пустой сердцевины башни.
Мы с Хэксби прошли через ворота и поднялись по Ладгейт-хиллу к собору Святого Павла. Было уже начало седьмого. Я не стал рассказывать чертежнику об исчезновении Олдерли — это не моя тайна, к тому же я и без того рискую навлечь на себя гнев Чиффинча.
Собор напоминал покинутую крепость. Стены все так же отвесны и высоки, оставшиеся после Пожара зияющие провалы скрыты заграждениями. Некоторые дверные проемы заложили кирпичами, в других установили деревянные ограды, утыканные шипами. Внутри царила кромешная тьма.
Мы прошли ко двору Дома конвокаций. Я так долго и упорно ломился в ворота, что залаяла собака. Наконец сторож выполз из своей хижины и осыпал нас ругательствами.
— Что вы себе позволяете? — крикнул Хэксби так громко и сердито, что я вздрогнул от неожиданности. — За дерзость вам всыплют плетей и выгонят со службы! Или вы меня не узнали? Я господин Хэксби. Пропустите меня.
Из-за ворот донесся взволнованный шепот. А собака все лаяла и лаяла. Вдруг пес взвизгнул и резко затих — должно быть, получил пинка. Вот сторожа отодвинули засов, и створка ворот открылась. Один из мужчин держал фонарь. Хэксби шагнул ближе, давая сторожам себя разглядеть.
— Прошу прощения, ваше высокородие, — произнес сторож, обдавая нас хмельным духом. — Ради бога, примите наши извинения. Вы не поверите, сколько проходимцев и бродяг ломятся в ворота после наступления темноты…
— Хватит молоть языком. Посадите собаку на цепь и впустите нас.
Двор был почти целиком погружен во тьму. Свет горел только в сторожке и около внутренних ворот, ведущих к павильону возле боковой стены клуатра.
— У нас важное дело, — объявил Хэксби. — Будьте любезны, дайте ваш фонарь и держите пса на привязи.
Сторож послушно протянул ему фонарь и потер лоб:
— Долго будете работать, ваше высокородие?
— Как получится. А теперь уйдите и не мешайте.
Двое мужчин потащили собаку к сторожке. Мы прошли через двор к внутренним воротам. Хэксби достал из кармана ключ и отпер их.
Когда мы вошли во внутренний двор, я предложил:
— Давайте запрем ворота на засов, сэр. Не нужно, чтобы нас беспокоили.
Чертежник замер в нерешительности. В его взгляде отразилась тревога. Хэксби смотрел на меня, гадая, можно ли доверять моим советам, да и мне самому. Я же в свою очередь сомневался в нем.
— Если с вами что-то случится, мне далеко не уйти, — привел довод я. — Госпожа Ноксон знает, что мы ушли вместе, и горничная нас видела. Да и сторожа наверняка разглядели мое лицо.
— Действуйте.
Я поставил фонарь на землю и задвинул засов, запирая нас внутри.
— Есть и другие люди, которым известно, что я намеревался с вами побеседовать.
Хэксби фыркнул:
— В таком случае мы можем полностью доверять друг другу.
Я не видел его лица, но по интонации понял, что чертежник улыбается. Он прошел в павильон и открыл дверь еще одним ключом.
Ночью это помещение выглядело по-другому. Раньше я не замечал, что павильон напоминает длинную глубокую пещеру. При тусклом свете фонаря он казался бесконечным.
Мы дошли до рабочего стола Хэксби. Когда мы приблизились к задней стене, чертежник указал на деревянную лестницу. Его кадык дернулся.
— Она там, наверху. Вот за той дверью.
Хэксби попросил меня подержать фонарь. Властная манера, с которой чертежник говорил со стражниками, исчезла без следа. Когда он доставал из кармана ключи и открывал стоявший на полу сундук, его рука дрожала. Нагнувшись с явным трудом, Хэксби достал связку ключей — одни большие, другие поменьше.
Он медленно взбирался по деревянным ступеням, цепляясь за перила. Ключи в его руке тихонько позвякивали. Я поднимался следом. С неожиданной деликатностью чертежник постучал в дверь и громко произнес:
— Джейн, это я, господин Хэксби.
Ответа не последовало. Оглянувшись на меня, чертежник выбрал ключ и повернул его в замке. Подняв щеколду, он открыл дверь и замер на пороге.
— Джейн? Джейн!
И снова молчание. Взяв у меня фонарь, Хэксби прошел внутрь, что-то бормоча себе под нос. Я тоже переступил через порог. Внутри оказалось холодно и сыро, к тому же здесь стоял застарелый запах гари, которым пропитался весь город.
Меня охватило дурное предчувствие.
— В чем дело, сэр?
— Ее здесь нет.
Хэксби подошел к двери напротив и взялся за кольцо, поднимавшее щеколду, но, похоже, эта дверь была заперта. Хэксби поднес фонарь к окну и стал изучать задвижки на ставнях.
— Она не могла уйти тем путем, каким мы пришли. И дверь, и павильон были на замке, не говоря уже о воротах, ведущих во двор. А во дворе Дома конвокаций сторожа и собака. Окно тоже отпадает…
— Значит, Кэтрин Ловетт вышла через вторую дверь, — не выдержав, перебил я.
— Чтобы избежать ошибок, нужно рассуждать последовательно, господин Марвуд. Да, похоже, что она действительно ушла через другую дверь.
Я направился ко второй двери и тоже попытался ее открыть, но безрезультатно.
— У вас есть ключ? Куда она ведет?
— Эта дверь без замка, — тихо, неспешно произнес Хэксби. — Она заперта на засов с другой стороны. Дверь ведет в галерею над клуатром, оттуда можно выйти на лестницу, ведущую к южному входу в собор. Но от галереи остались одни развалины, нужно быть глупцом, чтобы идти этим путем даже при дневном свете.
— Тогда куда же исчезла девушка?
— Ума не приложу, — развел руками Хэксби.
В свете фонаря его лицо было покрыто глубокими темными впадинами. Голова Хэксби напоминала вытянутый желтый череп.
И вдруг части головоломки сложились в единое целое.
— Ловетт здесь, — произнес я. — В соборе. Вам было известно об этом с самого начала, потому что именно вы впустили его сюда. Знали вы и о том, что Ловетт непременно придет за дочерью. Это вы сказали ему, где искать госпожу Ловетт. Вы заманили меня в ловушку.
— Выслушайте меня, — взмолился Хэксби. Его голос звучал чуть громче шепота. — Я скажу вам правду, всю правду. Клянусь, это не ловушка.
Чертежник отодвинул лежавшие на столе бумаги и поставил на освободившееся место фонарь. Потом опустился на стул. Хэксби указал на второй стул рядом с дверью, ведущей на лестницу.
— Пожалуйста, садитесь, господин Марвуд.
— Сейчас не время для посиделок и бесед, — возразил я, тоже понизив голос. — Вы меня обманули, сэр.
— Вовсе нет. Даю слово. Как и вы, я забочусь только о благе госпожи Ловетт. И боюсь, из-за меня она угодила в западню.
— В таком случае нужно действовать, и как можно быстрее. Ради госпожи Ловетт.
Я взял со стола фонарь и обошел комнату. Открыл шкаф и сундук, заглянул в каждый угол и подо всю мебель. Все это время я напряженно прислушивался.
— Опрометчивыми действиями мы ей только навредим, — заметил Хэксби. — Сэр, прошу вас, сядьте. Мне неудобно вертеть головой из стороны в сторону.
Поведение и слова чертежника несколько меня успокоили. Злобы от него не исходило, только неимоверная усталость.
— Хорошо, говорите, — сдался я. — Слушаю. Но поторопитесь.
— Вы обвиняете господина Ловетта в тяжких преступлениях, — начал Хэксби. — Убийства, поджог в Уайтхолле. Поверьте, мне обо всем этом ничего не известно. До вчерашнего дня я даже не знал, что Ловетт в Англии. Он сказал мне, что вернулся за дочерью. Ловетт хочет уехать вместе с ней.
Под столом я заметил ночной горшок, но тот оказался пуст. Я спросил:
— Давно Ловетт прячется в соборе?
— Вторую ночь. Он приходил сюда и до этого, но не со мной.
Я взял горшок и принюхался. От него исходил запах мочи, но это еще ничего не значит.
— А с кем же?
— С другим старым знакомым, еще с прежних времен. Он здесь работает. Днем в соборе трудится бесчисленное множество ремесленников.