Хэксби ждал их у подножия лестницы.
— Слава богу! — воскликнул он. — Слава богу. Я слышал, как падали люди, и подумал… а впрочем, вы наверняка сами догадались, что я подумал. — Он смущенно погладил Кэт по руке. Казалось, Хэксби дотрагивался до кусачей собаки. — Бедное дитя! Вы потеряли и отца, и дядю. Примите мои соболезнования.
— Я хочу его видеть, — объявила Кэт, сбрасывая руку Хэксби. — Отца.
Друг за другом они направились к средокрестию. Кэт вскинула голову. Над ними черной воронкой темнела внутренняя часть башни, а высоко-высоко маячило пятно посветлее — ночное небо. Кэт разглядела одну звезду, потом вторую.
Марвуд и Хэксби направили лучи фонарей на изломанные тела, напоминавшие кое-как сваленные на полу груды одежды. И отец, и Олдерли лежали на островке света, со всех сторон окруженном тенями. Смерть объединила их — голова и плечи дяди покоились на ногах отца. Волосы Томаса Ловетта растрепались, и седые пряди сливались по цвету с пеплом, до сих пор покрывавшим пол.
— К сожалению, они…
Хэксби запнулся. «К сожалению, они мертвы». Вот что он хотел сказать. Как будто можно выжить после такого падения.
— Кто приходит сюда раньше всех? — спросил Марвуд. — Я имею в виду, утром. Сторожа?
— Вряд ли. — Хэксби явно обрадовала возможность сменить тему. — Свет не видывал подобных бездельников. Скорее всего, первыми приходят работники вместе с бригадирами… Пожалуйста, не наступайте сюда, сэр, здесь… липкий пол.
— Кровь, — произнесла Кэт. — Кровь.
— Госпожа Ловетт, — обратился к девушке Марвуд, — прежде чем уйти, мы должны осмотреть тела.
— Делайте все, что пожелаете, сэр, — ответила Кэт.
Опустившись на корточки рядом с телом отца, она взяла его за руку. Крупная, огрубевшая кисть на ощупь была еще чуть теплой. Ногти давно не стрижены. А вокруг головы пятно, напоминавшее темный нимб. И снова кровь.
Отец лежал на животе, и Кэт не видела его лица. Вот Марвуд поднял плащ Томаса Ловетта. Молодой человек обыскивал покойного. Хотя какое это теперь имеет значение?
Зажмурившись, Кэт погладила руку отца. Она не хотела видеть его лицо. Зазвенели монеты, Марвуд что-то сказал Хэксби. А еще издалека доносилось какое-то царапанье и шорох. Наверное, крысы копошатся. Животные бежали от Пожара. Однако потом они вернулись в собор Святого Павла, проверяя, можно ли чем-нибудь поживиться на пепелище. Крысы всегда возвращаются.
Кэт подумала, что у отца в карманах или под одеждой наверняка отыщутся бумаги — письма или документы. Как Марвуд ими распорядится — передаст своим хозяевам в Уайтхолле? Хотя, может быть, он все-таки не правительственный шпион. Вряд ли соглядатай вел бы себя подобным образом, да и господин Хэксби ему доверяет.
«С другой стороны, люди — существа сложные, в них уживаются друг с другом много разных качеств», — рассудила Кэт. К примеру, ее отец любил единственную дочь всем сердцем, но при этом и душой и телом принадлежал невидимому королю Иисусу.
— Хорошо, — между тем проговорил Марвуд. — Пора уходить. Госпожа, в кармане вашего отца лежал кошелек с золотом. Не возражаете, если господин Хэксби пока возьмет его на сохранение?
Слова молодого человека казались Кэт бессмысленными, будто шелест осенних листьев. Она поднесла отцовскую руку к губам и поцеловала.
Мы с господином Хэксби сидели и пили вино у него в комнате в доме госпожи Ноксон.
— Двое погибших, — произнес я после долгой паузы.
— Тела найдут на рассвете. — Чертежник обхватил бокал обеими руками, чтобы тот не трясся. — Сторожа доложат, что мы ходили в собор.
— Нет, — возразил я. — Единственное, что им известно, — мы были во дворе и в павильоне. О том, что мы проникли в собор, они не знают.
— Но сторожа сопоставят эти два факта.
— С чего вдруг? У них нет ни малейших оснований подозревать, что мы заходили дальше павильона. Кроме того, откуда им знать, когда именно погибли Ловетт и Олдерли? Может быть, они упали с башни посреди ночи, когда мы давно ушли. Сторожа когда-нибудь заходят в собор? Я имею в виду, по ночам?
— Нет, их туда силой не затащишь.
— Значит, беспокоиться не о чем.
Я поглядел на Хэксби. В сиянии свечи морщины у него на лбу казались особенно глубокими. Чертежник выглядел испуганным и совершенно измученным стариком.
— Ну, признавайтесь, что вас тревожит, — произнес я.
Хэксби пожал плечами.
— Я не знаю, чего вы хотите.
— Главным образом — спокойной жизни. Нас с вами эти интриги не касаются.
— Мне почти ничего о вас не известно.
— Однако в этом деле мы с вами союзники, по душе нам это или нет.
Хэксби молча пил вино, поглядывая на меня поверх бокала. Я воспринял его молчание как знак согласия или даже как тост.
— Тогда как мы поступим? — вдруг выпалил чертежник. — Погибли и отец, и дядя госпожи Кэтрин. Цареубийца и один из богатейших людей Англии. Оба мертвы, а мы увязли во всей этой истории по самые уши.
— Полагаю, нужно сказать правду, — ответил я.
— Вы, должно быть, шутите.
— Неудобные подробности опустим, сэр. Мы ведь не знаем, как эта история будет развиваться дальше. Пусть все думают, что первыми тела обнаружили сторожа или работники. Но сначала я должен признаться одному человеку, что тела нашли именно мы, — только ему одному, и более никому. Вы должны мне довериться, сэр, он не выдаст нашу тайну. Я скажу ему, что мы увидели два тела, когда вы привели меня в собор. А отправились мы туда, потому что вы по моей просьбе помогали мне искать господина Ловетта среди развалин — таково данное мне государственное поручение. Тогда никому в голову не придет усомниться в вашей благонамеренности.
— А как же она? — Хэксби кивнул в сторону двери, за которой в его постели спала госпожа Ловетт. — Скажите, ради бога, как нам быть с госпожой Ловетт?
— Вам известно, чего желает она сама?
Хэксби взял бокал, но пить не стал. Его рука все еще подрагивала, но уже гораздо меньше. Чертежник смотрел на вино так внимательно, будто надеялся разглядеть ответ в его глубинах.
— Я думаю, она хотела бы проектировать здания, — медленно произнес он.
— Что? — Сначала я решил, что ослышался, а потом вспомнил, как об этом же рассказывала госпожа Олдерли. — Да, я слышал о ее интересе к подобным занятиям. Весьма необычно.
— Согласен, для женщины пристрастие странное, особенно для молодой барышни из хорошего общества. Однако у госпожи Ловетт есть способности. Видимо, кто-то помог ей их развить. Можно сказать, госпожа Ловетт сама мне в этом призналась.
Я вспомнил библиотеку в Колдридже, полную книг, которые больше никто не читает. Генри Олдерли продал ее господину Хаугего вместе с домом и землей.
— Тетя и дядя госпожи Ловетт увлекались архитектурой, сэр. «Они вместе рисовали придуманные города, — рассказывал мне господин Хаугего. — На что время тратили! Лучше бы Библию изучали».
— Я скоро открою чертежную мастерскую на Генриетта-стрит, — продолжил Хэксби. — До того как началась вся эта кутерьма, я предложил ей там работу. Я вам об этом уже говорил. Я собирался взять ее служанкой, но время от времени она бы вставала и за чертежную доску — делала копии и все в таком духе. В ближайшие несколько лет работы нам предстоит много.
— Вам уже тогда было известно, кто она такая на самом деле?
— Я понимал, что служанка Джейн не та, за кого себя выдает, но я не знал, кто она. Так спокойнее.
Читая между строк, я догадался, о чем умолчал Хэксби. После Реставрации многие были вынуждены изменить не только образ жизни, но и свои имена, и находились люди, которые помогали им вести тихое, незаметное существование и таким образом уцелеть, заручившись помощью друзей.
— Госпожа Ноксон намекала на что-то подобное, — продолжил Хэксби. — К тому же было очевидно, что, прежде чем поселиться во дворе «Трех петухов», госпожа Ловетт жила в богатом доме. Но я не думал, что эта девушка сама наследница.
— Скорее, была наследницей, пока до ее поместья не добрался господин Олдерли. Госпожа Ловетт может претендовать на его имущество. Но станет она требовать возмещения или нет, другой вопрос. Даже если госпожа Ловетт изъявит подобное желание, не уверен, что она добьется своего.
— Тогда как же мы с ней поступим? — спросил Хэксби.
— Никто не знает, что госпожа Ловетт сегодня была в соборе Святого Павла, — заметил я. — Кроме нас.
— И Джона. Это слуга госпожи Ноксон, он привел госпожу Ловетт ко мне в собор.
— Вы можете за него поручиться?
— Ни за кого нельзя ручаться, — фыркнул Хэксби. — Но Джон очень… привязан к этой девушке. Полагаю, если доходчиво объяснить ему ситуацию, парень будет помалкивать. Ради нее.
— А как быть со сторожами? — спросил я.
— Госпожа Ловетт утверждает, что, когда они с Джоном заходили в ворота, ее они не видели. А когда мы уходили сегодня вечером, вы накрыли ее своим плащом. Как бы то ни было, во дворе Дома конвокаций такое плохое освещение, что дальше чем на фут от сторожки не видно ни зги.
— Хорошо. С тех пор как на прошлой неделе отец забрал госпожу Ловетт из кофейни, больше ее никто не видел, а те, кто видел, не захотят об этом рассказывать. Пусть госпожу Ловетт считают пропавшей, пока все не уладится, пожалуй, так будет лучше для всех.
Хэксби кивнул:
— Если она не станет возражать. А потом, когда ситуация прояснится, решим, как лучше распорядиться судьбой госпожи Ловетт.
— Мне кажется, решать будет она, сэр, — возразил я. — Конечно, я с ней мало знаком, однако у меня сложилось именно такое впечатление.
Мы разговаривали, пока на задних дворах Лондона не проснулись первые петухи. Тогда мы сошли вниз. Когда Хэксби отпирал входную дверь, по лестнице тихонько спустилась служанка и уставилась на нас во все глаза.
— Что вы стоите и таращитесь, Марджери? — рассердился Хэксби. — Разведите-ка огонь в кухонном очаге да поскорее вскипятите воду. Я продрог до костей, и, чтобы согреться, мне нужно выпить вина с яйцами и сахаром.