— Вы имеете в виду, Матильда, что так и не поговорили о том, ради чего он пришел?
— Ничто не могло заставить его расстроить пищеварение неприятным разговором, а я должна была заняться делами в четверть десятого. Ну, а потом он умер...
— Сколько времени вы отсутствовали?
— Я миллион раз описывала все это мистеру Чарлзуэрту, так что могу сказать вам точно. В четверть десятого я поднялась в бабушкину комнату, сняла с нее парик — верно, бабушка? — и расстегнула платье на спине, потом пошла на пять минут в свою комнату привести себя в порядок, а когда она разделась, помогла ей лечь в кровать и дала ей питье. В половине десятого я пошла в детскую — я всегда занимаюсь Эммой в это время, хотя избавлю вас от речи о важности точного соблюдения графика с маленькими детьми. Если я пробыла с Эммой пять или шесть минут, значит, было без двадцати пяти десять или чуть позже, когда я спустилась и увидела Роузи и Тедварда, входящих в холл.
— Все соответствует, — подтвердила Роузи, — так как если Тильда оставила Рауля в четверть десятого и он позвонил нам сразу после этого, значит, мы с Тедвардом блуждали в тумане около пятнадцати минут и прибыли сюда между без двадцати пяти и без двадцати десять. Мы множество раз уточняли это с Чарлзуэртом.
— Вы хотите сказать, Матильда, что оставили вашего гостя одного на целых двадцать минут?
— Ну, я ничего не могла поделать, Кокки. Фермеры ведь тоже должны кормить и доить животных в определенное время, что бы ни случилось.
— Спасибо за сравнение меня с коровой, — засмеялась старая миссис Эванс.
— А вам не пришло в голову спуститься на минуту и успокоить его?
— Ну, когда чем-то занимаешься, время идет так быстро. Один раз я окликнула Рауля через перила, но он не ответил, и я подумала, что он меня не слышал... — Матильда поднесла руку ко рту испуганным жестом. — Господи, вы ведь не думаете...
— Он не ответил, потому что лежал мертвый.
— О Кокки!..
— Ведь вам не был виден холл?
— С площадки его не видно, если не спуститься на несколько ступенек.
— И вы ничего не слышали, Матильда?
— Нет, Кокки, абсолютно ничего. Во время телефонного звонка я была в своей комнате, а оттуда не слышен даже крик — мы проверили. Бабушка тоже говорит, что ничего не слышала.
— Вообще-то я туговата на ухо, — призналась в своей слабости старая миссис Эванс, что бывало крайне редко.
— Не слышали даже звяканья телефона, когда трубку положили на рычаг?
— Но ее не клали на рычаг, — возразил Тедвард. — Он упал с трубкой в руке, не так ли? Фактически Роузи слышала, как он упал.
— Да, его голос слабел, а потом раздался стук.
— Роузи слышала стук по телефону за полмили отсюда, а вы обе ничего не слышали в ваших комнатах одним этажом выше?
Миссис Эванс с подозрением принюхалась.
— Кажется, что-то горит.
— Нет-нет, дорогая, — поспешно заверила ее Матильда. Бабушкины маневры были полезны с мистером Чарлзуэртом, но Кокки был «на их стороне» — по крайней мере, она на это надеялась.
Мелисса сидела, уставясь на свои руки. Никогда в жизни она не испытывала такого страха. Сейчас он начнет расспрашивать ее! У нее кружилась голова, мысли разлетались в разные стороны. Что она сказала инспектору Чарлзуэрту? Какой лжи следует придерживаться теперь? Что, если она начнет себе противоречить, этот жуткий старикашка сравнит ее показания с предыдущими и узнает страшную правду? Мелисса наклонила голову так низко, что волосы свесились ей на лицо как занавес. Она сказала, что была со Станисласом. Это еще куда ни шло, так как она могла честно заявить, что не знает его фамилию и адрес, а что касается телефона, то номер был слишком легким, чтобы записывать его в книжечку вместе с номерами подпольных акушеров, так что можно было отрицать, что она вообще его знала. Мистер Чарлзуэрт сказал, что полиции не составит труда его выследить, и оставалось только надеяться, что это неправда. Ей пришло в голову связаться со Станисласом и умолять его хранить молчание, но, учитывая все остальное, лучше этого не делать. Когда он прочитает в газетах, что она замешана в убийстве, то наверняка решит держаться от нее подальше.
Поэтому Мелисса повторила свою историю. Она встретилась с другом, они пошли в кино, но заблудились в тумане и... просто прогуливались. Домой она вернулась около половины десятого (или она сказала инспектору Чарлзуэрту, что это было без четверти десять?) и ничего не слышала из полуподвала, пока в холле не началась суета. Тогда она поднялась и увидела, что все стоят около тела. Должно быть, они перевернули его на спину, потому что острые носы туфель торчали вверх...
В голову Кокрилла вплыла маленькая рыбешка сомнения и задержалась на мгновение, махая плавниками, но сейчас его больше интересовал Томас, чем Мелисса Уикс, поэтому он продолжал расспросы и так и не узнал, скольких неприятностей и трагедий можно было бы избежать, если бы он обратил на это внимание.
— Теперь, Томас, давайте послушаем вас.
Томас сидел в большом кресле. Его короткие ноги едва дотягивались до пола, и он подогнул их под себя, как ребенок. Это придавало ему беззащитный вид, который подчеркивали бледное лицо, растрепанные светлые волосы и мешки под глазами.
— Мне нечего вам сообщить. Я вышел повидать пациента, но не мог найти адрес, проездил в тумане около двух часов и вернулся домой, застав этого типа лежащим мертвым в холле. Вот и все, что я знаю.
— Вы так и не видели пациента? — спросил Кокрилл.
— Говорю вам, я не смог найти адрес. Я не так хорошо знаю этот район — он за пределами моей обычной территории, — а в тумане не у кого было спросить дорогу. Возможно, адрес был неправильный, так как, когда я наконец добрался туда, дом оказался запертым и в нем никого не было. Он стоял в маленьком переулке, вроде бывшего извозчичьего двора, под названием Хэрроу-Гарденс — слишком маленьком, чтобы фигурировать в справочнике.
— Но, Томас, неужели это заняло у вас два часа?
— Вы не знаете, Кокки, какой был туман. Тедварду понадобилось двадцать минут, чтобы доехать сюда от своего дома, хотя он находится совсем рядом и Тедвард знает дорогу. Когда я обнаружил тот дом пустым, то подумал, что ошибся, и поездил еще немного. Я нашел Хэрроу-плейс, Хэрроу-стрит и еще несколько улиц с похожим названием, но ни на одной из них не было дома с таким номером, поэтому я бросил поиски и вернулся.
— А вам не пришло в голову позвонить домой?
— Я позвонил, но позже, когда связи уже не было. К тому же это ничего бы не дало — я думал, что сообщение от пациента приняла Мелисса, а она еще не вернулась, так что они ничего не могли мне сообщить. Какое-то время я продолжал поиски.
— Случай был серьезный, если вы так беспокоились?
— Для меня важны все пациенты.
— Не сердись, Томас! — взмолилась Матильда. — Он так же вел себя с мистером Чарлзуэртом, Кокки, когда тому его история показалась сомнительной. Конечно случай был серьезный — маленький ребенок, который мог умереть. Верно, Томас?
— Это были личные пациенты или из вашего участка?
— Откуда я знаю? — сказал Томас. — У меня нет даже их фамилии. Но вряд ли в таком районе могут быть платные пациенты.
— А это ваш участок?
— У меня нет участка! — рявкнул Томас. — Я позволяю моим пациентам жить, где им нравится.
— Я просто задаю вам те вопросы, которые будет задавать полиция. У вас был адрес больного ребенка. Вы выехали в почти непроницаемом тумане и потратили два часа на поиски. Не могли они за это время отправить ребенка в больницу?
— Возможно, они так и сделали, раз дом был пуст. Но я не мог на это рассчитывать. Если пациенты вызывают по телефону врача, они, как правило, терпеливо ждут, не сомневаясь, что рано или поздно он придет. К тому же они вряд ли рискнули бы везти больного ребенка в таком тумане. И вообще, что плохого в том, что врач поехал к пациенту? Ради бога...
— Придержите коней, сынок. Никто вас ни в чем не обвиняет.
— Как бы не так, — усмехнулся Томас. — Слышали бы вы их вопросы. Где я нашел сообщение? На каминной полке возле телефона в этой комнате — на клочке бумаги. Где оно теперь? Я разорвал его и бросил в огонь, переписав адрес в мою книжечку. Не было ли это глупым поступком? Возможно, было, если я переписал адрес неправильно, но, к сожалению, я это сделал. А почему к сожалению? Потому что, мой дорогой инспектор, теперь я не могу продемонстрировать этот клочок бумаги и доказать, что он существовал. И никто в доме его не видел. Никто не принимал сообщение и не записывал его. Ни Матильда, ни Роузи, ни бабушка. Мелисса тоже говорит, что не делала этого, а больше в доме никого нет.
— Хм? — произнес Кокрилл. — Звучит скверно.
— Для инспектора Чарлзуэрта это звучит достаточно хорошо, — сказал Томас. — Он уверен, что я помахал перед носом у Матильды пустой бумажкой, сказал ей, что должен ехать к больному, ушел, не повидав Верне, очевидно с целью избежать обвинения, что я убил его, так как мне не понравилось его лицо, болтался в тумане, пока не увидел свет наверху и не понял, что Матильда оставила гостя одного, пробрался в холл, достал из ящика мастоидный молоток, выманил Верне из гостиной и огрел его молотком по башке. А потом, не будучи достаточно опытным врачом, чтобы определить, жив человек или мертв, я снова вышел в туман, оставив жертву сообщать по телефону, что он умирает. — Томас посмотрел Кокриллу в глаза. — А самое скверное, что как бы глупо это ни выглядело, опровергнуть это невозможно. Чарлзуэрт не такой дурак, каким кажется.
— Что здесь происходит? — поинтересоваался инспектор Чарлзуэрт, входя в дверь.
Глава 7
Мистер Чарлзуэрт казался Роузи просто чудесным. Чтобы инспектор Скотленд-Ярда был так молод и хорош собой, с такими стройными длинными ногами и красивыми серыми глазами! Жаль, конечно, что он подозревает беднягу Томаса. «Полагаю, — думала она, — я могла бы обвести его вокруг пальца — сказать, что это был грабитель, и покончить с этим». Обмануть мистера Чарлзуэрта было бы приятно само по себе.