{27}, очевидно, выглядело слишком незначительным, чтобы препятствовать бегству, и она проигнорировала его. С тревогой ожидая, пока подействует его успокоительное, Тедвард думал, что завтра буйство может смениться тихими угрызениями совести, и это, учитывая теперешнюю ситуацию, пойдет всем на пользу. Но преследователь поравнялся с Мадонной Лилией и... промчался мимо.
— Это Эдвин! — вскричала миссис Эванс, падая на колени со стиснутыми руками, не удосужившись вначале слезть со своего арабского скакуна. — Эдвин, который так долго любил меня! Он надвинул на лицо бурнус, но я узнала этот лоб и эти глаза!
Она снова оказалась в седле, вцепившись старческими узловатыми пальцами в развевающуюся гриву и устремляясь в погоню за мстителем. Но лекарство наконец начало действовать. Диван замедлил ход, руки упали на колени, веки стали опускаться.
— Пускай дальше скачет в одиночестве. Я знаю конец. Он догонит моего соблазнителя среди песчаной бури и... — Миссис Эванс начала клевать носом. — Извини, Тедвард, мне так хочется спать. Пожалуй, я лягу. С твоей стороны было очень любезно провести полчаса с полоумной старухой. ~ Она с трудом вскинула голову и посмотрела на него. — Надеюсь, я наговорила не слишком много чепухи? Я читаю так много, и иногда пугаю книги с действительностью, и мои мысли съезжают с рельсов.
— На сей раз съехал только ваш парик, — сказал Тедвард. Его большие добрые руки поправили парик, и он отправился на лужайку подбирать подушки.
На следующее утро Стэнли Брикс, молодой джентльмен со слишком маленькими усиками и слишком большим количеством пятен на затылке, пересекал Ла-Манш (его паспорт был в полном порядке), чтобы вести тоскливое существование за границей, покуда не истощится его скудное содержание. Лучше убраться с дороги, думал Стэн Брикс, терзаясь морской болезнью, чем иметь дело с отвергнутой женщиной, а тем более быть замешанным в убийстве... Но правда состояла в том, что, хотя его семья смогла дать ему достаточное образование, чтобы ощущать себя джентльменом и испытывать величавое презрение к собственным родственникам, она все еще маячила на заднем плане, и ее приходилось терпеть ради чеков и прочего. Стэн не мог вынести мысли об их поддразнивании и грубый, вульгарный смех (ибо его сестры не пользовались благами образования), когда они узнают, что он фигурировал в Вест-Энде, как «просто Станислас». Имя звучало таинственно, возбуждающе, смутно намекая на знатное происхождение. «Граф Станислас Брикс» назвал бы его отец, хлопая по плечу зловонной рукой, поскольку Брикс-старший зарабатывал деньги, торгуя рыбой, и нисколько этого не стыдился, а сестры кричали бы: «Стэн, Стэн, одурел совсем!», прыгая вокруг стола, покуда он допивал свою чашку чаю с долькой лимона и «специальным» тостом. Нет уж, благодарим покорно? Эта маленькая дурочка Мелисса была довольно забавной с ее наивным восхищением, а Роузи была просто великолепна — не стала шарахаться от него, хотя они ни разу друг друга не видели, пока не столкнулись в тумане позавчера вечером, но во Франции девушек полным-полно, а папаша, наивно гордившийся своим блистательным отпрыском, был готов выложить бабки, дабы он мог завершить образование на континенте. В итоге Стэн отплыл послеполуденным пароходом, уверенность мистера Чарлзуэрта в том, что он скоро его разыщет, не оправдалась, а Роузи и Мелиссе осталось только предаваться гневу и воспоминаниям. Последние, по крайней мере, были приятными. Мелисса была не в том положении, чтобы выбирать, а Роузи в тумане не заметила ни жалкого вида усиков, ни веснушек. Таинственный Станислас набросил на себя темный плащ и растаял в небытие, откуда явился.
Произошли еще одно убийство и расплата за оба преступления, прежде чем Стэн Брикс вновь показал свою физиономию в Англии.
Глава 8
Мистер Чарлзуэрт решил, что пришло время поехать в морг и поговорить с доктором Литтлджоном, патологоанатомом, о результатах вскрытия, и пригласил, как один мальчик другого на детскую вечеринку, инспектора Кокрилла сопровождать его. Кокки согласился без особого энтузиазма и сел в черный полицейский автомобиль, положив на колени огромную шляпу.
Выпотрошенный труп Рауля Верне, похожий на огромного оловянного солдатика, если не считать полностью обнаженного состояния, лежал в узкой фарфоровой ванне с безобразными синими вздутиями на плечах и бедрах, где кровь постепенно скапливалась после смерти, но в остальном выглядел мирно спящим. Прямая линия черного шва тянулась через живот и грудь, но редкие черные волосы были аккуратно причесаны, скрывая проломленный череп. Доктор Литтлджон выложил его печень и легкие на эмалированные подносы и медленно переворачивал их кончиками пинцета.
— Ничего неожиданного. Он умер от пролома черепа, разрыва мозга и так далее. — Доктор пустился в профессиональное описание ран.
— О’кей, — остановил его Чарлзуэрт. — Мы вас поняли. Он умер от удара по башке, вероятно, слегка наклонившись или вытянув голову вперед. Убийца стоял позади и чуть правее его. Правильно?
— Примерно, — кивнул Литтлджон. — Я подробно все изложу в заключении, но в общем вы правы.
— Убийца мог быть и мужчиной, и женщиной, и ребенком?
— Ну, не малышом, если только он не влез на стул. Он должен был обладать достаточно высоким ростом, чтобы размахнуться как следует.
— Единственному малышу в доме около двух лет, так что это вариант можно не рассматривать всерьез. Насколько высоким должен быть убийца?
— Зависит от того, склонилась ли жертва вперед или только слегка наклонила голову, а мы вряд ли можем это определить. Что до остального, молоток хотя и тяжелый, но простой в обращении, так что чрезмерной силы тут не требовалось. Надо было только размахнуться и ударить. Конечно, убийце повезло, что он попал в нужное место.
— Возможно, он туда и метил, — мрачно предположил Кокрилл.
— Да, разумеется. Только он должен быть сверхизобретательным, чтобы убедить жертву так удачно наклонить голову.
— Действительно, — согласился Кокрилл, стоя в жуткой зелено-белой комнате, пахнущей формальдегидом, и сунув руки в карманы старого мешковатого макинтоша. Внезапно он вскинул голову, и его карие птичьи глаза возбужденно блеснули. Это насторожило Чарлзуэрта, который и прежде страдал от вспышек вдохновения инспектора Кокрилла.
Два служителя морга подняли долговязое тело Рауля, завернули его в широкую льняную простыню, сделав похожим на тюк белья, и увезли в холодильник. Когда двери холодильника открылись и Рауль ногами вперед скользнул на металлическую плиту, Кокрилл увидел еще несколько «тюков» — три больших и один маленький. На дверной табличке было написано мелом: «Одна женская нога для профессора Праута». Кокрилл подумал о том, как проходит и бесследно исчезает красота: женская нога, возможно с изящной лодыжкой и гибкой ступней, которая легко шагала, очаровательно танцевала, любила ощущение теплого золотистого песка, просачивающегося между пальцами, теперь лежала в холодильнике, предназначенная для упражнений профессора Праута, словно баранья нога для мясника...
— Ну и что вы об этом думаете? — поинтересовался Чарлзуэрт, садясь в автомобиль.
— Я думаю, что вам следует поскорее выяснить, располагает ли кто-нибудь из подозреваемых огнестрельным оружием, — ответил инспектор Кокрилл.
В высшей степени ценное указание!
В большом неопрятном доме на Мейда-Вейл где-то болталось огнестрельное оружие — Мелисса в этом не сомневалась, но не могла вспомнить, где именно. Вероятно, об этом знал кто-то из членов семьи, но все они в данный момент отсутствовали.
— Вы сами давно его не видели? — спросил Кокрилл, сверля ее блестящими глазами.
— Давным-давно, — сразу ответила Мелисса. — Но ведь этого человека ударили мастоидным молотком, а не застрелили, верно?
— Верно, — подтвердил Кокрилл. ~ Он стоял, слегка отвернувшись от убийцы и наклонив голову, подставив нужную ее часть в качестве мишени. Очень любезно с его стороны, не так ли?
Чарлзуэрта внезапно осенило.
— Вы случайно не предполагаете, что убийца вынудил его занять эту позу под дулом пистолета? Ни один человек в здравом уме не стал бы подставлять голову под молоток, угрожали ему пистолетом или нет. Он попытался бы сопротивляться — ведь ему было нечего терять. Должна быть какая-то другая причина.
— По-видимому, — согласился Кокрилл. Он повернулся к Мелиссе. — Где, вы сказали, вы были тогда?
Бюро вынесли из холла, а стоявший на нем телефон заменили другим — столу и телефонному аппарату, несомненно, предстояло фи1урировать в Центральном уголовном суде в качестве вещественных доказательств номер один и два. Холл сузился за счет барьеров, установленных полицией вокруг места, где лежал Рауль Верне. Мелиссе пришлось протискиваться мимо них, и сейчас она и все остальные сгрудились у двери. Но Мелисса надеялась, что чем больше неудобств, тем скорее ей прекратят задавать вопросы.
— Я говорила, что мы бродили в тумане, пытаясь найти дорогу в кино, а потом домой.
— Вы и «Станислас»?
— Вы еще не нашли его? — быстро спросила Мелисса.
— Нет, — ответил Чарлзуэрт. — Похоже, его здесь никто не знает, а от вашего описания толку мало.
— Я могу только сообщить, что он среднего роста и умеренно темноволосый.
— К несчастью, он во всех отношениях средний и умеренный, — проворчал Чарлзуэрт. Хотя этот Станислас был единственным алиби Мелиссы, она не выглядела стремившейся разыскать его. Что, если... — В четверть десятого, когда Рауль Верне звонил по телефону, вы «бродили в тумане»? Вы вернулись домой после половины десятого и не знали о происшедшем, пока не услышали шум в холле и не обнаружили всех стоящими вокруг тела?
— Да, — кивнула Мелисса. Ей снова представились белые как мел пальцы, сжимающие телефонную трубку, пятна крови на паркете, полосатые носки и коричневые туфли с торчащими вверх острыми носами... — Меня тошнит при одной мысли об этом. Могу я идти?