в приемную и остановился спиной к газовой горелке, погрузившись в раздумья. Большой письменный стол Тедварда находился у окна, выходящего в маленький сад; телефон стоял на столе, бдительно охраняя свои секреты. Кокрилл достал бумагу и свернул сигарету. Должно быть, Тед Эдвардс — превосходный врач-консультант, опытный, практичный и доброжелательный — во всяком случае, так выглядит его приемная. Большая ширма скрывала шкаф с пузырьками и инструментами и смотровую кушетку, а после всех процедур он мог сесть в одно из больших кресел и по-дружески побеседовать с пациентом, открыв дверцы угольной печи...
Тогда почему, когда пришла Роузи, усталая и замерзшая после прогулки в тумане, он увел ее из этой уютной комнаты в гостиную и зажег там газ?
Оконная рама поднялась с негромким звуком. Кокрилл поставил телефон на наружный подоконник и опустил раму снова. С вытянутым шнуром и трубкой в левой руке он мог дотянуться правой рукой до звонка задней двери, а телефонный звонок отличается от дверного не столько по тембру, сколько по характерному ритму...
— Алло! — послышался в трубке голос Роузи. — Это дом доктора Эдвардса, но боюсь, его сейчас нет...
Глава 11
Вечером Мелисса открыла дверь Кокриллу после того, как он, торжествующий и одновременно подавленный, оставил дом на канале на попечение подчиненных Чарлзуэрта и вернулся на Мейда-Вейл. Роузи ушла по своим делам — история казалась нелепой, и Тедвард только посмеялся бы над ней, но, с другой стороны, это выглядело странно... Кокки вел себя просто ужасно — они ведь позвали его, чтобы он им помог, а не делал из бедняги Тедварда убийцу, даже ради Томаса...
— Нам ведь незачем сообщать об этом полиции, Кокки? Пусть сами выясняют, если хотят.
— Я тоже полиция, — напомнил Кокрилл.
— Да, но не для нас, и вы обещали...
— Я ничего не обещал и должен исполнять свой долг.
— Конечно, Тильда будет рада из-за Томаса, но придет в ярость из-за Тедварда, предупреждаю вас.
К счастью, Матильда еще не вернулась домой, несомненно, будучи занята поисками средств помощи мужу. Мелисса проводила Кокрилла в кухню и приготовила ему чашку чаю. Эти дни она выглядела очень бледной и испуганной, под глазами темнели круги, волосы беспорядочно свисали вниз. Кокрилл подумал, что молодые люди, возможно, в самом деле пытаются что-то скрыть за падающими на лицо волосами, и поинтересовался мысленно, что может скрывать Мелисса. Он прислонился к плите, греясь о ее кремовую эмалированную поверхность.
— Здесь приятно, Мелисса. Маленький оазис мира.
— Кухня всегда успокаивает, — откликнулась Мелисса. — В ней тепло и буднично, так что можно ненадолго забыть... все это.
—- Вы имеете в виду убийство?
— Есть какие-нибудь новости о Станисласе, инспектор?
— Нет. Похоже, это весьма таинственный молодой человек. — «Если только он существует в действительности», — мысленно добавил Кокки.
— Очень таинственный. Это не я сделала его таким. Станислас не сообщил мне, ни кто он на самом деле, ни свой адрес или номер телефона. — Вообще-то телефонный номер у Станисласа имелся — если набрать его и спросить «мистера Станисласа», веселый голос ответит, что посмотрит, дома ли он, и вскоре сообщит, что дома и подойдет через минуту или что его нет. Но Мелисса считала нужным в разговорах с полицией преувеличивать таинственность Станисласа, насколько возможно. — Это осложняет мое положение, но не очень, верно? Ведь я не знала мосье Верне и ни разу о нем не слышала до того дня, когда он пришел сюда, поэтому не могла иметь к этому отношение, не так ли, инспектор?
— Пожалуй, — согласился Кокрилл. Ко времени его ухода полиция ничего не обнаружила в доме Тедварда, подтверждающего его версию трюка с телефоном, но и ничего, опровергающего ее. А если этот трюк был проделан...
Маленькая подушка пролетела мимо окна и с мягким стуком приземлилась на подъездную аллею.
— Она снова начинает! — Мелисса поставила недопитую чашку чаю. — Лучше я поднимусь к ней — когда она выбрасывает вещи с задней стороны дома, это еще куда ни шло, но если они летят прямо на дорогу...
Однако миссис Эванс с видом воплощенной невинности сидела на диване, прикалывая кружевную шапочку к парику. При виде инспектора Кокрилла она не спеша и довольно криво водрузила парик на голову. Мелисса машинально поправила его, укрепив с помощью пары булавок.
— Спасибо, Мелисса. Слава богу, ты пришла, дорогая, и можешь избавить меня от этого ужасного ребенка. — При этом миссис Эванс нежно улыбнулась правнучке. — Представляешь, она начала выбрасывать вещи из окна. И чего только дети не придумают! — Старуха с озорной улыбкой посмотрела на Кокки, деликатно остановившегося в дверях из-за эпизода с париком. — Входите, инспектор.
Мелисса схватила ребенка и унесла его. Эмма визжала, как поросенок, непонятно — от гнева или радости. Миссис Эванс указала на стул худощавой рукой, пальцы которой были унизаны старомодными массивными кольцами.
— Садитесь, дорогой инспектор, и поболтайте со мной. Вы не представляете, как скучаешь по цивилизованной беседе после часа в детском обществе.
Кокрилл опустился на стул с другой стороны камина.
— Налейте себе шерри — не важно, если вы только что пили чай, они хорошо смешиваются. Графин рядом с вами. Нет, спасибо, я слишком старая и чокнутая — бог знает, что я способна натворить под действием алкоголя! — Старуха бросила на него дразнящий взгляд.
— Бог, возможно, сомневается, но думаю, вы отлично это знаете, — шутливо отозвался Кокки.
Она едва заметно подмигнула.
— Вы чересчур проницательны.
— Я вас не выдам, — смеясь, пообещал он.
— Понимаете, здесь слишком скучно. — Миссис Эванс положила руки на колени, задумчиво глядя на золотые кольца с множеством сверкающих камешков. — Когда я была девушкой и молодой замужней женщиной, инспектор, жизнь была такой веселой. Я была, можно сказать, профессиональной кокеткой. Мой муж меня поощрял, он говорил, что нельзя пренебрегать таким даром. — Она погрузилась в мечтательную дремоту, и Кокрилл, начинавший подозревать, куда все это ведет, что-то пробормотал. Миссис Эванс тотчас же пробудилась и заговорила более уверенно: — Требовался настоящий талант, инспектор, чтобы флиртовать так, как флиртовали мы в наше время — изящно и деликатно, чтобы не слишком разбивать чужие сердца и совсем не повредить собственным. Все было абсолютно невинно и безобидно — не то что теперешняя возня по углам. Сейчас на первом месте физиология, а не интеллект. Возможно, мы были подавленными сексуально, хотя, конечно, не знали таких слов, но нас это ничуть не беспокоило. — Она пожала плечами. — Хотя современные люди утверждают, что это исподволь причиняло нам вред и что именно потому я на старости лет выбрасываю вещи из окон.
Когда дело дошло до защиты Томаса, миссис Эванс явно не собиралась заходить слишком далеко. Во всяком случае, признание было отложено до утра. Кокрилл ничего не сказал о новой теории и новом подозреваемом, но мягко подтолкнул ее в желаемом направлении.
— По крайней мере, Роузи в старости не будет бросать вещи из окон.
— Безусловно. — Миссис Эванс сделала паузу, опустив голову на руки. — Разумеется, инспектор, я не всегда так делаю только потому, что мне скучно.
— Вы имеете в виду, что иногда в самом деле бываете, как вы сказали, «чокнутой»?
— А вам не кажется, что нужно быть слегка чокнутой, чтобы считать забавным выбрасывание вещей в окна?
Кокрилл пожал плечами.
— Полагаю, это зависит от того, насколько вам скучно. Она улыбнулось.
— Ну, я действительно очень скучаю, но иногда обнаруживаю, что теряю над собой контроль и не отвечаю за некоторые свои поступки. Это как незаметно задремать, а потом проснуться и узнать, что ты спала.
— И таким образом вы спали во время убийства. Вы это хотели мне сообщить?
Старуха стиснула тонкие пальцы — он видел, как тяжелые кольца оставляют розовые следы, впиваясь в бледную кожу.
— Вы очень умны, инспектор, я всегда это знала. Но я заснула не сразу. Я бодрствовала, как и вы - а это о чем-то говорит! — когда Матильда помогала мне снять парик и расшнуровать корсет. Она быстро ушла, так как оставила гостя одного и еще должна была заняться ребенком, понимаете?
— Да, — кивнул Кокки. — Понимаю.
— Невинность — странная вещь, — мечтательным тоном продолжала миссис Эванс. — Я смотрю на Роузи, в общем, как на невинную девушку. Думаю, она унаследовала от меня прирожденное кокетство. Будь я молодой сейчас, то, возможно, не была бы «сексуально подавленной». Я этого не знаю, так как не имела шанса быть другой, чем я была. Но Роузи имела неограниченные возможности заходить куда дальше меня. Не могу порицать ее за то, что с ней произошло, так как тоже могла бы воспользоваться шансом, если бы он мне представился. Но я виню того, кто воспользовался ее невинным кокетством и направил ее по пути, где невинности становится с каждым шагом все меньше и меньше.
— Понятно, — повторил Кокрилл.
— И, конечно, будучи чокнутой, я едва ли могу считаться ответственной, если эта мысль преследовала меня, покуда я... Ведь сумасшедших старух вроде меня не вешают, верно? Их отправляют в психушку для преступников, где, во всяком случае, скучать не приходится.
Кокки склонился вперед, опираясь локтями на колени и ловко скручивая сигарету покрытыми пятнами пальцами.
— Полагаю, вы говорите мне все это из-за Томаса?
— Вы же видите, что Томас защищает меня.
— Все думают, что он кого-то защищает.
— Кого же еще он может защищать, кроме меня и Матильды? А Матильда этого не делала.
— Как вы можете быть в этом уверены?
— Дорогой мой, неужели вы думаете, что она бы хранила молчание, а не кричала со всех крыш, что Томас невиновен?
— Она должна думать о ребенке.
— Даже ради Эммы Матильда не позволила бы Томасу страдать ни минуты за то, что сделала она. К тому же это не пошло бы на пользу ребенку — так или иначе один из родителей оказывается убийцей. Нет-нет, конечно это не Тильда, и вы, Кокки, отлично это знаете. Томас тоже должен это знать. Таким образом, остаюсь только я. Мелисса Уикс тут вообще ни при чем, да Томас и не стал бы рисковать ради нее своей шеей, а Роузи была с Тедвардом, значит, это не могла быть она.