Лонг-Айленд — страница 16 из 43

Зайдя внутрь, он направился к узкому балкону над танцзалом. Громко играла музыка, оркестр был куда лучше того, что выступал в Кортауне. У них была духовая секция и девушки на подпевке. Но главной приманкой был бар. Джим улыбнулся, наблюдая, как один приятель пытается пронести сквозь толпу две пинты пива и два стакана поменьше с более крепким алкоголем. Его порадовало, что он не встретил никого из знакомых. Жители Эннискорти не жаловали танцы в Уэксфорде, опасаясь схлопотать штраф за вождение в пьяном виде.

На балконе Джим нашел табурет и подвинул его ближе к краю. Отсюда открывался хороший обзор танцзала. Было еще слишком рано для быстрых танцев. А когда музыка замедлится – Джим знал, это случится ближе к концу вечеринки, – оркестр покажет класс. Однако он не собирался тут рассиживаться. Только дождется Мэй и ее предполагаемого кавалера. При нем она ни разу не упоминала об Уэксфорде. Для ее друзей Уэксфорд был слишком далеко на юге, им было удобнее кутить в Уиклоу или Арклоу, если в Гори и Кортауне ничего не затевалось.

Он единственный не заказывал выпивку и просто сидел, глазея на танцующих. Все были оживленны, смеялись шуткам друзей, проталкивались к бару. У стен стояла толпа, но сам танцпол был полупустым. Джим выбирал какую-нибудь парочку и следил за их передвижениями. Казалось, все здесь друг друга знают. Между танцами мужчины в панике не носились по залу, выбирая партнерш. Все были настроены непринужденно и добродушно. Оркестр исполнял не просто версии популярных хитов, но играл джаз, иногда, к радости некоторых танцоров, переходя на свинг.

И тут он заметил Мэй Уитни, которая уверенно вышла на танцпол в сопровождении высокого худощавого парня с длинными бакенбардами и в коричневой замшевой куртке. Джим знал, как хорошо она танцует, и стал наблюдать за ней и ее партнером, у которого было такое же отличное чувство ритма. Другие танцоры освободили им место, и они выступили на передний план, синхронные в каждом движении, как будто заранее репетировали. Неудивительно, что Джим обратил на нее внимание в тот первый вечер в Кортауне. Любой на его месте обратил бы. В светло-голубом платье, перехваченном белым пояском, Мэй сияла. И смеялась всякий раз, когда кружилась на месте. Джим знал, что она бывала такой, когда выпивала пару бокалов, но также могла оживиться, если ей просто нравилась песня или мелодия. Он ждал. Хотел посмотреть, выйдет ли Мэй на танцпол с кем-то еще. Партнеров можно было менять, это ровно ничего не значило. Однако тот молодой человек в пабе сказал, что у Мэй новый воздыхатель, и Джим понимал, что обманывает себя, думая, будто это какой-то случайный парень. Медленный танец они танцевали вместе, крепко обнявшись. Джим некоторое время наблюдал, затем встал, вышел и поехал обратно в Эннискорти.

Назавтра, когда они ехали на север в сторону Уиклоу, в танцевальный клуб для игроков регби, он спросил Мэй, чем она занималась вчера вечером.

– Решила устроить передышку и никуда не выходить, – ответила она. – Прибраться в комнате, помыть голову и просто расслабиться. Голову я помыла, но в комнате стало еще больше беспорядка. Правда, я рано легла.

Джим повернулся и посмотрел на нее. А ведь он верил ей, когда она рассказывала, что вечерами по пятницам и субботам любит посидеть дома.

Они танцевали, болтали и дождались медленных танцев перед закрытием. Как обычно, Джим остановился на некотором расстоянии от ее дома, и они постояли, как всегда, прежде чем он довез Мэй до двери, пообещав напоследок, что если не позвонит в течение недели, то заедет за ней в следующее воскресенье, как обычно.

На шоссе он свернул с сознанием, что никогда больше ее не увидит, и ощутил слабое удовлетворение, что удержался от пересказа событий, свидетелем которых стал вчера.

Впрочем, удовлетворение быстро сменилось острым стыдом. Как легко она его провела! Изменять ему не составляло никакого труда – по вечерам в пятницу и субботу он был заперт за барной стойкой. Он нравился Мэй, Джим в это верил. И в припаркованной машине после танцев она вела себя так, что в этом нельзя было усомниться. Видимо, ей нравилось его обманывать, и она хохотала при мысли, что он так и будет заезжать за ней каждое воскресенье в надежде, что со временем они окончательно сблизятся.

За прошедшие годы он ни разу ее не встретил, даже не слышал о ней. И никогда не сталкивался с ее братьями или друзьями. Однажды, вскоре после того, как он за ней не заехал, Джим подошел к телефону в пабе, услышал ее голос и тут же повесил трубку.

Если бы сейчас он заметил Мэй на противоположной стороне улицы, у него ничего бы не шевельнулось в душе. А вот думая про Эйлиш Лейси, Джим все еще задавался вопросом, сумел бы он тогда убедить ее с ним остаться? Если она была замужем, они не смогли бы жить вместе в родном городе, но что мешало им уехать куда-нибудь еще или ему последовать за ней в Америку?

Бегство Эйлиш унизило Джима: весь город знал, как жестоко его одурачили. Про Мэй никто в городе не знал. Даже слухов про них не ходило. Но бывали ночи, когда от этого становилось еще горше. С этой историей Джим остался наедине. И у него было время подумать о жизни, просыпаясь по утрам или когда в пабе бывало немноголюдно.

Две разные женщины обвели его вокруг пальца. И все же он не сердился на Эйлиш за то, что она его одурачила. Вероятно, у нее были на то свои причины. Зато он сильно обижался на Мэй: он так верил в нее и всю неделю, каждый день до воскресенья, мечтал о встрече! Он и впрямь думал, что она прониклась его трудностями и понимает, почему у владельца паба не бывает свободных вечеров в конце недели. Но Мэй ушла из его жизни. И почему-то встреча с Эйлиш Лейси заставила его вспомнить о ней.

* * *

Джим посмотрел на часы. Начало четвертого. Вдобавок к виски он выпил несколько бокалов пива и знал, что не уснет. А когда встал и направился в туалет, понял, что не в силах прогнать мысль, которая уже более двух часов сверлила ему мозг. Если он выйдет из дома прямо сейчас, то никого не встретит. Это единственное, что они с Нэнси давно усвоили – как легко передвигаться утром незамеченными по спящему Эннискорти. Он пообещал себе, что если выйдет из дома, то сделает это один-единственный раз. У него не войдет в привычку прогуливаться по Рафтер-стрит в сторону Корт-стрит, чтобы, миновав вершину Фрайэри-Хилл, оказаться у дома Эйлиш Лейси. Он посмотрит на темные окна, но – Джим пообещал себе это – ни в коем случае не остановится. Дойдет до конца Джон-стрит, развернется и снова пройдет мимо ее дома. Он думал об Эйлиш, спящей внутри. Представлял себе ее дыхание, ее спокойное лицо, очертания тела под одеялом. А затем он решительно направится обратно, надеясь, что сможет хоть немного выспаться до восхода.

Часть третья

1

– Запомни, это не прогулка, – сказала Лаура. – Неспешная прогулка тебе не поможет. Быстрым шагом, дважды в день. Так рекомендуют.

– Мне нужна обувь для ходьбы, – заметила Нэнси.

– У тебя нормальная обувь. Главное, начать сегодня, не откладывая.

Нэнси настояла, чтобы они пересекли Рыночную площадь не спеша и не привлекая внимания. И только когда дошли до реки, позволила дочери задавать темп.

– Никакая это не ходьба, – пожаловалась Нэнси. – И не бег. Для меня это слишком быстро. Вот в чем дело.

– Если хочешь похудеть, – ответила дочь, – смирись.

Перед возвращением Лауры в Дублин было решено, что ее мать будет каждое утро доходить до конца променада, разворачиваясь у железнодорожных путей.

– И не сбавляй темп!

– Люди решат, что я спятила.

– Люди хотят, чтобы ты хорошо выглядела.

* * *

Она начала заводить будильник на восемь, но обычно просыпалась раньше и успевала его выключить. Как ни решительно была настроена Нэнси, она позволяла себе немного подремать, а потом еще поваляться, в полусне, строя планы на свадьбу Мириам.

К тому времени Лаура, приезжавшая из Дублина каждое воскресенье, заучила список гостей наизусть; Мириам, напротив, чем ближе к свадьбе, становилась все рассеяннее и постоянно витала в облаках.

– Это просто один день, – говорила она. – Все повеселятся и забудут.

– Но это же твоя свадьба, – возражала Лаура. – Самый важный день в твоей жизни.

– Поэтому я и хочу, чтобы он поскорее прошел.

Когда декораторы завершили работу, даже Лаура восхитилась парадной гостиной, как она насмешливо ее именовала.

– Я боялась, что цвета окажутся слишком бледными, и мне по-прежнему не нравится камин, но теперь тебе будет хотя бы не стыдно пригласить сюда гостей. Не то что раньше.

Когда комнату увидел Джим Фаррелл, Нэнси поняла, что творится у него на душе. Его гостиная не знала ремонта с тех пор, как там обитали родители. Хотя они еще не обсуждали, где буду жить после свадьбы, Джим наверняка захочет, чтобы Нэнси переехала к нему в квартиру над пабом. Может быть, сейчас подходящее время показать ему чертежи? Впрочем, сначала нужно рассказать об участке, выставленном на продажу в Лукас-парке. Вдруг ему самому придет в голову идея построить там дом.

* * *

Колокол собора пробил десять, и Нэнси нахмурилась. Она уже дважды переодевалась, хотелось чего-то полегче, но в то же время она беспокоилась, что с реки будет дуть ветер. Как правило, Нэнси не выходила из дому в той одежде, которая была на ней сейчас. И ей повезет, если по дороге к вершине Касл-Хилл она не встретит никого из знакомых. Предстоящая свадьба Мириам была прекрасным поводом зацепиться с кем-нибудь языками, поэтому, пересекая Рыночную площадь, Нэнси вжимала голову в плечи.

Проходя мимо гандбольной площадки у реки, Нэнси заметила впереди двух женщин, в одной из которых узнала Нору Вебстер, а другая, когда Нэнси присмотрелась, оказалась ее сестрой Кэтрин, жившей где-то в Килдэре. Нора заходила к ним после смерти Джорджа. Нэнси вспомнила, что, когда они остались вдвоем в гостиной, Нора подошла к ней вплотную и сказала: «Я понимаю, как вам худо. Морису было столько же, когда он умер, и мы были женаты так же долго, как вы с Джорджем».