– Я проведу там пару дней, только и всего, – сказала Эйлиш.
– А что я скажу, если люди спросят меня, куда ты пропала? – спросила мать.
– Тебе это так важно?
– Да, важно. Мне небезразлично, что думают люди.
– Скажи, что я решила провести день-другой на море у Мартина и, если погода не испортится, ты ко мне присоединишься.
– Ни за что на свете!
– Про это говорить незачем.
Эйлиш решила сбежать от матери и Мартина в тот день, когда мать заявила, что не желает ничего знать про Америку.
– Вечно одно и то же. Каждый раз, включив телевизор, я слушаю, как американцы смеются над тем, что не смешно. И все эти никсоновские дела, которые мне отвратительны. А теперь ты рассказываешь мне, какая Америка великая и какое там все…
– Я никогда такого не говорила.
– А эти их ужасные голоса. Голоса я ненавижу больше всего! И одежда!
– Какая одежда?
– Американцы! Один мужчина из Виллас провел несколько лет в Бостоне, или Филадельфии, или где-то еще и потом расхаживал по городу в клетчатых брюках и кепке.
Эйлиш поднялась вслед за Мартином по лестнице.
– Этот твой дом в Куше хоть пригоден для жилья?
– Меня устраивает.
– Значит, и мне сгодится.
Дом, однако, оказался очень запущенным. Единственный матрас был в пятнах, постельное белье старое. Само строение находилось гораздо ближе к морю, чем она думала, и со всех сторон обдувалось ветром. Эйлиш пришло в голову, что ни мать, ни Мартин никогда не узнают, если она решит здесь не оставаться. Доедет до Уэксфорда, забронирует номер в отеле и вернется домой через пару дней.
В Уэксфорде она припарковалась у железнодорожного вокзала и пошла вдоль главной улицы, пока не наткнулась на мебельный магазин «Лоунис». Даже рассматривая вместе с молоденькой продавщицей кровати и матрасы, Эйлиш еще не готова была принять решение. Цены, впрочем, были низкими, и она сообразила, что ей нужны только кровать, матрас, мягкое кресло, шезлонг, несколько свежих полотенец и комплект постельного белья.
Она спросила у продавца, когда они смогут доставить товары, и тот ушел искать хозяина магазина.
– Вы из Эннискорти, – сказал хозяин, облаченный в костюм и галстук. – Мой брат играл в гольф с вашей сестрой. Кажется, Лейси?
– Это было очень давно.
– Да бросьте, мы еще молоды.
Он спросил, когда она хочет получить товары.
– Сейчас. Я имею в виду сегодня.
Эйлиш надеялась, что говорит без американского акцента.
– Людям из Эннискорти подавай все и сразу. Наверное, что-то в местной воде.
– Так мебель можно доставить сегодня?
– Хоть сейчас.
– Вообще-то, это в Блэкуотере, в Куше над обрывами.
– Не важно.
– А старую мебель вывезете?
– Платите наличными?
Эйлиш кивнула.
– Тогда никаких проблем.
Хозяин магазина пообещал, что через час готов последовать за ее автомобилем в Куш. По главной улице Эйлиш вернула в «Шоус», где купила простыни, одеяла, подушки и полотенца, а в отделе женской одежды – самый дешевый купальник. Уложив покупки в машину, она добавила еще хлеб и овощи для салата.
Когда новую кровать установили, а старую вынесли, Эйлиш застелила новое белье, пожалев, что не купила еще и прикроватную лампу. Несмотря на тепло, дверь пришлось держать закрытой, иначе залетали мухи. Эйлиш разложила на траве перед домом шезлонг. Теперь можно было расслабиться. Разве не за этим она приехала?
В мягком послеполуденном свете вокруг разливалась благодать, тишину нарушал только трактор на соседнем поле, нежное птичье щебетание и непрекращающийся шум прибоя внизу. Этой ночью она впервые будет спать одна в доме, и никого рядом, ни в ее постели, ни в соседней комнате. За годы, которые она прожила с Тони, Эйлиш часто об этом мечтала, особенно в первые годы брака – удрать, сесть в поезд или за руль, снять комнату в безымянном отеле и провести пару ночей в одиночестве.
Странно, что, прожив столько лет бок о бок с родными Тони, она так мало про них вспоминает. Эйлиш встала и подошла к краю обрыва. Хорошо бы к приезду Розеллы и Ларри погода не испортилась. Летом короткие отрезки солнечной погоды часто сменялись облаками, моросью и тщетной надеждой, что хотя бы к вечеру небо прояснится. Ей хотелось, чтобы детям понравился город, чтобы они составили хорошее впечатление о ее матери и о Мартине и, вернувшись, ностальгически вспоминали Ирландию, ведь они родом и отсюда тоже, даже если это место и не кажется таким значительным, как итальянский мир, о котором они с детства слышали от дедушки и бабушки.
За все эти годы отец Тони так и не научился правильно произносить ее имя. Теоретически он представлял, как оно звучит, и порой предпринимал смелые попытки воспроизвести его вслух, но терпел неудачу уже после первого слога и затем ворчливо кряхтел. Обнаружив это, Ларри принялся передразнивать деда, смеша мать и сестру. Впрочем, он воздерживался от подобных шуток в присутствии отца, который не оценил бы юмора. Но иногда за ужином, когда Тони на минутку выходил из-за стола, Ларри начинал обращаться к Эйлиш в манере ее свекра. Он перепробовал несколько способов произносить ее имя, один другого нелепее, но всегда подражая голосу деда и копируя его рассеянное и мрачное выражение лица.
– Если они тебя за этим застанут – я говорю про семейство твоего отца, – тебе не жить, – говорила Эйлиш сыну. – Никогда не шути так при кузенах.
За несколько недель до ее отъезда в Ирландию в мастерскую заглянул отец Тони. Эйлиш видела, как они с мистером Дакессяном шепотом о чем-то секретничают. Отец Тони щурился, улыбался и жестикулировал, мистер Дакессян весь обратился в слух.
– И где тут моя невестка? – спросил отец Тони, входя в ее кабинет.
Свой вопрос он адресовал мистеру Дакессяну, вошедшему следом за ним. Эйлиш он старательно не замечал и обращался теперь к Эрику, который встал, когда вошли старшие.
– Я приехал взглянуть, как поживает моя невестка. Я одинаково люблю всех своих невесток, но у той, что работает здесь, отличные мозги, которые она передала по наследству моей внучке Розелле. Ларри тоже парень смышленый, но Розеллой мы все гордимся. Даже учителя. И я считаю, что большую часть своих талантов она унаследовала от матери-ирландки.
Свекор бросил на Эйлиш взгляд, исполненный такой теплоты и восхищения, что ей захотелось попросить его произнести вслух ее имя, чтобы напомнить всем в комнате, как ее зовут.
Эйлиш спрашивала себя, не вызвана ли такая велеречивость тем, что отец Тони немного перебрал, но на ее памяти свекор никогда не выпивал больше нескольких бокалов вина. Она сразу поняла, что он пришел в мастерскую намеренно и что его выступление продумано заранее. Свекор явно намеревался ее поддержать. Однако Эйлиш не знала, действовал ли он по указке свекрови, которая хотела польстить ей, утешить ее, еще больше затянуть в семейную сеть, или говорил от своего имени и по собственному почину.
– Что это было? – спросил Эрик, когда двое пожилых мужчин вышли из кабинета.
– Он меня любит и восхищается мною, – ответила Эйлиш.
– Это я понял, но с чего вдруг?
– Он же назвал причину.
– Нет, нет, тут что-то другое.
Когда Эйлиш в следующий раз осталась наедине с деверем, она рассказала Фрэнку о визите его отца и спросила, уж не жена ли прислала его на поклон к невестке показать: пусть они не собираются к ней прислушиваться или считаться с ее чувствами, ее все равно ценят.
– Нет, это он сам, – ответил Фрэнк. – Но прежде отец собрал всех сыновей и произнес бессвязную речь о том, что всегда был на нашей стороне и всегда будет, но всему есть предел.
– Что это значит? – спросила Эйлиш.
– Он сказал, что в его стране принято, чтобы мужчины во всем поддерживали сыновей, они обсудили это с мистером Дакессяном и считают это правильным, поэтому мы должны знать, что он поддерживает нас во всем. Но они с мистером Дакессяном также согласились, что иногда нужно хорошенько думать головой, прежде чем что-то делать, это не так просто, как кажется, и порой поддержка может поколебаться. Поколебаться. Ему потребовалось время, чтобы придумать нужное слово. В основном он махал руками, чтобы донести до нас смысл своих речей.
– А что потом?
– А потом он заявил Энцо, чтобы тот прекратил ссориться с Леной. А Энцо взвился и спросил, не хочет ли он сказать что-нибудь Тони. Однако отец даже ни разу на него не взглянул. Словно Тони не было в комнате.
– А что сказала твоя мать?
– Она об этом не знает. Мама была у мануального терапевта и понятия не имеет, что мы собирались.
– И Тони не знает, что ты мне это рассказываешь?
– Разумеется.
– Вряд ли это поможет.
– Я делаю все, что в моих силах.
Тони, как призрак, бродил по дому, внезапно возникая в дверях и нигде не задерживаясь. Однажды вечером, когда Эйлиш выложила чемодан на постель и принялась укладывать вещи, которые собиралась взять в Ирландию, Тони встал у нее за спиной и принялся наблюдать, пока у нее не возникло искушение спросить, что ему нужно.
Свекровь несколько раз с чувством повторила, как она рада, что Эйлиш едет в Ирландию на восьмидесятилетие матери.
– Она будет так счастлива тебя увидеть. И Розелла, и Ларри с нетерпением ждут поездки. Ларри заявил, что привезет домой ирландский акцент, и что мы будем делать?
Искренний смех свекрови придал Эйлиш решимости не улыбаться. Пока она собирала вещи, а Тони за ней наблюдал, Эйлиш все еще ни разу не улыбнулась. Когда она подняла чемодан с постели, Тони бросился помогать.
– Я справлюсь сама, спасибо.
– Похоже, ты собираешься надолго.
– Не хочу забыть ничего важного.
– Я буду скучать.
Эйлиш безучастно посмотрела на него и кивнула. Она хотела придумать какое-нибудь замечание, чтобы Тони перестал смотреть на нее с такой тоской. Хотела сказать, это всего лишь отпуск, но поняла, что это будет неправдой.