Нэнси с Лаурой заняли места на первой скамье. Они пришли достаточно рано, чтобы наблюдать прибытие семьи Мэтта, его отца, матери с сестрами, а затем его собственных братьев и сестер, включая двух молоденьких девушек, которые обликом и осанкой разительно напоминали мать Мэтта и своих тетушек.
Мириам часто навещала семью жениха, но никогда не упоминала о том, какие они старомодные. Застенчивость Мэтта, его отличные манеры выделялись на фоне его семейства. Может быть, со временем из него выйдет толк. Сейчас Нэнси изо всех сил старалась не обращать внимания на локоток Лауры, которая подталкивала ее всякий раз, когда члены семьи Мэтта подходили преклонить колени перед алтарем, прежде чем усесться на скамью по другую сторону прохода.
Оглянувшись, Нэнси заметила, что к ней направляется ее сестра Мойя с мужем и дочками. Она знала, они не займут своих мест, пока не обсудят наряды и свои догадки, какое платье будет на Мириам.
– Я слышала, что Джерард просидел в пабе Джима Фаррелла до рассвета, – сказала Мойя. – Надеюсь, он сумеет довести сестру до алтаря.
– Он в идеальной форме, – сухо заметила Лаура.
– Ты заказала это в Дублине? – спросила сестра, показав на костюм Нэнси.
Нэнси кивнула.
– По-моему, мы прекрасно выглядим, – сказала Мойя.
Идея обойтись без подружек невесты и шафера принадлежала Лауре. Она считала, что чем проще, тем лучше. И теперь Нэнси гадала, не было ли это хитрым способом удержать семейство Мэтта от появления у алтаря. Джорджу бы понравилось, подумала Нэнси. Ее покойный муж всю жизнь проработал в магазине и умел найти подход к любому. Джордж поладил бы с Уэддингами, воспринимая их без предвзятости, что не удавалось ни Нэнси, ни Лауре с Джерардом. Да и Джим, которому приходилось обслуживать деревенских, знал, как найти с ними общий язык. Вероятно, он даже не обратил внимания на то, как они одеты. Зато обязательно заметит Мириам, когда та пойдет по проходу, а прихожане станут оглядываться, чтобы хорошенько рассмотреть невесту.
Служба была простой, проповедь короткой. Когда Мириам и Мэтт произносили свои обеты, Нэнси сосредоточилась на том, чтобы не расплакаться, зная, что Лаура этого не одобрит. При мысли, что она, как и все остальные, боится Лауры, Нэнси улыбнулась. Лаура не пощадит ее, если люди увидят, что она плачет на свадьбе дочери.
О чем бы Нэнси ни думала, к ней возвращались воспоминания о собственной свадьбе, и ее преследовало чувство, что муж вовсе не наблюдает сейчас за ними, что он ушел от них навсегда и никакой частицы Джорджа здесь нет и в помине. Лаура сильно толкнула ее локтем, когда Нэнси начала плакать, и протянула матери белый носовой платочек.
– Подумай о чем-нибудь приятном.
Нэнси подумала об улыбке Джорджа, о том, как Джим выходит из кухни с бокалами, миксерами и льдом и разливает напитки и никто на свете не подозревает, что они пара. Гордость, которую должен был испытывать Джордж, и образ Джима, наблюдающего за его дочерью, слились в ее сознании, когда Нэнси вместе с Лаурой и Джерардом вышла из собора вслед за женихом и невестой. Проходя мимо Джима, Нэнси открыто взглянула на него и задержала взгляд, радуясь, что и он на нее смотрит.
Они были правы, что решили подождать, думала Нэнси. Если бы они обручились, гости в ущерб жениху и невесте уделяли бы им слишком много внимания.
Вероятно, к этому времени Джим уже заметил Эйлиш Лейси. Нэнси несколько раз порывалась сказать ему, что Эйлиш будет на свадьбе. Ей хотелось упомянуть об этом мимоходом, как о ничего не значащем обстоятельстве, однако подходящего случая так и не представилось. Теперь ей казалось, что Джим имел право узнать об этом заранее. Наверняка после стольких лет ему странно видеть Эйлиш. Нэнси позаботилась, чтобы на свадебном ужине они сидели друг к другу спиной. Джим будет сидеть за столом Нэнси лицом к ней. Может быть, они с Джимом выберут момент и потанцуют. Они никогда еще не танцевали вместе.
Когда гости, сверяясь с карточками, начали рассаживаться, Нэнси заметила Джерарда.
– Тебе очень идет этот костюм, – сказала она.
– А ты не можешь отвлечь Лауру? Она не дает мне проходу.
– Во сколько ты сегодня вернулся?
– Я вошел в дверь в двадцать минут третьего.
– Так ведут себя перед свадьбой все мужчины. Можешь передать ей это от меня.
Странно, подумала Нэнси, как часто она задумывается о том, что происходит в голове у Джима. Когда в конце банкета отец Мэтта произнес проникновенную речь о прекрасном характере сына, а затем принялся нахваливать остальных детей, Нэнси попыталась представить, что должен чувствовать Джим. Он не любил насмешек и пустого веселья, и, вероятно, отец Мэтта понравился ему своей искренностью.
Джерард, который говорил от имени семейства Шеридан, читая то, что написали ему сестры, начал отлично. Джим одобрил бы, как он описал мать, сестер и то, как остался единственным мужчиной в доме после смерти отца. Но когда он рассказал анекдот про четырех монашек, Нэнси засомневалась, что это было в сценарии, написанном его сестрами. Не все из гостей поняли шутку. А те, кто понял, едва ли сочли ее уместной. Нэнси боялась поднять глаза на Джима. Его реакция могла быть резкой. Однако она ощутила облегчение, когда Джим вскинул руки в жесте притворного отчаяния, как бы говоря, что молодым никто не указ. Впрочем, Джерард, поняв, что оплошал, вернулся к сценарию и снова заговорил о матери, о том, сколько усилий она приложила, чтобы сохранить семью, и что ее любовь и забота спасли их всех, в том числе Мириам, у которой сегодня свадьба.
Джим внимательно наблюдал за Джерардом, как будто хотел подсказать юноше, как быстрее закруглиться, но не раньше, чем сменит торжественный тон на более теплый. Нэнси заметила, что Джерард смотрит на Джима, словно ищет его поддержки. А когда пришло время выпить за жениха и невесту, Джим поднял бокал, глядя на Нэнси.
Потом начались танцы. Лаура пригласила группу, которая играла и классические песни, и современные хиты. Нэнси танцевала с отцом Мэтта, который тягал ее по танцполу, как будто управлял трактором. Он не смотрел на партнершу и не разговаривал, сосредоточившись на шагах, одной рукой крепко сжимая ее руку, а другой – талию. Закончив танцевать со свекром Мириам, Нэнси заметила, что Джим ждет момента, чтобы ее пригласить.
Когда они вышли на танцпол, звучала тихая музыка, и они смогли поговорить.
– Кажется, Джерард отлично справился, – сказал Джим. – Я за него беспокоился. Вчера вечером он был немного не в себе. Ты же понимаешь, эту речь должен был произносить его отец.
– Я думала, он просто выпивал.
– И это тоже. Я оставил его с Энди и другими парнями, и они позаботились, чтобы он не перебрал.
– Мне не понравилась шутка.
– Это все Энди. Он рассказывал ее всем в пабе, пока Шейн его не заткнул. Большой ошибкой было пересказывать ее Колетт, у которой тетя монахиня.
– И что она сказала Энди?
– Пригрозила, что расскажет матери. Энди боится ее как огня.
Группа заиграла медленную песню Элвиса. Нэнси закрыла глаза, ощущая руку Джима в своей и наслаждаясь близостью. Она никогда этого не забудет. Их с Джимом свела сама судьба. Если бы Эйлиш Лейси тогда не вернулась в Америку, Джим женился бы на ней. А если бы Джордж не умер, сейчас Нэнси танцевала бы с мужем. В любом случае Джима пригласили бы на свадьбу Мириам, и сейчас Нэнси спрашивала себя, танцевали бы они вместе, сложись все иначе?
Нэнси оглянулась и увидела, что Эйлиш разговаривает с кем-то из Уэддингов; тот, как и все они, без устали вертел головой и хохотал. Эйлиш, напротив, молча слушала и кивала.
Нэнси поздоровалась с парнями дочерей Мойи, которые пришли, когда начались танцы. Один оказался завсегдатаем ее закусочной и почти никогда не бывал трезв. Нэнси обрадовалась, когда к ней присоединилась Лили Деверо, с которой они работали до замужества. Что бы Лили ни думала на самом деле, она ни за что не стала бы расстраивать Нэнси своими замечаниями.
– Эти Уэддинги, кажется, очень милые люди, – сказала Лили.
– Да, – ответила Нэнси.
Они обменялись выразительными взглядами, давая друг другу понять, что обеим есть что сказать по этому поводу.
Джим принес им напитки и вступил в беседу с группой мужчин.
– Моя мать недавно видела Джима, – сказала Лили.
Нэнси почти не слушала ее, слишком занятая разглядыванием танцующих, пока Лили не добавила, что ее мать долго беседовала с Джимом, когда тот проходил мимо ее дома в Куше.
– С Джимом? – спросила Нэнси. – Ты уверена, что это был он?
– Это точно был он, – ответила Лили. – Мамуля никогда не ошибается. И он выглядел каким-то потерянным. Она понятия не имеет, что он забыл в Куше.
– А когда это было? – спросила Нэнси, забыв, что не стоит так явно показывать свою заинтересованность.
– Точно не знаю. На прошлой неделе.
Теперь Джим стоял у бара и беседовал с Джерардом и одним из его кузенов. Он все чаще делился с ней мелкими происшествиями из своей жизни. Если Энди опаздывал или одна из дочерей Шейна получала хорошую отметку, Джим рассказывал об этом Нэнси. Но он ни словом не обмолвился о поездке в Куш и разговоре с матерью Лили. Что он там забыл? Размышляя об этом, Нэнси пришла к выводу, что та, вероятно, с кем-то его перепутала.
Тем временем группа ушла на перерыв. На танцполе раздались голоса, и Нэнси не разобрала последних слов Лили. Она слышала постукивание по микрофону, но не обращала внимания до тех пор, пока человек на сцене не повысил голос. Это был один из братьев Мэтта.
– Это давняя семейная традиция, уходящая корнями в древние времена, – объявил он. – Моя мать и ее сестры, великая Статия и легендарная Джозефина, споют «Старую болотистую дорогу»[2]. Могу ли я поаплодировать всем троим и пригласить их на сцену?
– Должно быть, он шутит, – сказала Лаура.
Три сестры поднялись на сцену и запели. Они пели не выше и не ниже друг друга, при этом не выглядя ни радостными, ни грустными, ни взволнованными, ни робкими, просто ровно тянули в унисон. На втором куплете Нэнси решила, что, кто бы ни исполнял эту песню, она слушает ее в последний раз. Мелодия была такой заунывной, что даже по радио ее давно перестали крутить. А когда сестры затянули: «Прошлой весной умерла моя мать», Лаура не выдержала и прошептала: