Однако в последние годы братья Тони, чтобы развлечь семью за столом, придумали другую версию. Тони пошел на ирландские танцы, и, по словам Энцо, стоило ему увидеть Эйлиш – он даже не успел с ней заговорить, – и Тони уже знал, что эта ирландская девушка предназначена для него. Неделю спустя он предложил ей руку и сердце.
– Это был настоящий ураган, – рассказывал Энцо. – Вчера только Тони был жалким холостяком, а сегодня стал счастливым семьянином.
– Остальное – история, – добавлял Мауро.
Эйлиш знала, что бесполезно обращаться к Тони – он не скажет братьям, чтобы они прекратили свои шутки.
Вместе с остальными прихожанами Эйлиш опускалась на колени и вставала с колен. Когда началась проповедь, она продолжала думать о доме, вспоминать, как хотела объяснить Розелле, что история, придуманная ее дядьями, неправильная. Как-то раз, возвращаясь с семейного обеда, она сказала дочери, что ее не просто выбрали на танцполе и потом взяли замуж – это был также и ее выбор, но Розелла не задала никаких вопросов, и Эйлиш замолчала.
Она не пошла к алтарю причащаться, и Джим Фаррелл тоже.
Тони понятия не имел про Джима. А Джим ничего не знал о ее жизни в Америке. На самом деле никто здесь ничего про нее не знал. Люди, сидевшие на одной с ней скамье, и те, кто сидел ближе или дальше, прожили в этом городе всю жизнь. Им не нужно было ни перед кем объясняться. Все и так знали, за кого они вышли замуж или на ком женились и какие имена дали своим детям. Им не приходилось менять акцент в зависимости от того, с кем требовалось завести разговор. Их дети не старались заговорить первыми в билетной кассе или в магазине, чтобы акцент их матери не стал предметом расспросов.
На побережье в Куше Джим показал, что умеет слушать. Больше всего ей понравилось, что он также умеет молчать. Пока они шли вдоль берега, Джим почти ничего не сказал. Но ей не понравилось, когда он спросил, думала ли она о нем. Какого ответа он ждал?
А теперь им придется всю свадьбу избегать друг друга. А ей – притвориться, будто она о нем не думала.
Когда пришло время брачных клятв, Эйлиш вообразила, как Тони, словно призрак, идет по боковому проходу, ищет и находит ее. Здесь Тони никто не знал. Даже если она представит его, он так и останется для местных чужаком. И тогда Тони поймет, что она чувствовала все эти годы вдали от дома.
Эйлиш научилась не поддаваться чувствам, но они усилились, когда молодые поцеловались, а затем встали у алтаря. Она сама выбрала эту жизнь. И ей не следовало жалеть себя в такой день. Дом в Линденхерсте принадлежал ей в той же мере, в какой он принадлежал Тони, Розелле и Ларри, и тенистые улицы, и соленый океанский воздух, и дрожащий свет, предшествующий перемене погоды на Лонг-Айленде, – все это давно стало ее жизнью.
Выходя из собора, Эйлиш поймала взгляд Джима, и он опустил голову.
Перед банкетом Эйлиш несколько раз пыталась приблизиться к Нэнси, чтобы поболтать, но всякий раз, заметив ее, Нэнси отходила в сторону. Эйлиш порадовалось, что сидит к Джиму спиной между деверем Нэнси и тетей Мэтта Уэддинга. Та сказала, что у нее в Америке вроде бы есть кузина.
– Раньше она присылала доллары в конвертах, но моя мать не знала, что с ними делать, а когда ей сказали, что их можно поменять в банке, забыла, куда их положила.
Когда ее соседи сосредоточились на разговоре с гостями, сидящими напротив, Эйлиш занялась передачей тарелок по кругу, одновременно пытаясь расслышать, что говорит женщина через стол от нее.
Во время фуршета Джим показался Эйлиш очень одиноким. Если у него есть подружка в Дублине, самое время представить ее на свадьбе. Эйлиш задумалась, как он жил все эти годы. Она с удовольствием спросила бы его об этом, даже если бы пришлось услышать в ответ, как тяжело он пережил ее отъезд.
Когда на следующей неделе приедут Розелла с Ларри, ей будет еще труднее найти время и место для встречи с Джимом. Невозможно было переговорить с ним на свадьбе – все сразу заметили бы.
Ей хотелось еще раз расспросить Нэнси про Джима, узнать, как у него дела.
Что бы ни случилось в Линденхерсте за время ее отсутствия, она узнает об этом от Розеллы и Ларри. От Тони вестей не было. Ему всегда было непросто выражать свои мысли на бумаге. Много лет назад, когда Эйлиш приехала домой после смерти Роуз, она регулярно получала от него письма. В те времена, вздохнула Эйлиш, она не торопилась их вскрывать. Тогда у нее на уме было другое. Но когда она все-таки их прочитала, то отметила, как хорошо они написаны, как полны любви к ней, и ей стало стыдно, что она не отвечала.
И только через какое-то время после возвращения в Бруклин она поняла, что письма за Тони писал Фрэнк – Тони не мог похвастаться ни хорошим почерком, ни грамотностью, ни способностью связно излагать на бумаге свои мысли. В семье об этом не было принято упоминать, и никто не подшучивал над Тони. Если ему требовалось что-нибудь написать, Эйлиш по его просьбе много лет делала это за него.
Теперь Тони не стал бы просить Фрэнка написать за него жене, зная, что ее больше не введут в заблуждение ни хороший почерк, ни ясность изложения.
Эйлиш наблюдала за танцующими. Она обещала братьям Мэтта, что потанцует с ними, но не сейчас. Ее беспокоило, что она слишком ушла в себя, лучше бы побродила среди гостей, поболтала со старыми знакомыми и получила бы от праздника удовольствие.
Когда женское трио затянуло «Старую болотистую дорогу», Эйлиш заметила Джима. Все смотрели на сцену, и она могла сколько угодно его разглядывать. Возможно, она ведет себя слишком навязчиво. Эйлиш опустила глаза в пол; принялась изучать певиц. А когда подняла глаза, заметила, что Джим тоже ее разглядывает.
Он улыбнулся ей, но Эйлиш не ответила на улыбку. Она решила, что должна отойти в сторону, но поняла, что хочет смотреть на Джима. Сестра жениха под громкие возгласы, смех и свист захрипела в микрофон. Больше не глядя на Джима, Эйлиш потихоньку подошла к нему и встала рядом. Не дождавшись конца песни, Нэнси с какой-то женщиной направились к выходу из банкетного зала. Джим, стоявший к Эйлиш вплотную, опустил руку и сжал ее ладонь. Затем показал ей, чтобы следовала за ним. Не выпуская Джима из виду, Эйлиш позволила ему отойти на приличное расстояние. Она была уверена, что никто не заметил, как она присоединилась к нему у двери. Все были слишком увлечены происходящим на сцене.
Лестница, по которой они спустились, принадлежала к старой части отеля. На одной из площадок громоздились коробки, нижняя выглядела так, словно ею какое-то время не пользовались. Тускло освещенный лестничный пролет выходил к закрытому сейчас кафе. Джим уселся за столик у двери.
– Как приятно найти тихое местечко, – заметил он.
Эйлиш села напротив.
– Мои танцевальные дни давно позади, – добавил Джим. – А твои?
Она помедлила с ответом, потом улыбнулась:
– Почему в тот раз ты так быстро сбежал?
Он покачал головой и рассмеялся.
– Мне показалось, ты ждешь не дождешься, пока я уйду.
– Я не знала, что сказать. Ты появился так неожиданно.
– Я хотел бы снова с тобой увидеться.
– Мои дети приезжают на следующей неделе. Мне будет трудно выкроить время.
– Мы должны хотя бы попытаться. Как мне с тобой связаться?
– Не знаю. От матери ничего не ускользает. И от брата.
– Мой телефонный номер есть в справочнике, как тот, что в баре, так и тот, что наверху.
– Ты хочешь, чтобы я тебе позвонила? У матери нет телефона.
– Я хочу, чтобы мы друг друга не потеряли. Может, позвонишь из телефонной будки?
Эйлиш обдумала его слова, затем резко встала.
– Наверное, нам пора. Нас могут хватиться. Я пойду первой.
В холле Эйлиш наткнулась на сестру Нэнси и решила проговорить с ней как можно дольше. Ей хотелось поскорее уйти, но, поскольку никто больше уходить не собирался, придется подождать. Впрочем, Мойя сразу дала ей понять, что остановилась на минутку обменяться любезностями. Она сказала, что муж ждет ее за столом в другом конце зала.
Поскольку Эйлиш была за рулем, она отказалась от напитка, который предложил ей Джерард. Попросила только стакан воды.
Громко играла музыка, но даже ее перекрывал гомон в банкетном зале, все говорили на повышенных тонах и заливались хохотом. Эйлиш бродила в толпе со стаканом воды, отчаянно желая присоединиться к какой-нибудь компании. Когда к ней снова подошел брат Мэтта и пригласил танцевать, она согласилась, и это позволило ей протянуть еще десять минут. Она видела, что Нэнси поглощена беседой с матерью Мэтта. Еще немного, и можно будет уходить.
На полпути к выходу Эйлиш заметила, что Нэнси и Лаура встают с мест. Теперь, когда молодожены уехали, они решили, что пришло время расходиться. Эйлиш старалась не оглядываться на Джима, но чувствовала, что он за ней наблюдает. И когда он возник у нее за спиной, она не удивилась.
– Похоже, я перебрал, – сказал он. – Придется оставить машину здесь. С тобой кто-нибудь едет?
– Я могу отвезти тебя домой, если ты об этом.
– Напротив отеля «Талбот» есть небольшая стоянка. Ты ее знаешь?
– Думаю, что не заблужусь.
– Подъезжай туда. А я подойду через несколько минут.
Она хотела сказать, что ее машина стоит прямо напротив входа, но поняла, что, если они хотят договориться, надо действовать быстро.
– Я буду ждать тебя там, – сказала она и отвернулась.
На стоянке у отеля было совсем мало машин. В автомобиле Эйлиш дрожала, почти сожалея, что не может завести мотор и поехать домой. И все же она была намерена дождаться Джима. Она придумает, что сказать, когда его увидит.
Джим не показался ей пьяным. Его слова, что он перебрал, вероятно, были уловкой. Хитрым способом снова ее увидеть. И когда Джим наконец появился, Эйлиш обрадовалась, что он придумал, как вернуться домой вдвоем.
Пока она ехала вдоль причалов, Джим не поднимал головы.