Она ему не поверит. Ей потребуется время осознать, что он говорит всерьез. Сколько продлится их разговор?
Поскольку в тайну их помолвки посвящены только сама Нэнси, Джерард и отец Уолш, Эйлиш вовсе не обязательно знать, что у него был роман с Нэнси. Даже в будущем незачем ей признаваться.
Джим спустился в паб сказать Шейну, что будет занят делами и не присоединится к нему за стойкой еще пару часов. Затем вернулся в свое кресло, откинул голову на спинку и закрыл глаза.
Он считал, что поскольку владеет пабом, то разбирается в людях. Каждый вечер за стойкой Джим изучал посетителей, которые сознавали, что им давно пора домой или что следующий бокал будет лишним. Он наблюдал, как они совершают бессмысленные действия, не желая прислушиваться к доводам рассудка. И он настолько к этому привык, что почти не задумывался. Они с Шейном и даже Энди гордились, что управляются с этими людьми, а еще тем, что во время работы не берут в рот ни капли спиртного.
Теперь, строя планы, Джим понимал, что сам похож на своего худшего клиента, который знает, что ему не следует этого делать, но упрямо делает, прекрасно понимая, сколько неприятностей повлекут его поступки. Он привык слушать, как мужчины изображают крутых, хвастаются своими деньгах, или девушкой, с которой скоро обручатся, или сыном, сколотившим в Англии состояние. Джим знал, что должен улыбаться и кивать. И что почти всё это фантазии. Он гадал, не предается ли – пусть не под воздействием алкоголя, но под влиянием планов, которые они строили с Нэнси, – бесплодным мечтам? С чего он вообразил, будто Эйлиш захочет, чтобы он поехал с ней в Нью-Йорк?
С чего он взял, будто она согласилась встретиться с ним в отеле «Монтроуз» не под влиянием минутной прихоти или желания как-то закончить то, что началось много лет назад? Однако, едва мысль, что он для Эйлиш ничего не значит, пришла Джиму в голову, он убедил себя, что это не так. Не может она после того, что случилось между ними в отеле, исчезнуть, как в прошлый раз.
И все же, когда придет время выбирать между отцом ее детей и мужчиной, который обещал жениться на ее старой подруге, кого она выберет? Нет, Эйлиш ни за что на свете не должна узнать про них с Нэнси.
Джим решил, что пора положить этому конец. Он любит Нэнси, она любит его. Оглядывая комнату, он легко представлял их будущую жизнь. Зачем это разрушать? Да и Эйлиш не выходит на связь. Она даже не узнает, как важно было подать ему знак именно сейчас.
Просто невероятно, что он так спокойно говорил с Джерардом, полностью ему доверяющим, зная, что готов бросить Нэнси и никогда больше не увидеть ни ее, ни ее сына. А самое странное, что каждое его слово Джерарду было сказано искренне. По крайней мере, так ему тогда казалось.
Довольно часто пьяный клиент мог на несколько мгновений изобразить трезвого: не шататься и не говорить заплетающимся языком, а затем снова впасть в полубессознательное состояние. Джиму казалось, что, разговаривая с Нэнси или Джерардом, он только изображает трезвого, а скоро опять начнет раскачиваться, бубнить и требовать выпивку.
Что, если в Америке они с Эйлиш не уживутся? После перерыва почти в двадцать пять лет они виделись всего трижды. Что, если он не понравится ее детям? Да и как им может понравиться человек, который изменит их жизнь, переехав в Америку и сойдясь с их матерью? И как ему жить дальше, зная, что предал Нэнси? Неужели он способен холодно заявить ей, что больше не хочет ее знать? Это лежало на одной чаше весов. На другой был вопрос куда более насущный: может ли он упустить шанс прожить жизнь с Эйлиш? Подай она хоть малейший знак, что хочет быть с ним, Джим без тени сомнений стал бы тем пьяницей, который знает, что ему не следует больше пить, но выкладывает на стойку последнюю фунтовую купюру лицевой стороной вверх.
– После вашего разговора Джерард изменился, – заметила Нэнси. – И даже согласился поработать вечером в субботу, хотя его друзья собираются в «Уайтс».
Они допоздна засиделись в гостиной Джима за выпивкой.
– Джерарду нужно брать выходной хотя бы на один вечер, – сказал Джим. – Жестоко заставлять его пропускать все на свете.
– Только не в субботу, – отозвалась Нэнси. – Дело не только в том, что это самый загруженный вечер. Просто кто-то должен всегда контролировать ситуацию.
Джим едва не рассказал ей, как в молодости трудился в пабе по субботам, когда все друзья были на танцах.
– О чем ты задумался? – спросила Нэнси.
– Трудно работать вечерами в субботу. Мне всегда было трудно.
– Не помню, чтобы ты жаловался.
Джим пожал плечами.
– Может быть, тебе стоит иногда устраивать себе по субботам свободный вечер? – спросила Нэнси.
Он налил им обоим еще по бокалу.
– Ты читал «Эхо» за эту неделю?
– Даже в руки не брал. Если в городе что-то случается, кто-нибудь из клиентов обязательно мне расскажет.
– В Лукас-парке выставили на продажу еще один участок. И у него есть разрешение на предварительную планировку.
– Ты про дом?
– Да.
– Ты мне уже говорила.
– Нет, это другой. Тот был в низине. И я решила, что там будет сыро. А этот на возвышенности.
– Ты его видела?
– Проезжала мимо.
Джим понимал, что Нэнси обдумывала этот план тщательнее, чем готова признаться. Так же было и с их римской свадьбой. Если он намерен ее остановить, это следует сделать сейчас. Однако Нэнси говорила об их совместном будущем с такой уверенностью и страстью! И она не подозревала, совершенно не подозревала, что мысленно Джим снова и снова возвращается к мыслям об Эйлиш: где она сейчас, о чем думает?
– Знаешь, – сказала Нэнси, – я тут набросала чертежи дома, который мы могли бы построить. Я уже какое-то время над ними работаю.
Джим видел, что Нэнси живет будущим. Ее жизнь состояла из планов. Ее хорошее настроение зависело от того, какой будет их жизнь через год или два. Джим тоже жил будущим. Он мечтал, как вернется с работы в съемный дом в американском пригороде, толкнет калитку, распахнет дверь и в доме его будет ждать Эйлиш. Если погода будет подходящей, они отправятся на прогулку. Он видел ее такой, какой впервые заметил на мессе рядом с матерью после ее первого возвращения из Америки. Видел, как она идет ему навстречу по берегу моря в Куше. Видел ее при свете лампы в номере отеля «Монтроуз».
– Ты устал? – спросил Нэнси.
Джим кивнул и улыбнулся.
Джерард как будто впитывал каждое слово, сказанное Джимом. Его вроде бы ничуть не смутила новость, что мать выйдет за Джима и переедет к нему из дома на Рыночной площади. И более того, после ссор с матерью Джерард, кажется, был не против прислушаться к чужим советам. Если бы Джим сказал, что он должен работать каждый вечер на неделе, Джерард спокойно согласился бы. Так, по-видимому, жили большинство семейств в городе. Так вел себя Шейн, приходя вечерами домой. Он разговаривал со своими детьми, пытался понять, чего им хочется. А они прислушивались к его советам.
Однако Шейн воспитывал своих детей с рождения. Джим мог советовать Джерарду что угодно, но он не был ему отцом. Не вставал по ночам, когда маленький Джерард плакал; его не было рядом, когда Джерард делал первые шаги. Иногда Джим ловил себя на том, что жалеет о непрожитом.
Теперь, когда Джерарду сказали, что он должен взять ответственность за бизнес матери, он изменился. Прежде чем занять место на табурете у стойки, он с небрежным, но гордым видом кивал Джиму или Шейну как человек, усердно трудившийся целый день в банке или конторе. На его плечи словно легло бремя. Когда Шейн спросил Джима, что случилось с Джерардом, тот почувствовал искушение рассказать ему, но удержался.
Однажды вечером, и вечер этот не за горами, Нэнси скажет ему, что пора объявить о помолвке. У нее был план. Сначала она расскажет дочерям, потом сестре, затем Джим скажет Шейну и Колетт и позвонит двоюродному брату и сестрам. Дальше они пойдут к Керру или Дермоту Року, и Джим купит Нэнси кольцо. И тогда их помолвка станет достоянием общественности.
Когда Нэнси будет готова всем признаться, у Джима не останется выбора. Иногда ему удавалось себя убедить, что все зависит от Эйлиш. Если она согласится, он поедет с ней. Если нет, он сделает то, что должен. Его беспокоило, что Эйлиш начнет увиливать. Откуда ей было знать, как отчаянно он спешит? Она может сказать, что им следует повременить и что они могли бы поддерживать связь после ее возвращения в Америку. Но Джиму этого было недостаточно.
Однажды в субботу Джим спросил Шейна:
– А что это за высокий темноволосый юноша? Он заходил уже несколько раз.
– Он из Америки. Зовут Ларри. Сын Эйлиш Лейси.
Джим поймал взгляд парня. Тот отделился от толпы, окружавшей Энди, и подошел пожать Джиму руку.
– Привет, Джимми, – сказал он с улыбкой. – Я внук миссис Лейси с Корт-стрит.
Джим выдавил улыбку. Отвернувшись, он заметил, что от Шейна не ускользнуло, как он расстроен. Джим злился, что не сумел скрыть своих чувств, но ничего с собой поделать не мог. У парня была улыбка матери. Ничего не сказав Шейну, Джим быстро ушел наверх.
Это доказательство – на случай, если он нуждался в доказательствах, – что у Эйлиш есть собственная жизнь, что она замужем за другим мужчиной, что у них никогда не будет общих детей и время для того, что могло бы сложиться у него с Эйлиш или с Нэнси, упущено. Он, в отличие от них, позволил жизни пройти мимо.
Джим вошел в ванную и всмотрелся в свое отражение в зеркале. Жалко, что Ларри не нашел другого места для общения, кроме его паба. Было бы проще, если бы Эйлиш просто описала ему сына. Он представил, как Эйлиш везет этого мальчика и его сестру из аэропорта в Эннискорти после того, как они провели ночь в отеле. Он был рад, что позволил этому случиться. Пусть у него останутся хотя бы такие воспоминания, если других нет.
Когда на следующий вечер к нему пожаловала Колетт, Джим понял, что ее прислал Шейн. Он услышал в коридоре ее голос.