– Не продолжайте больше, – оборвал Баташова царь. – У меня от вашего продолжительного доклада просто мигрень разыгралась. Вы лучше представьте ваши предложения для внесения необходимых поправок в инструкцию военного времени и передайте их генералу Пустовойтенко. Пусть он лично разбирается в этом деле. А мы поговорим о делах насущных, – после небольшой паузы добавил он.
Подойдя к карте, император, очертил рукой северную часть Польши, Финляндию, Прибалтику и, доверительно взглянув на Баташова, заявил:
– Следующий год будет для нас периодом наступательных действий всех наших фронтов. Мы должны очистить от немцев Польшу и вновь завладеть Галицией. Только наступая, мы можем победить противника, который использовал для борьбы с нами все свои людские и материальные ресурсы. Еще мощный нажим – и немцы сдадутся! Мы должны заставить Германию и Австро-Венгрию капитулировать, иначе России грозит катастрофа.
Баташов прекрасно понимал, что стратегический план военной кампании 1916 года, только что в общих чертах озвученный Верховным главнокомандующим, далек от совершенства и не учитывает всех тех сюрпризов, которые Германские и Австро-Венгерские армии готовят, соблюдая высочайшую секретность. Агентурная разведка, насажденная им в Германии и Австро-Венгрии еще в бытность помощником генерал-квартирмейстера Варшавского военного округа, постоянно информировала его о скоплении германских войск против Северного фронта. На основе полученных за последний месяц данных Баташов мог предполагать, что противник готовит удар на Ригу и далее – на Петроград. Его успокаивало лишь то, что между Фалькенгайном и Гинденбургом не было единодушия в планировании военной кампании 1916 года. Начальник Генерального штаба германской армии Фалькенгайн не считал выигрышным для Германии войти в собственно Россию по причине того, что это усилит русское сопротивление и еще более осложнит проблемы снабжения. Он считал, что операции на востоке следует остановить на линии Брест-Литовск – Гродно. Генерал-фельдмаршал Гинденбург ратовал за поход в глубь России. Зная обо всем этом, Баташов не стал разубеждать императора в его стратегическом замысле, надеясь на то, что Алексеев, опираясь на данные разведки, подготовит более реалистичный план кампании.
Посчитав молчание генерала за одобрение своего плана предстоящей военной кампании, император неожиданно спросил:
– А что вы можете предложить из опыта вашей довольно плодотворной деятельности в штабе Северо-Западного фронта в деле пресечения шпионства и диверсий в тылу Северного фронта?
– Прежде чем представить свои соображения, я бы хотел проинформировать вас о настоящем и будущем агентурной деятельности противника, – ответил Баташов, чем вызвал у царя искреннее удивление. – В настоящее время разведшколы противника, расположенные в Вене, Кракове и Кошице, форсированно готовят для засылки на нашу территорию профессиональных агентов, численностью до ста человек. Кроме этого, к засылке в прифронтовую полосу немцы и австрийцы готовят разведчиков и диверсантов, из числа наших солдат и офицеров, попавших в плен и ими завербованных. Но, как показывает практика, попадая на нашу территорию, многие тотчас идут с повинной в контрразведку. Таких может набраться по всему фронту до тысячи человек.
– Вы считаете, что не все из плененных противником наших солдат и офицеров являются в контрразведку?
– Я думаю не все, но большинство, – твердо сказал Баташов.
– А как же выявить из их числа тайных вражеских агентов? – с нескрываемым любопытством спросил император. – Ведь, насколько мне известно, из плена самостоятельно возвращаются самыми различными способами тысячи офицеров и нижних чинов.
– Существует уже давно отработанная система фильтрации, – уверенно начал объяснять Баташов, – но я не хочу отвлекать ваше время на подробности, скажу лишь главное. Для того чтобы фильтрационные пункты могли постоянно и плодотворно работать, нужны специально подготовленные люди из числа офицеров армии, жандармского корпуса, а также Отдельного корпуса пограничной стражи. Самый сложный вопрос – привлечь к работе в контрразведке армейских офицеров. Вы же знаете, что менталитет кадрового офицерства изначально негативен по отношению к любому виду оперативного розыска и особенно в своей среде. Все это и сейчас затрудняет выявление завербованных иностранными спецслужбами офицеров в нашей армии…
– Как я заметил, для вас это нескончаемая тема, – прервал Баташова царь, – и прекрасно понимаю вас. Но время вашей аудиенции уже давно истекло, и генерал-адъютант уже дважды делал мне знаки. В заключение нашей беседы я бы хотел сказать главное. По просьбе генерал-адьютанта Рузского мною предоставлена ему вся полнота власти не только в районе дислокации армий фронта, но и на территории столичного военного округа и в самом Петрограде. Вам, генерал, предстоит контролировать весь этот довольно обширный регион. Бог вам в помощь!
– Я сделаю все, что в моих силах, – ответил Баташов.
– Я знаю, вы меня не подведете. – Император встал, и, сделав знак генерал-адъютанту, торжественно объявил: – За отлично-усердную службу и труды, понесенные во время военных действий, я награждаю вас орденом Святой Анны 1-й степени с мечами и бантом!
Взяв из рук генерал-адъютанта орден, император собственноручно прикрепил его на грудь военного контрразведчика.
Глава III. Петроград (Октябрь 1915 года)
Прибыв в Петроград, майор Джилрой с вокзала сразу же направился в Английское посольство, чтобы доложить своему шефу, Британскому военному атташе генералу Ноксу о проделанной в русской Ставке работе.
– Майор, как вовремя вы прибыли! – обрадованно воскликнул генерал, увидев Джилроя. – Через час с четвертью я должен представить сэру Бьюкенену отчет о нашей работе в России. Зная вас, сэр, я уверен, что вы прибыли из Ставки не с пустыми руками.
– Да, сэр, – хриплым от волнения голосом промолвил майор. – У вас не будет чего-нибудь, чтобы смочить горло?
– Виски я вам не предлагаю, – удивленно взглянул на помощника Нокс, – выпьем после аудиенции у посла, а вот сельтерской налью.
Генерал, подойдя к бару, распечатал бутылку с водой и налил полный бокал.
– Благодарю, сэр, – звонким голосом поблагодарил Джилрой своего шефа после того, как вдосталь напился.
– Чем же вы меня обрадуете, сэр? – спросил генерал, нетерпеливо потирая руки.
– Прежде чем начать доклад, я прошу вас, сэр, в связи с непосильным объемом работы, которую мне приходится выполнять, будучи вашим помощником, освободить меня от задачи надзора и связи в вопросах поставок военных материалов в Россию.
– Я понимаю, как вы сильно загружены еще и этой работой, но ничего поделать не могу. Могу лишь обещать, что доведу до сведения сэра Бьюкенена о вашей загруженности, но и вы должны доказать, что «недаром хлеб едите», как говорят русские.
– Вы сомневаетесь, сэр? – обиженно промолвил Джилрой. – Могу вас успокоить, что недаром ел хлеб в русской Ставке. Там я познакомился с офицером, который вхож в секретную комнату, – тоном победителя на Марне сказал он, доставая из портфеля несколько фронтовых сводок и десяток копий секретных документов, полученных от штабс-капитана Папке.
– Я же говорил, что русские не доводят до нас и десятой доли того, что происходит на фронте, – удовлетворенно и в то же время возмущенно заявил Нокс, пробежав глазами несколько сводок и копий.
– Да, сэр, за русскими это водится. Мне кажется, что с назначением Алексеева начальником штаба Ставки нам стали меньше доверять…
– Вот об этом мы и доложим сэру Бьюкенену! – воскликнул Нокс. – Я думаю, он пойдет вам навстречу и включит в состав нашей военной миссии парочку квалифицированных специалистов по военным поставкам…
В кабинете посла было довольно просторно. Невысокий и худой Бьюкенен, утонувший в своем огромном кресле, увидев входящих разведчиков, резво встал и мелкими шажками направился им навстречу.
– Генерал, майор! – неожиданно мощным басом воскликнул он, здороваясь с каждым за руку. – Я уверен, что вам есть чем меня порадовать.
– Да, сэр, – радостно промолвил генерал Нокс, – майор привез веские доказательства того, что русские все меньше и меньше нам доверяют…
– Это для меня не новость, – нахмурился посол, – даже Сазонов, наш лучший друг и тот престал принимать меня после того, как я предложил Его Величеству отдать Японии оставшуюся половину Сахалина за то, чтобы японцы прислали для поддержки российской армии два японских армейских корпуса. А на последнем дворцовом балу императрица так холодно посмотрела, что у меня отпала вся охота прикладываться к ее ручке. Так что для нас настали не лучшие времена. Кстати, как, по-вашему, относится армия к отстранению от Верховного главнокомандования великого князя?
– Мне достоверно известно, что в Ставке к этому отнеслись взрывом негодования. Гвардейцы из окружения великого князя вне всякой меры, не стесняясь, громко критиковали решения царя и иронически рисовали последствия этого легкомысленного, необдуманного, неумного, политически неверного и просто рокового шага, который расценивается ими как тяжкая и незаслуженная обида, нанесенная Николаю Николаевичу. Отчего и последовала жестокая и беззастенчивая критика и осуждение решения государя, причем причины этого решения видели в зависти царя к возрастающей популярности великого князя, а также в интригах государыни и ее сторонников. В войсках не мыслят счастливого исхода войны иначе как под предводительством Николая Николаевича и уверены, что если до сих пор фронт еще держится, то исключительно его авторитетом и верой в него солдат. Таковы в общих чертах настроения Ставки после получения известия о намеченных царем переменах. Но мне удалось узнать главное, – загадочно изрек майор Джилрой, – гвардейцы замыслили в Ставке переворот…
– Неужели? – скептически улыбнулся Бьюкенен, словно знал или догадывался об этом.
– Да, сэр, – не заметив иронии посла, твердо сказал разведчик. – Среди гвардейцев из ближайшей свиты великого князя эти настроения чуть было не вылились в активные действия. Для обеспечения благополучного исхода войны, а отсюда и «спасения страны», ими было решено просить Николая Николаевича не подчиняться решению государя и командования не сдавать. А царя, если это будет нужно, по приезде в Могилев арестовать вместе со свитой. Представителем заговорщиков стал протопресвитер Шавельский. Насколько мне известно, выслушав предложение протопресвитера, великий князь не дал немедленного ответа, а лишь на следующие сутки приказал Шавельскому передать лицам, его пославшим, что он прежде всего верноподданный, а потому сделанное ему предложение отвергает, как провокационное, могущее поссорить его с царем…