– При чем здесь бомбисты, когда контрразведка должна заниматься немецкими шпионами, а не социалистами? – недоуменно спросил он.
– Вот и я задался этим же вопросом, – ответил Баташов, – и только, когда познакомился с личным делом полковника, понял, откуда у него профессиональный нюх на революционеров. Оказалось, что он возглавлял в Двинске охранное отделение и в штаб фронта попал по протекции помощника главного начальника Двинского военного округа по гражданской части жандармского генерала Курлова. Скажу откровенно, у меня просто не было времени заняться проверкой этого рапорта. Ты же единственный человек, которому я могу поручить это довольно щекотливое и конфиденциальное дело. Ознакомившись с деятельностью начальника КРО и его окружением, я пришел к неожиданной мысли, что ради своей карьеры он способен на многое. У меня нет конкретных улик против него, но пятого дня произошла кража взрывчатки на складе Двинской артиллерийской бригады, подозреваются гражданские лица и среди них бывший агент охранки, которого выгнали за пьянство. И что самое интересное, через два дня после этого ограбления полковник Граббе принес мне этот рапорт, заявив, что уже во всем разобрался, а посему выпустил невинных подозреваемых на волю, и что все это дело рук бомбистов-социалистов, якобы замышляющих покушение на Псковского генерал-губернатора. Не кажется ли тебе, что это звенья одной цепи?
– Все это и в самом деле выглядит довольно подозрительно, – задумчиво промолвил Воеводин, – с этим надо тщательно разобраться.
После недолгого обсуждения было принято решение отправить штаб-ротмистра Свиньина в Стокгольм морским путем.
– Через неделю выезжаешь вечерним поездом до Ревеля. Там в штабе балтийского флота найдешь адмирала Непенина. Он в курсе и обещал помочь. Если Адриан Иванович сказал, значит, устроит все, как надо, – распорядился Баташов.
– Мне бы только в Стокгольм попасть, а там я как рыба в воде! – воскликнул Свиньин.
– Но не забывай, что на всякую рыбу своя щука найдется, – назидательно промолвил Воеводин, – а чтобы вовремя уйти от филеров, существует целая наука. Вот с этого-то мы и начнем…
– Вы правы, Иван Константинович, – сказал Баташов, вставая. – Так что отправляйтесь, друзья, к себе и используйте во благо каждую свободную минуту.
За время службы под началом генерала Баташова штаб-ротмистр Свиньин основательно поднаторел в вопросах ведения допросов и следствия по делу шпионов и диверсантов, но практическая сторона агентурной деятельности контрразведки была для него своего рода Terra incognita. Воеводин же, напротив, занимаясь подбором, комплектованием и обучением агентов, а также негласным наблюдением за их деятельностью, наработал достаточно богатый личный арсенал приемов и методов наблюдения, добывания секретов, ухода от слежки и других обязательных умений и навыков, без которых нелегальная агентура просто не может существовать. И потому отведенное для передачи опыта время пролетело для обоих офицеров незаметно.
Накануне отъезда штаб-ротмистра Свиньина Баташов сообщил ему явки надежных агентов, на которых в случае опасности можно было полностью положиться.
– Я надеюсь, что Иван Константинович тебя основательно поднатаскал, – сказал, прощаясь, генерал. – Теперь все в твоих руках и твоей головушке.
– Все в руках Божьих и военной контрразведки, – бодрым голосом поправил его Свиньин. – Пока я не вернусь, не говорите ничего Лизоньке, – попросил он. – Я здесь написал ей с десяток коротких весточек, пересылайте их ей периодически, – добавил штаб-ротмистр, передавая в руки Баташова заранее заготовленные письма.
– Хорошо, Алеша, не беспокойся, – сказал генерал, – но я думаю, что ты сам скоро сможешь это сделать.
Баташов крепко обнял Свиньина и трижды по русскому обычаю расцеловал.
Штаб-ротмистр, взглянув на часы, нетерпеливо промолвил:
– Честь имею! – И в сопровождении подполковника Воеводина, который вызвался проводить его до вокзала, скрылся за дверью.
Перекрестив удаляющихся офицеров, Баташов направился к окну, выходящему на улицу и долго стоял там, провожая взглядом удаляющийся автомобиль с дорогими ему людьми, словно разлучаясь с ними не на время, а навсегда. Привычка всякий раз вот так, словно в последний раз, расставаться с друзьями и близкими сложилась у него за время войны. Слишком многие так и не вернулись из боя или опасного задания…
Глава VIII. Ревель – Стокгольм (Январь-февраль 1916 года)
Алексей Свиньин, выйдя на привокзальную площадь, сразу же нанял извозчика, который тут же огорошил его вопросом:
– Ваше благородие, вам в Вышгород или в Нижгород?
– Мне в штаб Балтийского флота.
– Значит, в Вышгород, – уверенно изрек возница. – Но-о, пошла, родимая! – прикрикнул он, и вскоре колеса пролетки равномерно застучали по средневековой каменной брусчатке. Искусно лавируя на узких улочках со встречными повозками и редкими автомобилями, коляска неторопливо катила меж замшелых каменных домов с крутыми черепичными крышами, над которыми то справа, то слева возвышались колокольни костелов и отливали золотом купола православных храмов. Неожиданно в конце одной из улиц возница остановил лошадь у невысокого, неказистого строения, вросшего в землю.
– Ваше благородие, не соблаговолите ли взглянуть на домик Петра Великого? – спросил он. – Если изволите, то я пойду договорюсь с часовым.
– Соблаговолю, – согласился штаб-ротмистр, – да возьми полтинник, авось охранник посговорчивее будет.
Возница, закинув вожжи на облучок, исчез за невысоким забором, огораживавшим царское строение. Алексей, изучая еще в училище историю северных территорий Российской империи, вычитал однажды, что Петр I своими собственными руками смастерил не только всем известный ботик «Фортуна», но и настоящий дом, находящийся в Ревеле. Ботик-то он видел, а вот дом не пришлось.
– Ваше благородие, старший унтер-офицер приглашает вас в дом! – радостно сообщил возница. – Там и печь натоплена, погреетесь маненько.
Вблизи царский дом с мансардой, окруженный вековыми деревьями, оказался выше и просторней, чем издали. Алексей с трепетом в душе вошел в прихожую, за которой сразу же начиналась небольшая кухонька, в которой дышала теплом огромная русская печь. Дальше, за перегородкой, располагалась просторная приемная, в которой стояло бюро старинной работы.
«Здесь, наверное, сам царь писал свои инструкции и приказы», – благоговея перед исторической действительностью, подумал Свиньин.
На стене висело потускневшее зеркало в золотой раме, а в дальнем углу располагалась широкая кровать. В мансарде стоял длинный обеденный стол, за который запросто могло усесться не менее взвода служивых.
«Недаром говорят, что царь любил пирушки», – удовлетворенно подумал Свиньин, проведя рукой по отполированной до блеска дубовой столешнице, которой, верно, не раз касался свой дланью и сам российский государь…
Взглянув на часы, штаб-ротмистр заторопился. Поблагодарив гостеприимного унтера, он вышел на улицу. Возница, забравшись на облучок, уже ждал его, то и дело придерживая отдохнувшую лошадь.
– Гони, братец! – приказал Алексей, с удобством располагаясь в коляске. – Мне нужно до полудня поспеть.
– Успеем, ваше благородие, – ответил «ванька». – Ох и прокачу я вас!
Через четверть часа коляска остановилась у двухэтажного старинного здания, на флагштоке которого красовался Андреевский флаг.
Увидев армейского офицера, из бело-черной полосатой будки вышел часовой и засвистел в боцманскую дудку. На его зов сразу же прибежал полусонный матрос с тремя нашивками на погонах и удивленно спросил:
– Вы к кому, ваше благородие? Мне дозволено пропускать только морских офицеров и чинов штаба. Остальных только по распоряжению коменданта.
– Доложите, что штаб-ротмистр Свиньин прибыл на аудиенцию к адмиралу Непенину.
– К его превосходительству? – еще более удивился моряк.
– К его превосходительству, – подтвердил Алексей. – Доложите и поскорее.
Вскоре из штаба вышел мичман и не торопясь, вразвалочку направился к неожиданному гостю.
– Мичман Погодин, – представился он. – С кем имею честь?
– Штаб-ротмистр Свиньин.
– Адмирал вас ждет. Следуйте за мной.
Из информации, по крупицам собранной в штабе фронта, Алексей знал, что адмирал приобрел популярность не только на флоте, но и в войсках, прекрасной постановкой дела службы связи и сигнализации и, казалось, не имел никакого отношения к секретным делам разведки. Когда он обратился за разъяснением к Баташову, тот по большому секрету сообщил ему, что после гибели легкого крейсера германского флота «Магдебург» на камнях у маяка Оденсхольм русским водолазам удалось найти на дне рядом с кораблем труп шифровальщика, прижимавшего к груди свинцовые переплеты секретных кодов, которые и были переданы Непенину. Он-то и организовал перехват радиосообщений противника, благодаря которым фронтовая разведка своевременно получала и получает информацию о переброске немцами войск и боеприпасов морем на те или иные участки фронта. И вот теперь с этим легендарным адмиралом, который ему почему-то казался высоким и статным богатырем, Свиньину предстояло встретиться.
Когда Алексей зашел в адмиральский кабинет, то сразу и не заметил хозяина за столом, заваленым картами.
– Ваше превосходительство, штаб-ротмистр Свиньин! – громко доложил он взволнованным голосом в пустоту.
– Я хорошо слышу, голубчик, – негромко произнес адмирал, вставая и направляясь ему навстречу, – мне Евгений Евграфович говорил о вас.
Невысокого роста, отнюдь не богатырского телосложения, Непенин всем своим видом и мягким голосом сразу вызвал у Алексея доверие к себе.
Поздоровавшись за руку, адмирал, указав на груду карт, лежащих на столе, доверительно промолвил:
– Видишь, сколько работы. И над каждой картой подумать-то надо! Но ничего, – добавил он, – с Божьей помощью справлюсь. Но прежде хочу о вашей заботе узнать. Говорите не стесняйтесь, все останется между нами.