ь на конституцию, согласно которой он не мог самовольно объявить войну. Правительство прикрывалось нейтралистской позиций парламента, все вместе – король, правительство и парламент – ссылались на мнение народа, которое в большинстве своем было пацифистским. Чтобы упрочить нейтралитет, в ригсдаг был внесен законопроект о лишении короля права начинать войну. Немалую роль в отстаивании нейтралитета сыграли и промышленники. В связи с возрастанием экономического значения Швеции не только для Германии, но и для России, предприниматели, заботясь о процветании страны, но больше о своем кармане, потребовали от правительства в полной мере придерживаться нейтралитета и более активно налаживать экономические связи не только с Германией, но и с Россией. Так что сейчас я могу с полной уверенностью сказать, что Швеция окончательно и бесповоротно решила с Россией торговать, а не воевать. Я думаю, что это позволит вашему командованию при необходимости передислоцировать из Финляндии часть войск, которых, насколько я знаю, так не хватает вам на фронте. Что ты мне на это скажешь?
– Дядюшка Аксель, вы, вы… – начал заикаться от волнения Алексей, не находя слов от чувства глубокой признательности и восторга, переполнявшего его, – вы, словно голубь мира, принесли эту важнейшую для будущего России весть, – наконец-то нашел он нужные слова. – Моя страна никогда не забудет того вклада, который вы внесли на благо…
– И это неудивительно, ведь мое имя в переводе со шведского означает «отец мира», – прервал его хозяин, стараясь уйти от благодарственного пафоса, невольно захлестнувшего Алексея, чем окончательно смутил его.
– Хорошо то, что хорошо кончается, – мудро резюмировал дядюшка Аксель и, выйдя из-за стола, отечески добродушно похлопал по плечу почтительно вскочившего с места племянника. – А теперь мы непременно должны нанести визит тетушке, – благодушно добавил он, увлекая Алексея за собой. – Она словно знала, что ты будешь именно сегодня, и с самого раннего утра занялась готовкой.
В семье Андерсонов не было детей, и потому супруги относились к племяннику, как к своему родному сыну. Увидев Алексея, тетушка радостно всплеснула руками и принялась обнимать его да целовать, причитая:
– Что ж ты, Алешенька, позабыл нас да позабросил? Ни одной весточки с самого Рождества не прислал, аника-воин ты наш. Знаю, знаю, не на теплой печи, ешь калачи, а злобного ворога воюешь, и посему прощаю тебе все твои прегрешения, – осенив племянника крестным знамением, она усадила его за богато уставленный самыми разнообразными закусками стол, под образа, на самое почетное место.
Как бы это ни казалось удивительным, но штаб-ротмистр Свиньин, кавалерист и храбрый контрразведчик, имел тайную слабость к сладостям, и потому он с неописуемым удовольствием уплетал с любовью приготовленные тетушкой пирожки с повидлом, булочки с корицей и конечно же шикарный для военного времени шоколадный торт со взбитыми сливками и шариком любимого его клубничного мороженого. Алексей, вспоминая это милое домашнее застолье, потом еще долго ощущал на губах нежный клубничный привкус. Привкус своей нежной кадетской юности…
Супруги Андерсоны, лишенные родительской радости и хлопот, непременно хотели, чтобы Алексей остановился у них, но верный своему принципу – не навредить, он вежливо, но решительно отказался от этого заманчивого предложения и, сославшись на важные дела, распрощался с радушными родственниками, обещав, что обязательно заедет к ним перед отъездом. Ему просто необходимо было остаться одному и, отбросив перед предстоящей встречей с «Чиновником» все эмоции, сосредоточиться на главном. А для этого требовалось систематизировать и кратко записать всю полученную им из разных источников информацию, в том числе и ту, что он получил от дядюшки, для оперативной передачи ее через этого агента в штаб Северного фронта вместе с заключением по делу двойного агента Ома…
Несмотря на выходной, в кондитерской было малолюдно. Алексей зашел туда без четверти двенадцать, чтобы осмотреться и заказать свои любимые булочки с корицей и чашечку кофе. Не заметив ничего подозрительного, он отправил посыльного за свежим номером газеты «Dagens Nyheter», которую теперь периодически просматривал в ожидании новых материалов о России. Газета в его руках означала для «Чиновника», что все спокойно и встреча состоится. Отсутствие газеты указывало на то, что по каким-то причинам встреча переносится на следующий день в ближайшее кафе на параллельной улице.
«Чиновник» зашел в кондитерскую с первыми ударами напольных часов, прозвучавших в полдень. Похолодание, пришедшее с севера, заставило его одеться потеплее. Толстое драповое пальто, меховые ботинки и белоснежная песцовая шапка, создавали ему вид оккупировавших в последнее время Стокгольм буржуа, хорошо погревших руки на транзитных поставках товаров в Германию или Россию, среди которых было легче всего затеряться.
– После того как я под видом чиновника навестил вашего Ома, чтобы напомнить о своевременной подаче налоговой декларации, – выпив чашечку кофе, начал свой рассказ агент, – он вслед за мной вышел на улицу и, озираясь по сторонам, сразу же направился к Германскому посольству, где имел встречу с немецким офицером, который вызвал машину и вместе с ним куда-то уехал. Я, перевоплотившись в дворника, до вечера околачивался возле его дома. Прибыл он на авто уже под вечер, все с тем же офицером и каким-то незнакомцем, который, выйдя из машины, принялся обзванивать соседние квартиры и о чем-то беседовал с соседями Ома. Подошел он и ко мне. Спросил не видал ли я налогового чиновника, заходившего в дом до полудня. Я «признался», что не видал, и посоветовал расспросить посетителей трактира, находящегося на набережной, а сам в это время от греха подальше скрылся. Так что, как вы и предполагали, Ом, без всяких сомнений, является двойным агентом и выполняет какое-то особое задание, раз его безопасностью обеспокоен целый немецкий гауптман, – заключил «Чиновник».
– Покорнейше благодарю вас за ценные сведения, – искренне поблагодарил агента Алексей и, передавая салфетку, в которую был завернут листок, исписанный убористым почерком, добавил: – Прошу вас поскорее зашифровать и отправить в Россию мою информацию, которую там с нетерпением ждут. Через два дня я уезжаю из Стокгольма и поэтому заранее с вами прощаюсь. Наше недолгое сотрудничество было плодотворным для нас обоих, и потому я желаю вам дальнейших успехов в вашей нелегкой и довольно опасной деятельности.
– Чего-чего, а этого у нас хватает, – промолвил «Чиновник». – Желаю удачи и вам. Как говорят русские, ни пуха ни пера!
«К черту!» – прошептал про себя Алексей, провожая взглядом удаляющуюся неуклюжую фигуру своего нового шведского друга.
Оставшись в одиночестве, Алексей заказал себе еще одну чашечку кофе и, неторопливо цедя ароматную жидкость, напряженно думал о том, что делать с предателем. Он вспомнил случай, о котором рассказывал ему Воеводин. Будучи в Лозанне, он разоблачил засланного разведкой Западного фронта агента, который переметнулся к немцам, и ему предстояло или вывезти предателя в Россию, или ликвидировать на месте. Выезжать агент категорически отказался и тогда, как писали позже местные швейцарские газеты, под рубрикой «Несчастный случай»: «Русский коммивояжер, гуляя в одиночестве по набережной Уши, был смыт гигантской волной и утонул».
«Столкнуть его, что ли, с набережной, – мелькнула у Алексея шальная мысль, – а что это даст? Все, что этот гад мог, он уже сделал, большего вреда нанести уже не сможет. Да и противник на него какие-то виды имеет. Может быть, оставить все как есть, и через него дезинформировать немцев? В этом качестве этот тип нам намного полезней, – заключил он, – надо организовать ему благодарственную телеграмму и премию за переданный им ценный документ, чтобы немцы были уверены в том, что русская разведка проглотила их наживку с формированием ландверного корпуса». С этими мыслями он, расплатившись и сказав яркий комплимент белокурой хозяйке, наигрывая про себя бравурный марш из оперы «Аида», направился в отель.
Поезд Стокгольм – Мальме отправлялся с вокзала Сентрален ранним утром, но, несмотря на это, тетушка Виктория пришла-таки проводить своего любимого племянника. После прощальных поцелуев Алексей долго еще махал ей рукой, пока перрон не исчез за поворотом.
– Небось любимая мамочка провожает? – с усмешкой промолвил высокий богатырского телосложения сосед по купе, когда Алексей вошел, потирая красные от холода руки.
– Кто же кроме матери может в такой мороз провожать? – решил поддержать соседа он. – Далеко ли путь держите?
– На край света, – снова усмехнулся сосед, – аж до самого конца, до Мальме.
– Ну что же, путь неблизкий, – кивнул головой Алексей. – К вечеру, быть может, приедем.
– Да-а, не раньше, – согласился сосед, разжигая трубку.
Заполнив купе ароматом дорогого табака, он вынул из кармана смятую газету и, раскрыв ее, углубился в чтение.
– Вот пишут, – бесцеремонно начал он, – что немцы побили русских. А я вам скажу, что газетчики все врут…
– Но почему? – не согласился Алексей, стремясь прощупать кредо этого хуторянина, как для себя заключил он по простой, но добротной одежде незнакомца. – Ведь русские и в самом деле оставили Польшу…
– Они просто оставили то, что им не принадлежало, – уверенно промолвил сосед, – за свою землю они будут драться по-настоящему…
Алексей, занятый разговором, не заметил, как отворилась дверь купе и на пороге выросли фигуры жандармов.
– Господа, прошу предъявить документы, – повелительным голосом приказал жандармский офицер.
– А в чем дело? – недовольно пробурчал хуторянин, набычившись. – Ходят тут всякие, а потом чемоданы пропадают, – добавил он, вставая.
– Я не рекомендую вам, господа, вступать со мной в пререкание, – положив руку на эфес шашки угрожающе шевельнул усами жандарм. – Пр-р-рошу! – прорычал он.
Алексей, прекрасно зная, что документы у него в полном порядке, молча вынул из внутреннего кармана пиджака паспорт и протянул его офицеру. В глубине души он полагал, что жандармы, возможно, имеют что-то против его соседа и спокойно сидел, ожидая, пока паспорт вернут.