– Вот как? – наконец произнес лорд Харгейт. – Так что же, вы инсценировали исчезновение детей?
Неожиданный вопрос застал Батшебу врасплох. Она так старательно репетировала краткую, но убедительную речь. Времени для этого было вполне достаточно. Но вот этот провокационный вопрос почему-то даже не пришел в голову. Волнение помешало выйти за рамки нескольких простых положений – самых очевидных. Казалось, будет достаточно предстать в том самом свете, в котором видело ее общество.
Подтвердить предположение лорда Харгейта Батшеба не решилась. Такой ответ оказался бы чересчур дерзким даже для представительницы рода ужасныхДелюси.
– Нет, путешествие они придумали сами. Но я воспользовалась их бегством для осуществления собственных далеко идущих планов.
– И в чем же суть этих планов?
– Найти богатого любовника.
– На эту роль подходит немало мужчин. Почему же выбор пал именно на Бенедикта?
– Потому что он был безупречен. Можно сказать, я бросила вызов вашему сыну. Ужасные Делюси предпочитают крупные ставки.
– Слышал, – коротко согласился лорд Харгейт. – Больше того, по моим наблюдениям, выигрыш за вами. А потому вызывает немалое удивление тот факт, что неосторожным признанием вы сводите на нет все достигнутое.
– На мой взгляд, объяснение очевидно, – заметила Батшеба. – Лорд Ратборн мне наскучил. Такое совершенство крайне утомительно. Я решила покинуть его сиятельство, но опасаюсь, что он начнет меня преследовать и окажется в нелепом положении.
Неожиданно громкий стук заставил вздрогнуть.
Лорд Харгейт невозмутимо повернулся и посмотрел в сторону окна. На фоне светлого прямоугольника возвышалась громоздкая темная фигура. Через пару секунд окно распахнулось, и в комнате появился лорд Ратборн собственной персоной. Аккуратно закрыл за собой створки необычного входа, стряхнул с костюма несколько прилипших листьев и наконец предстал перед отцом.
– Прошу прощения, сэр, – спокойно произнес он. – Дело в том, что дверь кабинета почему-то не открывалась.
– Миссис Уингейт заперла ее на ключ, – пояснил лорд Харгейт. – Она пришла, чтобы рассказать мне, что использовала тебя в корыстных целях, но потом устала от безупречности и решила освободиться. Однако опасается, что ты начнешь ее преследовать и тем самым поставишь себя в нелепое положение.
– Боюсь, миссис Уингейт неудачно упала и повредила голову, – заметил Бенедикт. – Всего лишь десять минут назад я сам убеждал ее уехать. И даже заказал экипаж. Но она не хочет уезжать. Это к разговору о нелепом положении.
– Я пришла к вашему отцу за деньгами, – пояснила Батшеба.
Ратборн красноречиво взглянул на нее.
– Батшеба! – коротко произнес он.
– Чтобы уехать, мне, необходимо пятьдесят фунтов.
На этот раз брови лорда Харгейта все-таки поднялись.
– Всего лишь пятьдесят фунтов? – с искренним удивлением переспросил он. – Суммы отступных, как правило, оказываются куда более значительными. Вы твердо уверены, что имеете в виду не пятьсот фунтов?
– Я бы, конечно, попросила пятьсот, если бы могла предположить, что у вас есть с собой такая сумма. Дело в том, что мне некогда ждать, пока вы получите деньги. У Оливии в голове бродит слишком много опасных идей. Насчет слуг, шелковых платьев, туфель, мягких пуховых перин и двух дюжин блюд к завтраку.
– Ничего подобного, – возразил лорд Харгейт. – Оливию куда больше интересует лопата. Лорд Мандевилл собирается отвести ее и лорда Лайла к усыпальнице, чтобы начать поиски клада.
– О нет! – Батшеба повернулась к Ратборну. – Что случилось с графом? Неужели он не понимает, что за человек моя дочь?
– Девочке показалось, что лорд Мандевилл покусился на честь и достоинство ее отца, и она горячо и искренне встала на его защиту, – пояснил лорд Харгейт. – Столь непосредственная реакция глубоко тронула Мандевилла. По-моему, он намерен заступиться за нее перед непреклонными Фосбери.
– Нет! – воскликнула Батшеба. – Ратборн, не позволяйте ему это делать! Уингейты отнимут у меня дочь, а кроме нее, у меня ничего нет!
Голос осекся. Выдержка иссякла. Волнение и сердечная боль, которые Батшеба так долго и упорно подавляла, нахлынули мощной волной, и по щекам потекли непрошеные слезы.
Ратборн подошел и нежно обнял ее.
– Не плачь. Они не заберут Оливию, и она вовсе не единственное, что у тебя есть. У тебя есть еще и я.
– Не говори глупостей, – пробормотала Батшеба сквозь слезы. – Ты мне не нужен.
Оттолкнула Бенедикта и торопливо вытерла слезы.
– Мне нужны пятьдесят фунтов. И моя дочь. Как только получу и то, и другое, сразу уеду.
– К сожялению, это невозможно, – заключил лорд Харгейт.
– Ну что же, пусть будет двадцать фунтов.
– Двадцать? – возмущенно переспросил Ратборн. – Неужели ты так дешево меня ценишь?
– Твоя бабушка утверждала, что сумма окажется куда более значительной, – заметил лорд Харгейт. – Как приятно, что она ошиблась хотя бы в этом.
– Бабушка в курсе событий? – удивился Бенедикт и тут же сам себя одернул: – О, зачем я спрашиваю? Конечно, она все знает.
– Как ты думаешь, кто поведал мне о твоих безумных эскападах по пути в Бат? – уточнил отец. – Вдовствующая графиня получила письмо от одного из своих шпионов в Колнбруке. Разумеется, я не поверил собственным ушам. А вот твоя матушка почему-то поверила. Мы заключили пари. Каково же было мое состояние, когда все оказалось чистой правдой! Представь, что я чувствовал, получив известие – и не от кого-нибудь, а от низкого проныры Пардью, – что мой старший сын прямо на дороге устроил драку с толпой пьяных мужланов! Среди ночи! Подобное вполне можно было бы ожидать от Руперта, но не от старшего сына… того, кто всегда подавал блестящий пример всем вокруг, не говоря уже о братьях. Я всегда так надеялся на твое чувство долга, Бенедикт.
– Чувство долга действительно присутствовало, – заметила Батшеба. – А исчезло оно после того, как лорд Ратборн из-за меня утратил способность рассуждать здраво.
Холодный янтарный взгляд застыл на красивом, но усталом и взволнованном лице.
– В таком случае, мадам, я тоже считаю, что вам лучше уехать. Однако мы с лордом Мандевиллом решили, что во избежание новых неприятных сцен будет лучше, если ваша дочь узнает правду о сокровищах Эдмунда Делюси. Мандевилл считает, что вам необходимо задержаться, пока мисс Уингейт и лорд Лайл не закончат раскопки. Раньше я денег не дам. Предупреждаю, что поле деятельности велико, так что вряд ли работа закончится раньше завтрашнего дня.
Глава 19
Оливия и лорд Лайл вернулись поздно вечером – грязные, усталые и расстроенные. Горячая ванна с душистым мылом и двумя горничными в услужении не смогла поднять Оливии настроение. Она едва притронулась к роскошному ужину, который принесли на серебряных подносах ливрейные лакеи. Не подействовала даже серебряная ваза с золотистыми хризантемами.
Бедняжка не только легла в постель без дюжины напоминаний, но и сделала это на два часа раньше обычного, сказав, что очень устала.
– Очень мило с твоей стороны, мама, не напоминать, что ты мне говорила об этом, – тихо призналась Оливия, когда Батшеба, как всегда, поправляла дочке одеяло. – Но это правда. Ты действительно говорила. И лорд Лайл тоже говорил.
– Даже взрослым порой приходится сто раз подряд слышать, что дорогой сердцу план неосуществим, а выстраданное желание безнадежно. Однако люди продолжают верить и надеяться, – заметила Батшеба.
– И все же жаль, что я не продумала поиски клада более тщательно, – продолжала Оливия. – Извини, что доставила тебе столько неприятностей. Хотела вовсе не этого. Надеялась, что найду клад и сделаю тебя настоящей прекрасной леди. – Оливия грустно улыбнулась. – Ну и себя тоже, разумеется. Что же, придется поискать иной способ.
– Иной способ существует, – успокоила Батшеба и рассказала дочке о намерении лорда Мандевилла представить ее деду, лорду Фосбери. – Лорд Мандевилл постарается сгладить острые углы, и ты сможешь вырасти настоящей леди, – заключила она.
– Но если они не примут и тебя, то все равно не получится ничего хорошего.
– Получится. Все будет прекрасно. – Батшеба хладнокровно, во всех подробностях описала достоинства новой жизни.
– Нет, так не пойдет, – рассудительно заметила Оливия. – Я совсем иначе представляла будущее. И обещала папе позаботиться о тебе. Но видишь, моя идея провалилась. Боюсь, провалится и твоя.
Оливия взяла Батшебу за руку.
– Завтра мы уедем, мама, и попытаем счастья в другом месте.
Он и так выглядел полным идиотом. Так почему бы не выйти в сад ночью, когда все в доме заснут? Почему бы не постоять под ее окном?
Почему не бросить в окно несколько маленьких камешков?
Сцены уместны в театре.
Правила, конечно, очень хороши, но случаются и исключения.
Бенедикт стоял под окном.
Разумеется, подобное поведение просто смешно. Он обязательно увидит ее завтра, перед тем как она уедет навсегда. Но вокруг будут посторонние.
Так хотелось хоть на минуту обнять и перекинуться парой слов наедине, когда никто не увидит и не услышит.
Он не будет петь меланхоличных песен. Не будет читать грустных стихов.
Да и вообще встретиться вряд ли удастся: прошло уже немало времени, а она так и не появилась.
Не стоит повторять попытку. Может проснуться Оливия, а уж эта юная особа вполне способна кинуть камешек обратно, а может быть, и стул в придачу.
Что же, негодование вполне объяснимо. И у него в детстве возникало острое желание бросить в отца что-нибудь тяжелое. Детям необходима строгая дисциплина. Долг старших – потребовать соблюдения правил и стать объектом ненависти.
Сегодня Бенедикту снова очень хотелось швырнуть что-нибудь в графа Харгейта. То, что лорд сказал о поведении сына в присутствии миссис Уингейт, не шло ни в какое сравнение с убийственным монологом, произнесенным во время прогулки по саду наедине, без свидетелей.
– С высшей из всех возможных позиций в обществе ты опустился на самое дно; из авторитетного, уважаемого представителя аристократии превратился во всеобщее посмешище.