– Тогда почему вы повинуетесь? – спросил Лайон.
– Судя по всему, по привычке. – В голосе сержанта О'Лохлэнна угадывалось недовольство собой.
Они подошли к узкой части ущелья. Здесь паводки смыли слой глины, обнажив две огромные перпендикулярные дну глыбы, по одной с каждой стороны, отвесные стенки, которые поднимались на семь футов с восточной стороны и почти на восемь футов на западе. Расстояние между ними составляло всего три фута.
– А капитан был прав, сэр, – заметил сержант Лайон. – Трое человек с винтовками никого не пропустят через эту щель.
Лейтенант Дарси посмотрел на наручные часы, а потом на открывшийся перед ними узкий коридор. Примерно тридцать ярдов он шел прямо, затем загибался на северо-восток, где стенки его снова становились глиняными.
– Думаю, справимся, – проговорил он. – Лишь бы гранатами не забросали. Едва ли среди них найдется человек, способный бросить гранату на такое расстояние, к тому же через эти камни, но исключить такую возможность нельзя. Давайте отойдем к последнему изгибу. Оттуда мы легко можем снять всякого, кто попытается протиснуться через эту щель, да и начиненный взрывчаткой снаряд туда труднее добросить.
Когда они заняли позицию, лейтенант Дарси проговорил:
– Будьте добры, сержант О'Лохлэнн, охраняйте тыл и приглядывайте за восточной стенкой, на тот случай если поляки попытаются отрезать нас от батальона.
– Есть, сэр.
Они стали ждать. Минуты тянулись медленно.
– Вы ведь не кадровый военный, так, сэр? – спросил сержант Лайон.
– Нет. Я еще в детстве досыта наелся армейских порядков. Мой отец был профессиональным военным.
– Это не тот ли полковник лорд Дарси, о котором постоянно твердит сержант Келли?
– Он самый. В прежние дни мой отец считал Келли образцовым воякой. A вы?
– И я не профессионал, сэр. Когда эта заварушка закончится, уволюсь сразу, как только получится.
За их спинами раздался голос сержанта О'Лохлэнна.
– А чем займетесь, когда выйдете в отставку, сержант?
– Я всегда считал, что имею склонность к священнослужению, – ответил Лайон, – но теперь более в этом не уверен, а раз не уверен, нечего даже пытаться. Постараюсь поступить в городскую Стражу. Охранять королевский мир мне по душе, и я уверен, что справлюсь с этим делом. А как насчет вас, О'Лохлэнн?
– Ну, со мной вопрос полностью ясен, – ответил крепыш-ирландец. – Я намереваюсь стать мастером магии.
– В самом деле? – удивился лейтенант Дарси. – Значит, вы уже прошли обследование на наличие Таланта?
– Не только прошел, сэр, но даже более: у меня в кармане уже лежит удостоверение подмастерья Гильдии.
– Неужели? Тогда какого черта вы делаете в армии? Вы могли без всякого труда получить отсрочку.
– Как и вы, сэр, смею сказать. Но кому-то же надо сражаться в этой проклятой войне, сэр. Я пошел в добровольцы по той же причине, что и вы, сэр. – Он помолчал. – Империя ожидает, что каждый мужчина выполнит свой долг, сэр.
Лейтенант глянул вперед. Прошла пара минут, но враг так и не подавал признаков жизни. «Да, – подумал Дарси. – Империя ожидает, что каждый мужчина выполнит свой долг».
Англо-французская империя уже просуществовала дольше древней Римской империи. Первый Плантагенет, Генрих Анжуйский, стал королем Англии в 1154 году, назвавшись Генрихом II. Его сын Ричард Львиное Сердце взошел на престол после смерти отца в 1189 году. Этот король в первое десятилетие своего правления нечасто посещал Англию, зарабатывая в Святой земле репутацию великого бойца. Мусульманки до сих пор пугают своих детей приходом жуткого ифрита Аль-Рика. В 1199 году Ричард был ранен арбалетным болтом при осаде Шалю и, выжив после долгой борьбы с инфекцией и лихорадкой, стал мудрым и могущественным правителем. Его младший брат Джон скончался в опале в 1216 году, так что, когда Ричард умер в 1219 году, корона перешла к его племяннику Артуру, сыну Джеффри Бретанского, прославленному народом как «добрый король Артур», память о котором отчасти слилась с преданиями о другом короле Артуре – Артуре Пендрагоне из древней кимрской легенды.
Именно при правлении Артура святой Хилари Уолсингэмский создал свой монументальный труд, заложивший основы теории и математики магии. Однако пользоваться сформулированными святым Хилари законами могли только личности, наделенные особым Талантом. Такие люди всегда были редкостью, и лейтенант Дарси полагал, что расточительно подвергать наделенного Богом этим редким даром Шона О'Лохлэнна риску погибнуть на поле брани. Действительно, каждый человек должен исполнить свой долг. Но каков долг у мага?
– К нам сзади кто-то идет, – сообщил сержант О'Лохлэнн.
– Следите за противником, Лайон, – бросил лейтенант, поворачиваясь, чтобы увидеть, кто идет.
К ним подошел старший сержант Келли.
– В чем дело, сержант? – спросил лейтенант.
– Принимайте командование, сэр, – сглотнул Келли. – Капитан Рембо погиб.
Лейтенант посмотрел на наручные часы. Оставалась одна минута, и никто в этом коридоре не появился.
– Идем отсюда, – проговорил он негромким и спокойным голосом. – Возвращаемся к роте. Пригнитесь.
Лейтенант вовсе не был спокойным и понимал это; скорее его поразило онемение, перекрывающее и скрывающее его страх. Страх перед артиллерийским снарядом, страх перед смертью, страх перед увечьем вдруг подкрепил страх, родственный страху перед выходом на сцену, но куда более сильный.
Он? Он? Командир?
Мария, Матерь Божья, молись обо мне!
Он младше всех в обеих ротах, почти у всех солдат боевой опыт больше, чем у него. И тем не менее бремя командования пало именно на него.
Он знал, что не может показать то, что творилось в его душе, знал, что не имеет права сломаться. Не из опасения показаться трусом, но потому, какое воздействие это произведет на вверенных ему людей. С управлением обученным подразделением справятся и сержанты, если офицеры выведены из строя. Смерть учтена, она может прийти в качестве потрясения, но только не неожиданности.
Но когда командир вдается в панику, трусит, это деморализует его солдат куда больше, чем его внезапная смерть.
Солдат, сознательно или подсознательно, правильно или ошибочно, но всегда считает, что старшие по званию знают о происходящем больше него. Поэтому если запаникует офицер, то только потому, что ему известно такое, чего не знают рядовые.
Страх перед неизвестным может вызвать более серьезные последствия, чем страх перед известным.
И страх погубить свою роту (свою роту!) перевесил все прочие страхи, и он повел троих сержантов ко всем остальным под неровный треск винтовочных выстрелов.
Тело капитана лежало в нескольких футах от ручейка, протекавшего по дну расщелины. Его укрыли одеялом. Нагнувшись, лейтенант Дарси осторожно приподнял край покрова и посмотрел на своего покойного командира. Пуля угодила тому в грудь, чуть левее нижнего края грудины.
– Прошла прямо насквозь, вот так, сэр, – произнес оказавшийся рядом капрал. Уиттакер? Да, Уиттакер.
Лейтенант осторожно повернул тело убитого на бок. Выходное отверстие пули располагалось вблизи позвоночника, между пятым и шестым ребрами, и, как и следовало ожидать, было больше входного. Судя по траектории, лейтенант рассудил, что пуля должна была пройти сквозь сердце. «Скорее всего, умер до того, как ощутил ранение», – подумал он, опустил одеяло и поднялся на ноги.
– Сержант, сколько еще времени, по вашему мнению, потребуется полякам для того, чтобы занять новую огневую позицию? – спросил он у Келли.
Тот посмотрел на свои наручные часы.
– Можем рассчитывать минут на пять, сэр, – и, ожидая приказа, посмотрел на лейтенанта. Как и два остальных сержанта.
Лейтенант молча подошел к ранцу покойного капитана, открыл его и достал небольшой складной перископ. Привел его в рабочее состояние, поднялся наверх по склону и выставил объектив над краем. Капитан имел этот прибор при себе, потому что так требовал устав, но никогда не пользовался им, поскольку искренне видел в нем инструмент труса. Лейтенант Дарси, напротив, полагал, что осторожность и трусость существенно различаются между собой.
– Сержант Келли, а во что стреляют наши солдаты? – спросил он спустя полминуты.
Окрестности в основном очистились от тумана, и лейтенант видел перед собой только деревья. И ни одного польского солдата.
Келли поднялся по склону и выглянул за край.
– В польских солдат, разумеется, сэр. Они прячутся за деревьями и стреляют в нас.
В голосе сержанта угадывалось легкое беспокойство, вызванное тем, что юный лейтенант мог повредиться умом.
Лейтенант поднялся наверх и выглянул. Теперь он видел поляков. Некоторые из них лежали, некоторые стояли за деревьями и время от времени перебегали от одного ствола к другому. Съехав пониже, он снова воспользовался перископом. Никого. В лесу пусто.
– Сержант О'Лохлэнн! – позвал он.
– Я, сэр!
– Поднимитесь ко мне на минуту. Сержант Келли, прикажите людям прекратить огонь и приготовиться к вылазке.
– Есть, сэр. – Сержант соскользнул на дно расщелины и исчез.
Крепыш-ирландец подошел к Дарси.
– Да, сэр?
– Посмотрите на этот лес через перископ. А потом выгляньте наверх. Только думайте не как солдат, а как маг.
Сержант О'Лохлэнн молча исполнил приказание и ответил не сразу. Наконец он взглянул на лейтенанта Дарси.
– Клянусь тенью святого Патрика! Вы правы, сэр. Это иллюзия. Нет там никаких солдат. Психический эффект фиксируется нашим умом, но не глазом, и поэтому не отображается зеркалом.
– Выходит, его проектируют на эту дымку?
– Да, сэр, чтобы придать иллюзии больший масштаб.
Лейтенант Дарси нахмурился.
– Но мы не можем сказать, что там вообще никого нет. В нас ведь кто-то стреляет.
– Да, сэр. И очень метко к тому же.
– Можете ли вы рассеять эту иллюзию, сержант?
– Нет, сэр, нужного снаряжения у меня при себе нет. И тем более не за пару минут. – Он помолчал. – Но если мы обнаружим снайпера…