– Но что тогда сделал лэрд Дункан? – спросила графиня.
– Tertius, – продолжил лорд Дарси, – поверив словам собственной жены, лэрд Дункан буквально взбесился и решил убить вашего брата. Для этого он воспользовался индуктивным заклинанием. Однако попал под отдачу и чуть не погиб сам.
Этому явлению существует определенная аналогия на материальном плане. Если соединить с огнем минеральные спирты и воздух, пламя разгорится сильнее, но если поместить в него пепел, пламя потухнет.
Аналогично, если кто-нибудь нападет на живое существо психическим образом, оно умрет, но если напасть подобным образом на мертвое создание, психическая энергия вернется к напавшему, разрушая его самого.
Теоретически мы могли бы обвинить лэрда Дункана в попытке убийства, ибо нет никаких сомнений в том, что он намеревался убить вашего брата, миледи. Однако ваш брат в это мгновение был уже мертв!
Обратное рассеяние психической энергии на несколько часов лишило лэрда Дункана сознания, а леди Дункан все это время умирала от страха.
Наконец, когда сознание вернулось к лэрду, он понял, что случилось. Он знал, что ваш брат был уже мертв в момент его магического воздействия. Поэтому он решил, что леди Дункан убила графа.
С другой стороны, леди Дункан прекрасно знала, что, когда она рассталась с Эдуаром, он был жив и здоров. Поэтому она решила, что черные чары ее мужа убили ее любовника.
– Каждый из них пытался защитить другого, – проговорил отец Брайт. – Ни тот, ни другая не стали полностью на сторону зла. Возможно, мы сумеем что-нибудь сделать для лэрда Дункана.
– На сей счет не могу ничего сказать, отче, – сказал лорд Дарси. – Искусство исцеления находится полностью в руках церкви.
И с некоторым удивлением поняв, что повторяет слова доктора Пейтели, поспешно продолжил:
– Однако лэрд Дункан не знал, что супруга его грозила пистолетом графу в его опочивальне. Данное обстоятельство представляет ее визит в другом свете. И ярость, заставившую его наброситься на меня, вызвало не то, что я обвинил его леди в убийстве, но то, что я бросил тень на ее добродетель.
Он повернулся к столу, за которым работал чародей-ирландец.
– Вы готовы, мастер Шон?
– Так точно, милорд. Осталось только поднять экран и включить проектор.
– Тогда действуйте.
Дарси посмотрел на отца Брайта и графиню.
– Мастер Шон сейчас продемонстрирует нам очень интересный слайд, который я рекомендую вашему вниманию.
– Наиболее удачный кадр из всех, которые мне приводилось делать, если позволите, милорд, – откликнулся маг.
– Приступайте.
Мастер Шон открыл затвор объектива, и на экране возникло изображение.
Отец Брайт и графиня дружно охнули.
Это была женщина, одетая в платье, обнаруженное в гардеробе графа. Одна пуговица была оторвана, открывая верхнюю часть груди. Правую руку ее почти полностью скрывало густое облачко дыма. Очевидно, она только что выстрелила в смотрящего.
Однако реакцию присутствовавших вызвал отнюдь не этот факт.
Девушка была прекрасна. Ослепительной, палящей красотой. Отнюдь не нежной и тихой, не похожей на молчаливый и безопасный цветок. Такая краса могла произвести на нормального мужчину одно-единственное впечатление: более желанной, нет, вожделенной женщины невозможно было представить.
«Retro me, Sathanas[1], – сухо подумал отец Брайт. – Она просто непристойно прекрасна».
Одна лишь графиня не обратила внимания на притягательную силу этой женщины. Она видела только ошеломляющую красоту.
– Кто-нибудь из вас видел раньше эту особу? Сомневаюсь, – проговорил лорд Дарси. – Как и лэрд и леди Дункан. И сэр Пьер. Кто она? Этого мы не знаем. Но можем сделать несколько умозаключений. Очевидно, ей было назначено свидание в опочивальне графа. Очевидно, это та самая женщина, которую Эдуар упомянул леди Дункан… та самая «она», с которой не может сравниться шотландская аристократка. Почти наверняка простолюдинка, иначе на ней не оказалось бы платье из коллекции графа. Должно быть, переоделась прямо в спальне. А потом они с графом поссорились – из-за чего, мы не знаем. Граф только что отобрал пистолет у леди Дункан и опрометчиво оставил его на столе, который можно видеть позади девушки. Схватив оружие, она застрелила его. Потом снова надела свою одежду, повесила платье в гардероб и сбежала. Никто не видел, как она приходила и уходила. Для чего граф, собственно, и пользовался этой лестницей.
– О, не бойтесь, мы отыщем ее – теперь-то мы знаем, как она выглядит, – заключил лорд Дарси. – В любом случае, убийца найден, расследование, к моему полному удовлетворению, завершено, о чем я и доложу его высочеству.
Ричард, герцог Нормандский, щедро наполнил два хрустальных бокала великолепным бренди и с довольной улыбкой на юном лице подал один из них лорду Дарси.
– Отличная работа, милорд, даже великолепная.
– Мне приятно слышать такую похвалу от вашего высочества, – ответил лорд Дарси, принимая бокал.
– Но почему вы были настолько уверены в том, что убийца не пришел в замок снаружи? Через главные ворота мог войти кто угодно. Они всегда открыты.
– Действительно, ваше высочество. Однако дверь у подножия лестницы была заперта. Граф д’Эвре закрыл ее после того, как вышвырнул леди Дункан. Снаружи ее никак нельзя ни запереть, ни отпереть, дверь не взломана. После леди Дункан на лестницу никак нельзя было попасть. Зайти в покои графа можно только через другую, незапертую, дверь.
– Понимаю, – проговорил герцог. – Но почему она вообще туда пошла?
– Наверное, потому, что он сам ее пригласил. Любая другая женщина знала бы, на что идет, принимая приглашение в покои графа д’Эвре.
Симпатичное лицо герцога помрачнело.
– Да. От собственного брата такого ожидать невозможно. Она была совершенно права, застрелив его.
– Совершенно верно, ваше высочество. И если бы она была кем-то еще, но не наследницей, то тут же исповедалась бы. Я сделал все возможное, чтобы удержать ее от признания, когда она решила, что я намереваюсь обвинить в убийстве Дунканов. Однако она понимала, что репутацию ее брата и ее собственную нужно беречь. Не как частных лиц, но как графа и графини, официальных представителей правительства его императорского величества короля. Одно дело, когда развратничает мужчина. Люди обычно не считают подобное поведение пороком в официальном лице, если только оно справляется со своими обязанностями, и справляется хорошо – как это делал покойный граф, о чем известно вашему высочеству. Однако получить пулю в сердце при попытке применить силу к собственной сестре – дело совсем другое. Она полностью оправдана в своей попытке замять эту историю и будет молчать, если только в смерти графа не обвинят кого-то другого.
– Чего, конечно же, не произойдет, – заявил герцог Ричард и, сделав глоток бренди, добавил: – Она будет хорошей графиней. Леди Алиса обладает здравым смыслом и способна держать себя в руках в сложной обстановке. Застрелив собственного брата, она могла впасть в панику, но ничего подобного. Многим ли женщинам на ее месте пришло бы в голову снять разорванное платье и надеть его копию из гардероба?
– Очень немногим, – согласился лорд Дарси. – Вот почему я и не упоминал о том, что в гардеробе графа хранились платья, аналогичные ее собственным. Кстати говоря, ваше высочество, если бы об этих дубликатах узнал хороший целитель, такой как отец Брайт, он понял бы, что граф испытывал нездоровое сексуальное влечение к своей сестре. То есть все его женщины заменяли для него сестру.
– Да, конечно. И никто не мог сравниться с нею.
Он поставил бокал на стол.
– Я сообщу своему брату королю о том, что всецело рекомендую ему новую графиню. Естественным образом, не на бумаге. Вы знаете, знаю я, и должен знать король. И никто больше.
– Знает еще один человек, – заметил лорд Дарси.
– Кто же? – удивился герцог.
– Отец Брайт.
Герцог Ричард посмотрел на собеседника с облегчением.
– Естественно. Надеюсь, он не скажет ей, что знаем и мы с вами, так?
– Полагаю, на здравый смысл отца Брайта можно положиться.
В сумраке исповедальни Алиса, графиня д’Эвре, преклонив колени, внимала голосу отца Брайта.
– Я не налагаю на вас епитимью, дитя мое, поскольку греха вы не совершили – если ограничиться смертью вашего брата. А в отношении прочих ваших грехов обязываю вас прочитать и запомнить третью главу книги «Душа и мир» святого Джеймса Хантингтона.
Он начал было читать слова отпущения грехов, но графиня прервала его:
– Я не понимаю одного. То изображение. Это ведь не я. Мне никогда не приводилось видеть столь прекрасную девушку. A я такая простушка. Не понимаю.
– Если бы вы присмотрелись внимательнее, дитя мое, то заметили бы определенное сходство – только идеализированное. Когда субъективная реальность становится объективной, искажения неизбежны, именно поэтому такие изображения не принимаются как доказательства в суде.
Он помолчал.
– Иными словами, красоту видит смотрящий.
Дело об идентичности
Двое стражников неторопливо шествовали по улице короля Джона II, вдоль набережной Шербура, в сотне ярдов к югу от моря. Портовый район пользовался настолько плохой репутацией, что блюстители королевского мира всегда патрулировали парами, причем не снимая одной ладони с дубинки на поясе, а другой – с рукояти короткого меча. Обычный обыватель мечом орудовать не умеет. Но матросы – обыватели не обычные, а дубинка – не аргумент против абордажной сабли.
Холодный ветер с Северного моря теребил края плащей обоих стражей порядка, а исходивший от сеток газовых фонарей желтоватый свет бросал на них тени, причудливым образом перетекавшие друг в друга по мере продвижения хранителей тишины и покоя.
Людей на улицах было немного. Большинство сидели в бистро, где угольные очаги грели клиента снаружи, а бутылки с огненными жидкостями наполняли его теплом изнутри. Толпы высыпали наружу совсем недавно, девять дней назад, в праздник Обрезания Господня, но теперь миновал уже двенадцатый день Святок, и год 1964 Господа нашего перевалил на