Ужасно хотелось, чтобы меня обняли и успокоили. Или, ещё лучше, устроиться у мужа на коленях, прижаться щекой и потребовать у него… хм, чего? Кофе с пушистой пенкой и рассыпчатым печеньем? Сказку про дипломатическую неприкосновенность и прочные верёвки? Поцелуй? Два поцелуя?
Я улыбнулась, прижимаясь щекой к неровной стене. И вдруг почувствовала идущее от стены тепло.
Я открыла глаза и изумлённо заморгала.
Слабое сияние освещало подвал. Живые бледные искры тлели на полу, словно кто-то разворошил пепел от костра. И они образовывали…
Тайную звезду. Тайную звезду моей семьи.
Этот свет был в десять, в двадцать раз слабее, чем звезда в доме моего мужа. Это был лишь призрак света, память о свете. Но… это была она. Тайная звезда.
Словно сама судьба говорила мне, что я здесь не зря.
На нетвёрдых ногах я подошла к звезде. Опустилась на колени и прикоснулась к неожиданно тёплому полу. Над головой как раз находилась бальная зала. Я вспомнила, как в детстве прочертила несколько глубоких царапин на паркете ровно над этой звездой: я точно посчитала шаги.
– Спасибо тебе, – прошептала я. – Ты такая красивая.
Словно услышав меня, звезда начала таять. Я ахнула: через несколько секунд от сияния не осталось ни следа. Лишь две яркие искры в углах звезды всё ещё горели – но потом погасли и они.
Я не была уверена, почему она зажглась. Может быть, Хмаль был прав, вновь собрав здесь нашу семью? Если мама и Этьен любили друг друга, могло ли это повлиять на звезду, которая горела в этом доме когда-то, несколько поколений назад?
…А может быть, дело было в моих чувствах к моему мужу? И к тому, что звезда, ждущая в нашем доме, исцелила моё лицо – а эта звезда откликнулась, почувствовав знакомую силу?
Я не знала. Но в груди поселилось тепло – и надежда. Хрупкая, но надежда.
Главное – сохранить эту тайну.
Мне вдруг сделалось не по себе. Если Хмаль увидит меня здесь, в подвале, у светящейся звезды, он наверняка захочет, чтобы я осталась здесь пленницей. Что в мои планы, между прочим, совершенно не входило.
У входа в подвал было пусто. Я вышла наружу, осторожно прикрыла дверь и быстро, тихо направилась в свою комнату. Ноги подгибались. У меня по-прежнему не было доказательств против Хмаля, но я знала достаточно, чтобы рваться к мужу. Вот только меня отсюда не выпустят.
Впрочем, даже это меркло по сравнению с самой главной новостью. Наша звезда восстановится и мой муж действительно может излечиться! И не хватило-то немного разврата! А теперь, когда я знала всё, я… я… да мне достаточно халат расстегнуть и зацеловать его, и я поставлю его на ноги!
О да. Уж в этот раз я соблазню его самым бессовестным образом. Или умеренно бессовестным. Без стонов на всю улицу, но так, чтобы запомнилось на всю жизнь.
«Это было бы очень нежно, немного неловко и чудовищно приятно».
Но сначала нужно отсюда сбежать.
А пока… Я невольно улыбнулась. Пока меня ждало море.
Следующим утром мы с Патрисом музицировали. Он сдержал слово: никакого одеколона я не учуяла, но даже без этого сложно было не поддаться его обаянию. Впрочем, я вела себя осторожно и почти не вступала в разговор. Кроме того, мне действительно хотелось научиться играть.
А потом я отправилась в сад и разочарованно выдохнула: мою любимую часть сада, по которой тёк ручей, оградили высоким плотным забором. Калитку охраняли двое высоких аккарцев, которые начинали довольно недружелюбно пялиться на меня, когда я подходила близко к забору. К счастью, я знала сад гораздо лучше них. И прекрасно помнила, на каком пригорке растёт моя любимая рябина, с которой видно весь сад.
Оглядевшись и проверяя, что меня никто не увидит, я быстро вскарабкалась на дерево. И присвистнула, заглянув через заветный забор. В жизни я ни разу не видела стеблей хависсы. Но с тех пор, как лорд Таннис рассказал мне о них, я провела часы, разглядывая картинки в атласе и изучая их свойства. Ошибиться я не могла. Заветные стебли были здесь. Вот, значит, откуда у Хмаля было столько баночек!
Я невольно дотронулась до корсажа. Похоже, у господина Хмаля было много интересных источников дохода. И его крайне занимало исцеление.
Я вернулась в глубь сада, где села прямо на траву. К вящему неудовольствию матери, которая и нашла меня в таком виде.
– Лиззи, – покачала головой она. – Ты всегда была сорванцом.
– Интересно, откуда тебе это знать? – саркастически спросила я. – Ты ведь не видела меня одиннадцать лет.
– И ты меня никогда за это не простишь. Твоё право. Но давай пока зароем топор войны? Господин Хмаль попросил собрать все наши пожелания по поводу отдыха. – Она протянула мне лист бумаги и карандаш. – Запишешь? Какие развлечения тебе нравится, что ты предпочитаешь из еды, прогулок и всего прочего.
Я посмотрела на лист в её руках и на карандаш. Лицо матери было спокойным и совершенно не напряжённым, но я мгновенно вспомнила предупреждение лорда Танниса:
«Не пишите ни единой строчки от руки. Не подписывайте ничего».
Рисковать я не собиралась. Чтобы неизвестный жулик, подделавший мой сертификат о рождении, получил образец моего почерка, выучился его копировать, а потом написал этим почерком чёрт знает что?
Я сложила лист в книгу, подхватила книгу и карандаш и встала.
– Запишу как-нибудь попозже, – произнесла я. – Хочу немного прогуляться по особняку.
Мать улыбнулась:
– Правда? Может, возьмёшь с собой Патриса? Он, кажется, опять скучает в одиночестве.
Кто бы сомневался, что дорогая родительница начнёт сводить нас вместе.
Я прищурилась:
– Патрис ведь не просто так здесь? Ты хочешь, чтобы мы влюбились друг в друга?
– А это было бы так плохо?
– Да, если меня никто не спрашивает!
Моя мать вздохнула:
– Лиззи, просто подумай об этом. Может быть, Патрис тебе и не подойдёт, милая, но нужен ли тебе брак с лордом Таннисом, если вокруг будут виться хищницы, а он сам никогда не сможет прогуляться с тобой по морскому берегу? Ты же видела его коляску и знаешь, что он никогда из неё не встанет.
…Что, если даже звезда ему не поможет?
Я сжала губы. Ну и пусть. Это наше дело!
– Лиззи, разве тебе никогда не хотелось встретить молодого человека, который будет носить тебя на руках? – мягко спросила мать. – Просто посмотри, какой может быть другая жизнь. Разве это так страшно?
– Да что ж вы все так хотите-то, чтобы меня таскали на руках! – пробормотала я.
– Речь не только о тебе, Лиззи. Речь идёт об очень больших деньгах и о влиятельных людях. – Глаза матери были очень серьёзны. – Пусть мы и не виделись много лет, но я переживаю за тебя. Не стоит тебе стоять у них на пути.
Я посмотрела на неё долгим, задумчивым взглядом, вспоминая слова мужа:
«Когда-то она любила вас. Возможно, она всё ещё вас любит и вы сможете переманить её на свою сторону».
– Мама, а что, если это им не стоит стоять у нас на пути? – негромко спросила я. – Что, если мы победим, вышвырнем Хмаля из страны или даже посадим его в тюрьму вместе с тётей Фриной? Посадим его дочь за предумышленное отравление? Как ты думаешь, на чьей стороне лучше быть, на его или на нашей?
– Лиззи…
– Хмаль говорит, что за его спиной Аккара, – с нажимом сказала я. – Это так, пока он ей полезен. Но когда его обвинят в серьёзных преступлениях, он станет никем. Он не сможет больше вам угрожать. А если ты ждёшь от него награды, подумай снова: что он даст вам с Этьеном, когда окажется за решёткой?
Моя мать грустно улыбнулась, глядя на меня как на наивного ребёнка, но я покачала головой.
– Просто подумай об этом, – произнесла я, копируя её тон. – Файерн защитит вас, если ты мне поможешь. Возможно, вас даже не посадят в тюрьму. Но если ты будешь упорствовать, что мой сертификат о рождении якобы подлинный, что ты имеешь право распоряжаться моей жизнью… Знаешь, какое наказание дают за подделку документов и похищение человека? Я разбирала юридические документы в департаменте, так что знаю это очень хорошо. Десять лет.
Не дожидаясь её ответа, я прижала книгу к груди и быстро пошла прочь.
Вряд ли я смогу переубедить свою мать с наскока. Но хотя бы заставлю её задуматься.
Глава 21
Набережная великолепно смотрелась на закате.
Я опустила голову, глядя, как шипит набегающая прозрачная волна, обрываясь на мокрых камешках как раз у моих ног.
– Очень люблю наши вечерние прогулки, – негромко произнёс Патрис, придерживая локтём мою руку. – Рад, что вы устаёте не так быстро, как другие барышни.
Ещё бы. Я отказалась от хрупких туфелек на каблуке, вместо этого выбрав крепкие прогулочные ботинки. Поэтому я не спотыкалась на камешках, а шла ровно, к великой зависти барышень, которые были вынуждены гулять по переполненной набережной, а не по неровной гальке пустынного пляжа. Впрочем, может быть, они мне не завидовали, а тайно жалели глупышку, отказавшуюся от мраморного комфорта, таинственно мерцающих фонарей, музыкантов и прохладительных напитков, кто знает?
Судя по взглядам, которые доставались моему спутнику, мне скорее завидовали. Тем более что сейчас, когда заходящее солнце золотило его волосы, Патрис был очень красив. Мы смотрелись гармоничной парой, я знала. И хотя моя мать не уставала на это намекать, меня это почему-то больше не раздражало.
– Не люблю толчею, – сказала я вслух. – Я вообще гуляла бы здесь глухой ночью, когда светится лунная дорожка и никого нет. Жаль, что в это время слишком хочется спать.
Патрис тихо засмеялся:
– Я вас понимаю. Жаль, что ваша матушка вас не отпустит.
Да уж, дом, где мы жили, охранялся очень хорошо. Я могла разве что спрыгнуть с третьего этажа, цепляясь за непрочный дикий виноград… но на такие жертвы ради свободы я не была готова. Увы, это означало, что связаться с лордом я тоже не могла: пусть Патрис то и дело звал меня на прогулки, но у меня не было ни малейшей возможности отправить мужу письмо.
– Лиза, вы не голодны? – поинтересовался Патрис. – Вон там, у ступеней, продают весьма соблазнительные пряники с повидлом.