Он учтиво поздоровался с мадам де Сент-Жиль, при этом с нескрываемым любопытством уставившись на меня. Затем мы прошли в комнату с высокими окнами, за которыми виднелся дворик, украшенный горшечными растениями.
Один из углов комнаты был занят огромным роялем, а вдоль стен стояли изящные банкетки. Два столика, стулья с высокими спинками, а на каминной полке большие позолоченные часы. Когда мы переступили порог, они как раз начали отбивать четыре часа. Часы были окружены статуэтками в полупрозрачных одеяниях, прикрывающих те детали их анатомии, которые в приличном обществе не принято обнажать.
Это был удобный, пожалуй, даже роскошный дом.
— Присаживайтесь, — пригласила Николь, — и рассказывайте.
Я откровенно поведала ей обо всем, что со мной случилось. По ходу рассказа она кивала и, что было особенно отрадно, ничего не ставила под сомнение, принимая на веру каждое мое слово.
А затем она уверенно произнесла:
— Да, непростая ситуация, но вы с ней справитесь.
— Справлюсь! — воскликнула я. — Но ведь я не знаю, что делать. Наверное, можно было бы уехать домой, но можете себе представить, каково мне будет в маленькой, изолированной от внешнего мира английской деревушке?
— Наверняка точно так же, как и в маленькой, изолированной от внешнего мира французской деревушке, — заметила она. — Но вы туда, разумеется, не вернетесь.
— Но… как…
Она взглянула на меня и улыбнулась. Мне всегда нравилась ее милая улыбка.
— Вы позволите дать вам один совет?
— В своем нынешнем состоянии я буду рада любому совету.
— Не паникуйте, — произнесла она. — И не забывайте о том, что ваша ситуация отнюдь не уникальна.
— Вы имеете в виду… изнасилование… и его… последствия?
— Я имею в виду ситуацию, в которой респектабельная молодая женщина внезапно узнает, что беременна. Вам повезло. У вас есть работа. Это, несомненно, служит утешением. Более того, источник существования… и довольно неплохой источник, как я понимаю.
— Он постепенно становится таковым.
— И будет становиться все лучше и лучше. Вы на пути к славе и богатству. А эта… ситуация… не может ничему помешать.
— Но как это возможно?
— Возможно. Если вы позволите оказать вам помощь.
— Представить себе не могу, чем тут можно помочь. В этом городе я чужая. Пока смогу, буду работать, а потом придется вернуться домой. Я знаю, что отец мне поможет, но для него это станет тяжким потрясением. Он уже пережил одно потрясение. Видите ли… его глаза…
— Да, я знаю. — Она наклонилась вперед и коснулась моей руки. — Вы позволите мне… быть вашим другом?
Я в изумлении смотрела на нее.
— Трудно объяснить, что я чувствую, — продолжала она. — Я вам, наверное, представляюсь совершенно чужим человеком. Но мне кажется, что мы не чужие. Вы много обо мне знаете. Я знаю о вас. И мы обе знали барона… причем очень близко.
— Умоляю, не будем говорить об этом.
— Я понимаю. Вы попали в пикантную ситуацию. Пожалуйста, позвольте помочь вам.
— Но… как?
— Во-первых, я могла бы беседовать с вами. Совсем неплохо иметь возможность обсудить с кем-то свои проблемы, вместе поискать пути их решения. Я хорошо знаю Париж. Могу помочь организовать роды. У меня есть этот дом. Он большой. Я пользуюсь лишь малой его частью, и даже подумывала о том, чтобы начать сдавать комнаты. Ночью здесь так тихо. Иногда устраиваю вечеринки. У меня много знакомых… людей, с которыми я часто общалась в прошлом… но очень мало настоящих друзей. Я делаю вам предложение и знаю, что действительно могу помочь. Займите несколько комнат в этом доме. В одной из них оборудуйте мастерскую. Вам необходимо где-то осесть в Париже. Будет лучше, если заказчики станут приходить к вам, а не вы к ним. Не годится все время ходить по домам, ожидая, пока вас еще куда-нибудь позовут. Вы должны преподносить себя как великого художника… вести себя как великий художник… жить как великий художник… Этот дом соответствует самым высоким требованиям. Кроме того, левый берег, район, где обитает интеллектуальная элита Парижа… духовные лица… профессора… художники… Я слишком много говорю.
— Ничуть. Пожалуйста, продолжайте. Вы так добры. Я ведь не знала, как мне разрешить свою проблему… Но не понимаю, почему вы проявляете такую заботу…
Она помолчала немного, а затем произнесла:
— В каком-то смысле мы обе жертвы. Нет… я не должна так говорить…
— Вы имеете в виду барона де Сентевилля?
— Было бы несправедливо называть себя жертвой. Когда-нибудь я все объясню, но сейчас нужно подумать о вас. Понимаю, что мое предложение очень неожиданно и вам необходимо время, чтобы все обдумать. Но, честно говоря, Кейт… Можно я буду вас так называть? Кажется, мы подружимся. Вам предстоит о многом позаботиться, и чем скорее начнете, тем лучше.
— Вас послушать, все просто.
— Я не утверждаю, что все просто, но большинство проблем оказываются вполне разрешимыми, если только подходить к ним разумно и спокойно.
— Но я жду ребенка!
— Я всегда мечтала о детях, — ответила она, — так что могу лишь позавидовать вам.
— Этот ребенок — результат событий, которые я больше всего на свете хотела бы вычеркнуть из памяти. Если бы можно было вернуть прошлое! Если бы я тогда сразу же отправилась домой, вместо того чтобы предпринимать это путешествие…
Она коснулась моей руки.
— Не думайте о прошлом. Только о будущем.
Ее лицо казалось искренним, но меня по-прежнему одолевали сомнения, что было вполне естественно. Я напомнила себе, что она была его любовницей и, вполне вероятно, наперсницей. Откуда мне было знать, что это не какой-нибудь новый заговор?
Николь, видимо, догадалась о направлении моих мыслей.
— Вам предстоит тщательно все обдумать, — произнесла она. — Возвращайтесь домой. Консьерж остановит для вас фиакр. У вас есть мой адрес. Под крышей этого дома есть мансарда. Она строилась как мастерская художника. Я помогу вам… с родами, познакомлю с нужными людьми. Вы можете сделать это место своим домом, и позвольте заметить, что в этой части Парижа от вас никто не будет ожидать поведения, традиционного для улиц вроде Фобур Сент-Оноре. Вы сможете здесь спокойно работать. Ваши заказчики будут приходить сюда и позировать для своих портретов… Я понимаю, что для принятия решения необходимо время…
— У вас роскошный дом, — проговорила я. — Смогу ли я позволить себе его аренду?
— Моя дорогая Кейт! Вы должны жить в роскошном доме, чтобы все видели, насколько вы успешны. А если вы будете успешны, то сможете позволить себе все, что захотите. Не спешите. Вам есть над чем подумать. Подобные решения нельзя принимать сгоряча.
— Я знаю.
Она понимающе кивнула.
— А теперь поезжайте домой. Мой адрес вам известен.
— Но как я смогу отблагодарить вас?
Николь усадила меня в фиакр.
— Помните, — сказала она на прощанье, — у вас есть друг… если только вы не предпочтете оставаться в одиночестве. Решать вам.
Эта встреча все изменила. Я увидела путь к спасению, каким бы странным он ни казался. В течение нескольких последующих дней я ни о чем другом и думать не могла. Лишь во время работы над портретом мне удавалось отключаться от окружающего мира и всех его проблем.
Чем больше я думала над предложением Николь, тем разумнее оно представлялось. Более того, оно было единственным реальным выходом из создавшегося положения.
Я поехала к Николь. Она была несказанно рада моему появлению. Как мне показалось, возникшая ситуация придала ее жизни новый стимул, в котором она отчаянно нуждалась. Честно говоря, мои подозрения еще не вполне развеялись. Ее многолетняя связь с бароном… Он способен отравить любого, кто приближался к нему.
— Очень хочу, чтобы вы переехали ко мне, Кейт, — твердо проговорила Николь. — Я искренне желаю помочь вам. Мне так одиноко… в последнее время.
— Из-за… него?
— Я была с ним восемь лет. Достаточно долго… Я вижу, вы меня не понимаете.
— Отлично понимаю. Он использовал нас обеих. Просто вы согласились с этим, а я — нет.
— Возможно, вы правы. Но я не нуждаюсь в вашем сочувствии. И всегда знала, что когда-нибудь это произойдет. Он женится, а мне придется исчезнуть. Все было ясно с самого начала.
— Вы хотите сказать, существовало нечто вроде соглашения?
— Не в обычном понимании этого слова. Моя мать была… нет, не совсем куртизанкой. Можно было бы назвать ее demi-mondaine[21]. Она была любовницей знатного вельможи. Он продолжал заботиться о ней и после того, как перестал нуждаться в ее услугах. Именно к такой жизни ее готовили. Как и меня. Когда мне исполнилось семнадцать, я вышла замуж за Жака де Сент-Жиля. Он был вполне респектабельным молодым человеком и служил в одном из парижских банков. Мы прожили вместе всего лишь год, но я с самого начала знала, что расстанусь с ним. Это мать хотела, чтобы я вышла замуж и обрела право называться «мадам». Она утверждала, что мужчинам это нравится больше, чем «мадемуазель». Юная девушка может выдвигать требования, на которые не способна замужняя женщина. Поэтому брак все упрощал.
— Звучит довольно цинично.
— Я бы сказала, реалистично. Потом мать представила меня барону. Она надеялась, что я ему понравлюсь. Так и вышло. Я получила хорошее образование, меня научили ценить искусство и быть тем, кого в обществе принято называть утонченной женщиной. Меня научили правильно держаться, хорошо одеваться, вести светскую беседу. В этом была суть моего образования. Меня учили… угождать. Что ж, этим я и занималась всю жизнь. И вот результат. Мне тридцать лет. У меня собственный дом и приличное содержание. Я могу не работать до конца своих дней. Можно сказать, что мне повезло с жизненным выбором. Да-да… Меня всегда убеждали, что это намного лучше, чем стать загнанной, изможденной матерью множества детей. Теперь вы понимаете?
— Я по-прежнему считаю это корыстным и, должна сказать, аморальным выбором.