Ясное дело, что с такими «солдатами» ни о какой армии не могло идти и речи. Вместо этого орки формировали банды — подразделения, в которые мог входить кто угодно: и орки-одиночки, и отряды гайзов из разных племён.
Если ты вступал в банду, то ты обязывался подчиняться, хотя бы в какой-то степени, стукателю — самому крутому гайзу во всём подразделении. Стукатели считались почётной кастой даже среди высокомерных гайзов. Уже одно их существование доказывало то, что этот самый орк имеет самую большую бубыльду на десятки, если не сотни километров вокруг.
О самых древних стукателях рассказывали байки не хуже, чем о легендарных орках-отшельниках. И хитрый Торадора посчитал, что это будет крутой идеей — создать собственную банду. Хоть и совсем небольшую, но её должно хватить для того, чтобы мощно втащить жалким людишкам.
Тем более уверенности орку прибавляло и то, что в его банду вошёл сам Морь, Мудрая Головешка! С такими-то кадрами им явно будет сулить успех! И никак иначе!
— Так что⁈ — воскликнул Торадора. — Кто хочет жахнуть самый славный пастук на весь регион⁈
— Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы! — ответили ему воем орки, выдвинув вперёд нижние челюсти. Зрелище получилось столь уродливым, что без слёз не взглянешь.
Но это Торадоре и требовалось. Только такими гайзами и нужно пугать врага!
— Тогда вперёд! На пастук! — воскликнул он.
И зелёная волна сорвалась со своей стоянки.
Глава 14
— Что вам удалось узнать? — сразу перехожу я к делу, встретившись с Малым и Третьим.
Мужчины поравнялись со мной и повели дальше по коридору.
— Как только вы приказали расследовать ситуацию, мой Король, мы разделили людей по двум задачам, — поясняет Малый. — Первая — определить виновных в произошедшем, а вторая…
— Отыскать хоть кого-то из рунологов, — заканчивает за него Третий.
— И почему тогда мы идём к тюрьме? Разве рунологи — не золотая жила Парижа? Что им делать в казематах? — интересуюсь я.
— Разведчики узнали у бывших стражников тюрьмы, что по возвращении Филин организовал массовые чистки, — объясняет Малый. — Он бросал в темницу всех тех, кто ещё оставался предан лично Консулу и его идеям. Помимо прочего, Магистр Ордена занимался проверками «на вшивость» даже среди высокопоставленных игроков.
— Не избежал его взгляд и рунологов, — фыркаю я, поняв к чему клонят мужчины.
— Именно так, — кивает Малый. — Как нам известно, едва ли не десяток мастеров-рунологов были помещены в кандалы по приказу Филина. Их обвинили в предательстве Парижа. Среди них мы обнаружили бывшего главу рунологов, Ловеласа.
— Серьезно, Ловелас? — я расплываюсь в ухмылке. Как типично для Системы.
— Я поначалу тоже не поверил, но да, — повторяет мою улыбку Малый. — Ловелас — главный рунолог Парижа. По крайней мере был таковым, до того, как его сместил Шов.
— Что ж, давайте пообщаемся с ним.
Парижская тюрьма ничем особо не отличается от спартанской. Разве что условия пребывания здесь явно похуже будут. Голые камеры, ржавые решётки, кучки сена в качестве лежанок — вот и всё.
Сейчас коридоры заполнены гвардейцами и бывшими легионерами. Солдаты освобождают одну камеру за другой, изучая дело каждого заново.
Похоже, масштабы «чисток» Филина оказываются куда больше тех, что я изначально ожидал.
Орден немало пролил крови, стоило Магистру вернуться в город. В то же время Филин явно осознавал, что нельзя резать всех налево и направо. Немало было ценных кадров, которым он просто не мог довериться. Но и их отправка на новый виток стала бы болезненной потерей.
Поэтому Орден придумал новый способ — пытать игроков, измываться над ними, держать в холодных камерах на грани голода. Всё для того, чтобы прежние сторонники Консула согласились работать по невыгодному для них Системному договору.
Только Системе Филин доверял в достаточной мере, чтобы не впадать в самые пучины паранойи.
Под горячую руку попало немало — производственники, десятки офицеров, управляющие всевозможного толка, даже рядовые писцы при штабе Консула не избежали внимания Ордена.
В самой дальней камере я обнаруживаю тех самых рунологов, которые предпочли холод камер работе на Филина.
Как они выглядят? Очень неважно. Когда-то богато украшенные мантии теперь представляют собой затёртые до дыр грязные и выцветшие балахоны. Лица бледные, осунувшиеся, с глубокими мешками под глазами.
Но что меня удивляет, так это взгляды, обращённые на меня. Горящие, гордые и полные презрения.
Даже тёмные казематы не сумели сбить спесь с гордых рунологов.
— Кто из вас Ловелас? — задаю я вопрос.
После недолгого копошения к решётке выходит старик. Хотя какой такой старик? Несмотря на седые волосы, я бы дал этому человеку лет сорок или сорок пять.
Но, как мне уже известно со слов Малого, Ловеласу на момент попадания в мир Системы уже было за семьдесят. Вот это я понимаю сохранился!
Или всему причиной вложенные очки в Харизму? Тут уж попробуй угадай.
В отличие от своих подчинённых, Ловелас явно поддерживает своё прозвище. Даже здесь, в грязных и холодных комнатах, ему удаётся выглядеть презентабельнее своих «коллег» по несчастью.
Хоть и криво, но постриженные волосы, чистое, хоть и до жути худое лицо, впалые скулы. И всё тот же взгляд — упёртый и будто бы бросающий вызов.
— Ты — главный рунолог, Ловелас? — уточняю я.
— Это я, — кивает мужчина. — По крайней мере был им до того, как Филин скинул меня с этой должности. А вы кто такие? Сомневаюсь, что люди Ордена стали бы освобождать из камер «предателей», кроме как для того, чтобы бросить их на плаху.
— Ордена больше нет, — отвечаю я. — И мы пришли вас освободить. А заодно и взять на работу.
— А что ж вы не пошли к Шву? — хмурит брови Ловелас. — Эта лиса должна была в числе первых склонить голову перед новым хозяином города.
— С этим возникли некоторые трудности.
— Да, например?
— Например, Шов предпочёл подорвать себя вместе со всем районом рунологов вместо того, чтобы пойти к нам на службу, — поясняю я.
По рядам заключённых проносятся оглушительные шепотки. Рунологи не верят моим словам.
— Чтобы скользкий Шов взял да набрался смелости для самоподрыва? Не верю!
— У него яиц отродясь не было!
— Он был готов продать Владыку, продавал бы и Орден, с чего бы ему вообще совершать нечто подобное?
— Он мог пойти на такой шаг только в одном случае, — задумчиво чешет щетину Ловелас. — Если бы его выживание было далеко не гарантировано. Или того хуже — смерть для него оказалась спасением.
Удивлённый взгляд Ловеласа обращается ко мне.
— Так вы из Спарты? Король Шурик, я полагаю? — угадывает мужчина.
— Не в бровь, а в глаз, — смеюсь в ответ. — Это я. Что меня выдало?
— То, что в регионе было всего две фракции, способные одолеть Орден — Легион и Спартанское Королевство, — отвечает Ловелас. — И я не думаю, что Легион стал бы столь тщательно разбирать наши дела. Это несвойственно ни командующему Титу, ни кому-то из офицеров в его окружении.
— Тогда остаётся только Спарта, — киваю я. — Ты догадываешься, почему я лично пришёл вас навестить?
— Для этого не требуется семи пядей во лбу, — фыркает рунолог. — Вам нужны наши услуги. Наши знания. Раз Шов вам этого не предоставил.
— И что ты на это скажешь, Ловелас?
— То, что у меня будет две просьбы, перед тем как согласиться.
— Собаке собачья смерть! — восклицает Ловелас, сплёвывая на обгоревшие руины.
Первой просьбой мужчины являлось освобождение его подчинённых и приведение их всех в порядок. А это купание, сытная кормёжка и мягкая постель.
Помимо прочего, главный рунолог попросил посетить место гибели Шва. Так сказать, бонусом.
И вот мы здесь, стоим в окружении гвардейцев, которые всё ещё прочёсывают район в поиске чего-то полезного. Маловероятно, что хоть что-то найдём, но вдруг!
— Это была твоя первая просьба, — произношу я, позволив мужчине вдоволь поглумиться над обугленными булыжниками. — Какая же будет вторая?
По какой причине я столь обходителен относительно этого игрока? Всё просто. Потому что, посетив темницу, я сразу же понял, что слово Ловеласа имеет невероятный вес среди рунологов.
Чтобы заполучить знания этих мастеров — мне нужен в первую очередь сам Ловелас. И от того, как разрешится вся эта ситуация, будет зависеть будущее всей нашей фракции.
И поэтому почему бы не уважить старика? Тем более, что пока он ведёт себя вполне разумно. Хотя и знает себе цену.
— Вы знаете, Король Шурик, почему именно Шов стал новым главой рунологов, а меня и лучших мастеров бросили в темницу? — вместо ответа задаёт вопрос Ловелас.
— Вас обвинили в предательстве фракции, но сомневаюсь, что это правда.
— Это так, — кивает Ловелас. — Как только Филин вернулся в Париж, он тут же вызвал меня к себе. Знаете, что он у меня затребовал, стоило мне только переступить порог его кабинета?
Так и не дождавшись моего ответа, мужчина сразу же поясняет:
— Он захотел, чтобы я создал такое оружие, что вселило бы ужас каждому игроку в регионе, — вздыхает Ловелас. — Магистр Ордена осознавал, что он уже проиграл войну за регион, но всё ещё желал утянуть вслед за собой всех остальных. Естественно, я ему отказал.
— Но ты же создавал оружие для Консула, — отмечаю я. — Что изменилось?
— То, что оружие для Легиона служило какой-то цели, — морщится рунолог. — Орден же хотел лишь террора. Я могу прикрыть глаза на многое, я этого не исключаю, но это не значит, что у меня совсем нет принципов.
— И поэтому ты наказал своим подчинённым отказаться от требований Филина? — вот теперь всё встаёт на свои места.
И почему главного рунолога сместили так внезапно. И почему лучших мастеров Парижа упрятали за решётку вслед за ним.
— Мои парни решили идти за мной до конца, — усмехается мужчина, — хоть я их и не просил слепо следовать за мной. Но вот мой заместитель, талантливый малый, так я думал поначалу, оказался гнилым насквозь человеком. Именно Шов создал рунную бомбу. Он и те, кто решили, что они могут куда большего достичь без «старых пердунов».