Поселения вдоль береговой линии обстреливали из корабельных пушек, а затем следовал стремительный морской десант. Не проходило и нескольких часов, как наместник, лояльный бывшему правителю Пятиморья, лишался головы или же был вынужден признать власть Бенедикта.
Агентство и его торговцы окончательно перешли на сторону Совета Мадрида. Ещё недавно, будучи соперниками за власть в регионе, они отчётливо ощутили угрозу от Клея и бунтовщиков, что шли бурным потоком под его руку. А потому действовали жёстко, решительно и грубо.
Этим толстосумам любой ценой требовалось сохранить своё положение, и при возвращении Энрике они чувствовали, что этот самый статус-кво окажется разрушен. Бывший повелитель Пятиморья точно не простит бездействие Агенства, когда случился переворот.
Вот и получилось по итогу, что на стороне бунтовщиков, желавших спасти Энрике, оказалась едва ли не половина Мадридского флота вместе с внушительными силами контрабандистов. Совет Мадрида же сохранил при себе вторую половину флота, а также получил серьезного союзника в лице богатых столичных толстосумов.
Вроде бы у двух сторон были примерно равные силы. Однако контрабандисты были кем угодно, но не военно-морским флотом. Их было много, их корабли были в массе своей быстрее судов противника. Но на этом всё. Все их преимущества и заканчивались. Контрабандисты могли наносить комариные укусы неприятелю, сближаясь для одного-единственного залпа и тут же разрывая дистанцию. О прямой перестрелке не могло идти и речи.
Бунтовщикам остро не хватало ресурсов, недоставало фрегатов на ходу, у них вообще была нехватка практически всего. И это неудивительно. Любая более-менее крупная база тут же подавлялась силами Агенства. Клей хоть трижды мог быть гением стратегии, но если у тебя не обеспечен крепкий тыл, то дело твоё плохо.
Последние месяцы гражданская война напоминала собою игру в кошки-мышки. Силы Совета Мадрида пытались навязать Клею и бунтовщикам генеральное сражение на море, а те раз за разом уходили у лоялистов из-под носа
Только в прямом столкновении новое правительство могло сломить веру восстания в звезду молодого адмирала. У Агентства и Каспера было больше кораблей, военных моряков, больше пороха и снарядов. Им не требовалось тратить много времени на пополнение припасов и ремонт. У них было всего в достатке!
Напротив, Клей был вынужден изображать из себя жонглёра, в руках у которого оказался сразу десяток острых ножей. Он не мог перестать их подбрасывать в воздух, потому что сделай он так и всё развалится. Эти же самые ножи сделают из юного адмирала подобие дикобраза.
Мужчине приходилось добывать припасы для огромного количества людей, совершая вылазки на ближайшие острова, проводя тайные переговоры с полисами, а порой и грабя конвои Агентства и Совета Мадрида.
Положение не ахти, как ни посмотри.
И потому понятно неверие Энрике. Он попросту не может представить себе сценарий, при котором гражданская война подойдёт к концу здесь и сейчас. Для этого Клею придётся принять генеральное сражение, что равносильно броску в кости.
— Перед тем, как я расскажу, что к меня на уме, я хочу кое-что тебе показать, — не давая ответа на вопрос мужчины, я достаю из набедренной сумки магическую сферу.
— Показать? Что? — Энрике берет в руки предложенный мною артефакт. Благодаря встречам с Аркаэлой и тёмными эльфами он уже имел представление, что это за безделушка.
— Я хочу, чтобы ты увидел настоящего врага, — поясняю я. — Нашего общего с тобой врага.
— Даже так? — хмыкает Энрике, когда на поверхности сферы появляется изображение. Образ пожирателя.
После чего включается запись сражения с Грибницей у северного канала. Забавно, конечно, но я толком и не успел заметить, как у Спарты появились военные корреспонденты. И причиной тому стало даже не развитие нашего собственного «телевидения», а простая необходимость учёных видеть самого противника и его возможности.
Запись на магические сферы происходила не столько для показа жителям Королевства, хотя и не без этого, сколько для передачи в Нору на изучение. А уже в самом сердце наших научных изысканий гении не от мира сего строят теории, гипотезы и версии, как бы всю эту гадость одолеть. Чем её бить, как побеждать и каким образом можно уничтожить.
Именно из этих собраний и родилась идея магических снарядов, которые, хоть и дорогие, зараза, но зато работают на все сто! Мы уже успели провести несколько «тестовых» обстрелов вдоль северной границы. Результаты, как и предполагали изобретатели, оказались выше всяких похвал!
Но сейчас не об этом.
На лбу Энрике появляются глубокие морщины, пока его глаза неотрывно следят за атакой парящих пожирателей. Он видит настоящую мощь Спартанского Королевства. С каким трудом наш воздушный флот перестреливается с шарами плоти. С каким бесстрашием всадники на пернатых змеях бросаются в атаку.
И ещё больше он поражается моему появлению на поле боя. Я могу отчётливо видеть, как его глаза широко распахиваются, стоит только мне оказаться в фокусе магической сферы. Верхом на гигантском змее, извергающем ветвистые молнии из своей пасти.
Одна видеозапись сменяет другую. Героическая жертва экипажа боевой баржи. Столкновения с мутантами на палубах дирижаблей. Кровавая мясорубка на земле. Взятие одного и того же редута десятки и десятки раз. Мутанты-солдаты и их острые, точно бритва, лезвия. Мутанты-стрелки и их биопушки. Мутанты — воины, их ярость и несокрушимые доспехи.
Всё это сливается в единый образ жуткого и непонятного врага. Куда более страшного, чем любая человеческая фракция.
— Что это… такое? — сглатывает Энрике. — Что это за хрень вообще?
— Это, мой друг, то, что ждёт нас всех на севере, — вздыхаю я и падаю в кресло напротив повелителя Пятиморья.
Похоже, тёмные эльфы всё ещё наведываются в гости к мужчине, поскольку его камера представляет собою уютно обставленный кабинет. Всяко лучше, чем голые каменные стены, сырой мох да горстка соломы в качестве кровати.
— Это и есть причина, по которой я хочу тебе предложить свою помощь, — продолжаю я, смотря в глаза Энрике, — Помощь Спарты в кратчайшем разрешении войны, охватившей твой регион.
— Если ты вдруг пересмотрел свои планы, то почему просто не отправил сюда свой флот? — хмурится Энрике. — Тогда бы ты легко одолел что силы Бенедикта, что флот Клея.
Мужчина напротив меня хоть и не любил лезть в политику, но дураком никогда не был. Это ясно, как день. Энрике понимает, что, несмотря на наши личные с ним отношения, я остаюсь Королём Спарты. И если бы мне нужно было, то я без особых проблем послал бы на запад весь военно-морской флот.
Разложенное гражданской войной, разобщённое и утратившее единство, Пятиморье не смогло бы остановить продвижение моих сил. В течение нескольких месяцев Спарта бы уже входила в Мадрид. Это даже не обсуждается.
И почему тогда при всём при этом я вдруг сижу здесь и протягиваю руку помощи Энрике, своему сопернику за власть над регионом?
Всё просто. Потому что мне так выгоднее!
— Конечно, я бы мог вмешаться в вашу гражданскую войну, — киваю я. — Разбить силы и бунтовщиков, и лоялистов, пока они ослаблены противостоянием друг с другом. Мои бы гвардейцы вошли в Мадрид и обезглавили Бенедикта и его свору. Но что потом?
— Потом? — вскидывает брови Энрике.
— Чем я буду лучше Совета Мадрида? — спрашиваю я. — Примут ли местные игроки власть Спартанского Королевства над собой после того, как я избавлюсь от тебя и любимчика народа, адмирала Клея?
— Сомневаюсь, что они примут тебя с распростёртыми объятиями, — фыркает бывший правитель Мадрида. — Но спустя время…
— Вот тут-то и кроется главная проблема, — вздыхаю я. — Время, Энрике. Чтобы интегрировать Пятиморье мне потребуется время. Время и много ресурсов. Которых, откровенно говоря, у Спарты сейчас попросту нет. Я не смогу проглотить этот кусок, не подавившись в процессе.
— И поэтому ты пришёл ко мне, — кивает мужчина. — Ты хочешь присоединить Пятиморье к себе, не сделав ни единого выстрела и не потратив ни единого Е-балла.
— Я предлагаю тебе стать моим союзником, — произношу я, чем изрядно удивляю собеседника. — Сейчас самое время забыть о распрях и недомолвках между нашими фракциями. Потому что сейчас над нашими головами навис враг, куда более страшный.
— Это твоя…
— Грибница, — киваю я. — Мы называем её так.
— Пусть будет Грибница, — не спорит Энрике, — Что будет, если я откажусь? Что, если я оставлю этого самого врага наедине со Спартой? Неужели твоё Королевство не сможет одолеть его? Зачем моим людям лезть в очередную войну, ещё не успев оправиться от предыдущей?
— Спарта победит, — заявляю я. — Мы сделаем всё, чтобы не дать Грибнице расшириться дальше на юг. Я приложу для этого все усилия. Но, Энрике, ты задавался вопросом?
— Каким это?
— Что будет, если Спарта проиграет? Если Грибница сумеет одолеть мою фракцию и тем самым расширится ещё на целый регион? — интересуюсь я. — Сможет ли тогда Пятиморье выстоять перед таким врагом? Сумеете ли выжить без Спарты?
Камера погружается в гробовую тишину. Энрике вовсю прокручивает шестерёнки в своей голове, переваривая мои слова. Похоже, под таким углом он явно не смотрел на сложившуюся ситуацию.
Союз, о котором я веду речь, нужен не только Спарте, но и Пятиморью. Причём, последним больше, чем нам. Я уверен в силах своего Королевства. Я знаю, что мы готовы встретить врага лицом к лицу. Мы сможем дать достойный отпор неприятелю, когда он вновь сунется к нам. А он обязательно сунется, я это чувствую.
Грибница не может просто взять и сдаться.
— Как ты видишь наше общее будущее? — наконец, спрашивает Энрике.
Я расплываюсь в улыбке. Теперь это совсем другой разговор!
Тем же вечером я возвращаюсь в свой кабинет. Настроение просто отличное! Заключённый договор с Энрике позволит в кои-то веки решить вопрос с Пятиморьем.