– Все обитатели Нижнего мира, у кого есть места в Совете, знают о Когорте, – сказал Магнус, возвращаясь уже без детей. – Если дело дойдет до голосования о должности главы Института Лос-Анджелеса, им придется привлечь Майю и Лили, и меня тоже. У нас есть право голоса. – Он упал в кресло, стоявшее во главе стола.
– Но даже если вы проголосуете против Когорты, это все равно всего три голоса, – заметил Джулиан.
– Не все так просто, – ответил Магнус. – По словам Дианы, Джия не больше нашего хочет видеть Зару во главе Института Лос-Анджелеса. Сейчас ее трудно будет дискредитировать – она ведь наплела, будто это она убила Малкольма, и пока пользуется большой любовью.
Эмма глухо зарычала. Кристина похлопала ее по руке.
– Тем временем, у нас есть обещание Королевы сражаться на нашей стороне, в которое Совет вряд ли поверит, да и то – она сдержит его, только если получит книгу, которой у нас сейчас нет, и которую нам все равно не разрешили бы ей дать, если бы книга у нас была, – продолжил Магнус.
– Наш уговор с Королевой Благого Двора – это наше дело, – сказал Джулиан. – Пока что скажем, что она изъявила готовность сотрудничать в подходящих для этого обстоятельствах. Кьеран уполномочен пообещать, что она придет на помощь. Углубляться в детали не обязательно.
– Думаешь как фэйри, братец, – заметил Марк таким тоном, что Джулиан задумался, хорошо это или плохо.
– Может, Король хочет поднять армию мертвецов, – с надеждой сказала Дрю. – Ну, в смысле, это же книга по некромантии.
Магнус вздохнул, задумчиво постукивая ногтем по бокалу.
– Некромантия – это про магию, работающую на энергии смерти. Всякой магии нужно топливо, и энергия смерти – невероятно мощное топливо. А еще оно невероятно разрушительное. Разрушение земли, которое вы видели в стране фэйри, мор в Броселианде – это шрамы, оставленные страшной магией. Но остается вопрос – какова конечная цель?
– Вы имеете в виду, что ему нужно больше энергии для распространения этих заклятий? – уточнил Джулиан. – Тех, с которыми ему помогал Малкольм? Которые обнуляют магию Сумеречных охотников?
– Я имею в виду, что ваша магия – ангельская по своей природе, – сказал Магнус. – Она исходит из света, жизни и энергии. Противоположностью является Шеол, ад, как вам будет угодно. Отсутствие света и жизни. И всякой надежды. – Он кашлянул. – Когда Совет проголосовал за Холодный мир, они голосовали за эпоху, которой никогда не существовало. Точно так же, как и Когорта жаждет вернуть все к утраченному золотому веку, когда Сумеречные охотники ходили по земле как боги, а простецы и обитатели Нижнего мира преклоняли перед ними колени.
Все смотрели на него во все глаза. Такого Магнуса Бейна люди видят нечасто, подумал Джулиан. Магнуса, которого покинули жизнерадостность и привычный оптимизм. Магнуса, который припоминал всю тьму, что повидал за века: смерти и утрат; того самого Магнуса, которого Джулиан видел в Зале Соглашений, когда ему было двенадцать, который тщетно молил Совет не принимать Холодный мир и знал, что они его примут.
– Король хочет того же. Объединить два королевства, что всегда были независимы – но в его воображении они некогда были едины. Мы должны остановить Короля, но в каком-то смысле он поступает именно так, как поступила бы Когорта. Так, как, остается надеяться, не поступил бы Конклав.
– Ты хочешь сказать, – спросил Джулиан, – что это возмездие?
Магнус пожал плечами.
– Это буря, – сказал он. – Будем надеяться, что мы сумеем ее остановить.
26Тенью осенен
Эмма сидела на кровати у Кристины и расчесывала подруге волосы. Она начинала понимать, почему, когда она была маленькой, мама так любила ее расчесывать: было что-то странно успокаивающее в том, как скользили сквозь пальцы гладкие темные волосы, в монотонных движениях щетки.
Это успокаивало боль у нее в голове и в груди – ту, что ощущалась не только как ее собственная, но и как боль Джулиана. Она знала, как тяжело ему было проститься с Тавви, даже для собственного блага Тавви, и чувствовала внутри пустоту там, где Джулиан сейчас расставался с самым младшим своим братом.
В обществе Кристины было полегче. Кудахча над Кристининым запястьем и втирая в красную метку от связующей руны крем простецов под названием «Савлон», Эмма выложила без утайки все, что произошло в Корнуолле. Кристина охала и жаловалась, что мазь щиплет, а потом вручила Эмме расческу и велела ей заняться чем-нибудь на самом деле полезным.
– Так как, помогает что-нибудь с заклятьем? – спросила Эмма. – Ну, то есть если бы Марк сейчас вошел и лег прямо на тебя, болеть бы перестало?
– Да, – приглушенно ответила Кристина.
– Ну, с его стороны невежливо этим пренебрегать, так я скажу.
Кристина тихонько простонала что-то вроде «Кьеран».
– Точно, Марку же всё еще нужно притворяться, что ему есть дело до Кьерана. Думаю, лежание на тебе не слишком этому поможет.
– Ему есть дело до Кьерана, – сказала Кристина. – Просто… мне кажется, ему и до меня есть дело. – Она обернулась к Эмме и взглянула на нее большими темными, встревоженными глазами. – Я с ним танцевала. С Марком. И мы целовались.
– Это же хорошо! Это же хорошо, да?
– Было хорошо, но потом пришел Кьеран…
– Что?
– Он не сердился, просто сказал Марку, что тот должен танцевать лучше, и потанцевал со мной. Это было всё равно что с пламенем танцевать.
– Ого, сексапильные странности, – заметила Эмма. – Может, даже больше сексапильных странностей, чем мне бы хотелось.
– Это не странности!
– Странности, – отрезала Эмма. – Ты прямым курсом движешься к фейскому тройничку. Или к войне, или типа того.
– Эмма!
– Горячий фейский тройничок, – весело объявила Эмма. – В старости смогу рассказывать, что была этому свидетелем.
Кристина застонала.
– Ну ладно. А что у вас с Джулианом? У вас есть план, что делать после того, что было в Корнуолле?
Эмма вздохнула и отложила расческу. Это была прелестная старинная викторианская щетка, оправленная в серебро. Эмма гадала, была ли та в комнате, когда туда поселилась Кристина, или подруга нашла ее где-то еще в Институте. Комната Кристины в Лондоне уже несла на себе приметы ее личности – фотографии почистили и повесили ровно, Кристина где-то добыла яркое покрывало на кровать, а нож-бабочка висел у камина на новеньком крючке.
Эмма принялась заплетать Кристине косы.
– Плана у нас нет, – сказала она. – Всё как всегда – мы вместе и чувствуем себя непобедимыми. А потом до нас начинает доходить, что нам по-прежнему предстоит делать всё тот же выбор, и снова куда ни кинь, всюду клин.
Кристина расстроилась.
– Это всегда будет всё тот же выбор, так? Расстаться друг с другом или перестать быть Сумеречными охотниками.
Эмма доплела косу. Она оперлась подбородком на плечо Кристины, думая о том, что узнал Джулиан от Королевы Благого Двора. До смерти пугающая возможность оборвать все связи парабатаев. Но это было слишком ужасно, чтобы даже произносить это вслух.
– Я раньше думала, что это поможет – физическое расстояние между мной и Джулианом, – сказала она. – Но теперь я так не думаю. Всё остальное не помогло. Думаю, куда бы и насколько бы я ни отправилась, я всегда буду это чувствовать.
– Бывает, что любовь прочна как канат. И связывает тебя, – сказала Кристина. – В Библии говорится: «Сильна как смерть любовь». Я в это верю.
Эмма пересела, чтобы заглянуть подруге в лицо.
– Кристина, – сказала она. – Что-то еще ведь происходит, так? Что-то, связанное с Диего. Или с Хайме?
Кристина опустила глаза.
– Не могу сказать.
– Позволь тебе помочь, – сказала Эмма. – Для всех остальных ты всегда такая сильная. Позволь мне быть сильной для тебя.
В дверь постучали. Девушки удивленно вскинули головы. Марк, – подумала Эмма. Что-то такое проступило у Кристины в лице. Наверняка это Марк.
Но это оказался Кьеран.
Эмма застыла от удивления. Хотя она уже до некоторой степени привыкла, что Кьеран вертится где-то рядом, тоненькие волоски на руках у Эммы все равно вставали от него дыбом. Не то чтобы она винила именно его в ранах, которые претерпела от рук Иарлафа. Но вид Кьерана всё равно возвращал ее в тот день: жаркое солнце, свист хлыста, медный запах крови.
Кьеран за это время и в самом деле удивительно изменился. Его черные волосы чуть растрепались и спутались, но в джинсах он выглядел настолько по-человечески, что это было даже неуместно. Отросшие волосы скрывали заостренные кончики ушей, хотя черно-серебристые глаза всё еще выделялись.
Он коротко, но учтиво поклонился.
– Миледи…
Вид у Кристины был озадаченный. Она явно тоже не ожидала этого визита.
– Я пришел поговорить с Кристиной, если она позволит, – прибавил Кьеран.
– Тогда валяй, – сказала Эмма. – Говори.
– Думаю, он желает поговорить со мной наедине, – прошептала Кристина.
– Да, – сказал Кьеран. – Такова моя просьба.
Кристина посмотрела на Эмму.
– Тогда увидимся утром?
Пф, подумала Эмма. Она соскучилась по Кристине, а теперь наглый фейский принц вышвыривает ее из комнаты подруги. Когда она слезла с кровати и направилась к двери, Кьеран едва удостоил ее взглядом.
Проходя мимо Кьерана, Эмма задержалась, почти касаясь его плечом.
– Если обидишь ее или расстроишь, – сказала она тихо, чтобы Кристина не расслышала, – я тебе уши оторву. Понял?
Кьеран покосился на нее глазами цвета ночного неба, нечитаемыми словно облака.
– Нет, – ответил он.
– Давай по буквам, – резко сказала Эмма. – Я ее люблю. Не вздумай к ней приставать.
Кьеран сунул длинные, изящные руки в карманы. В современной одежде он выглядел очень странно: это было все равно, что увидеть Александра Македонского в косухе и кожаных штанах.
– Ее легко полюбить.
Эмма удивленно взглянула на него. Не таких слов она ожидала от Кьерана. Легко полюбить. Нене вела себя так, что сама эта мысль казалась дикой. Но, с другой стороны, что Волшебный народ вообще знает о любви?