ее Король недооценил.
Два быстрых разворота, и она оказалась на кочке, поросшей травой. Может, ей даже удастся компенсировать разницу в росте. Трава зашуршала. Эмме не нужно было даже оборачиваться, она и так знала, что это рыцарь снова атакует ее. Она развернулась и взмахнула Кортаной.
Рыцарь почти не отшатнулся. Меч вспорол его толстую кожаную броню, оставив широкую прореху. Противник даже не дернулся, и, судя по всему, не был ранен. В скорости он точно не потерял. Рыцарь прыгнул на Эмму, она пригнулась и отскочила с сторону. Серебряный клинок просвистел прямо у нее над головой. Рыцарь снова прыгнул, и Эмма опять отскочила.
В холодном воздухе леса она слышала свое прерывистое дыхание. Рыцарь-фэйри был хорош, а у нее не было ни рун, ни клинков серафимов – никакого оружия Сумеречных охотников. А что, если она выдохнется раньше? Что, если эта темная земля высасывает даже ту силу, что бурлит в ее крови?
Эмма отразила удар, отскочила и вдруг вспомнила презрительный голос Зары: «Фэйри дерутся грязно». И Марка: «На самом деле, фэйри дерутся не грязно. Они дерутся удивительно чисто. У них жесткий кодекс чести».
Она уже склонялась, метя в лодыжки рыцаря – тот подскочил, почти взлетев, и обрушил вниз свой меч – как раз тогда, когда Эмма зачерпнула горсть палых листьев и грязи и вскочила, швырнув их в прорезь шлема фэйри.
Тот задохнулся и отступил. Это дало Эмме всего лишь секунду, но ей и этого было достаточно. Эмма ударила его по ногам, и еще раз, а затем нанесла удар по корпусу. Доспехи на груди рыцаря пропитались кровью; ноги подкосились, и он с грохотом рухнул на спину, словно поваленное дерево.
Эмма наступила на серебряный меч и толпа взревела. Она слышала, как Кристина, Джулиан и Марк выкрикивают ее имя. С отчаянно бьющимся сердцем она стояла над неподвижным рыцарем. Даже сейчас, распростертый на почерневшей от его крови траве, он не издал ни звука.
– Сними с него шлем и покончи с этим, – велел Король. – Такая у нас традиция.
Эмма набрала воздуху в грудь. Вся ее природа Сумеречного охотника противилась этому, не желая лишать жизни того, кто безоружным лежал у ее ног.
Она вспомнила, что Джулиан сказал ей перед боем. Никакой пощады.
Звякнул металл о металл. Эмма подцепила Кортаной шлем фэйри и сбросила его.
Тот, кто лежал на траве перед Эммой, оказался человеком, а не фэйри. Голубоглазым, со светлыми волосами, тронутыми сединой. Его лицо было знакомо Эмме лучше, чем ее собственное.
Она опустила Кортану, ее рука словно онемела.
Перед ней лежал ее отец.
11Занял Ночи черный трон
Кит сидел на ступенях Института и смотрел вдаль, на воду.
День был долгий и неприятный. Отношения между Центурионами и обитателями Института стали натянутыми как никогда – хоть Центурионы, по крайней мере, и не знали, почему именно.
Диана совершила героическое усилие и вела уроки так, словно все было в порядке. Никто не мог сосредоточиться – в кои-то веки Кит, несмотря на полное отсутствие у него знаний о различии между алфавитами серафимов, оказался не самым невнимательным в классе. Но цель уроков была в том, чтобы держать перед Центурионами хорошую мину при плохой игре, так что, пусть через силу, но они продолжались.
За обедом лучше не стало. После длинного дождливого дня, за который они ничего не нашли, Центурионы были крайне раздражительны. В довершение всего, Джон Картрайт, судя по всему, впал в истерику и выбежал из-за стола. Судя по сжатым в ниточку губам Зары, поругался он именно с ней, хотя по какому поводу, Кит мог только гадать. Наверное, решил он, обсуждали, насколько с моральной точки зрения допустимо существование концлагерей для колдунов или порядок доставки фэйри в камеры пыток.
Диего с Раджаном изо всех сил старались поддерживать веселый разговор, но ничего из этого не вышло. Ливви большую часть ужина таращилась на Диего, видимо, обдумывая план использовать его, чтобы остановить Зару. Диего это явно действовало на нервы: он дважды попытался разрезать стейк ложкой. И как будто этого было мало, Дрю и Тавви словно заразились нервной атмосферой – и весь ужин засыпали Диану вопросами о том, когда же Джулиан и остальные вернутся с «миссии».
Когда все закончилось, Кит с благодарностью ускользнул, избежав мытья посуды, и нашел тихое местечко под передним портиком дома. Воздух пустыни был прохладным и пряным, а океан мерцал под звездами – пласт глубокой черноты, окаймленный разбегающимися белыми волнами.
Кит в тысячный раз спросил себя, что же его здесь держит. Сбежать из-за неловкого разговора за ужином казалось глупым – но, с другой стороны, накануне ему успели резко напомнить, что проблемы Блэкторнов его не касаются, а, возможно, и не должны касаться. Быть сыном Джонни Грача – это одно дело. Быть Эрондейлом, как оказалось, совсем другое.
Он коснулся прохладного серебра кольца на пальце.
– Я не знал, что ты здесь, – раздался голос Тая. Кит узнал его, даже не глядя. Тот вышел из-за угла дома и смотрел на него с любопытством.
На шее у Тая что-то висело, но это были не наушники. Когда Тай поднялся по ступеням – худенькая тень в джинсах и свитере – Кит понял, что у этого чего-то есть глаза.
Он прижался к стене.
– Это что, ферретка?
– Он дикий, – объяснил Тай, облокачиваясь на перила крыльца. – Ферретки домашние. Так что вообще-то это хорек, хотя если бы он был домашним, то был бы ферреткой.
Кит уставился на зверька. Тот моргнул и замахал на него крошечными лапками.
– Ничего себе! – совершенно искренне заметил Кит.
Хорек сбежал по руке Тая, вскочил на перила и исчез во тьме.
– Ферретки – отличные питомцы, – сказал Тай. – Удивительно верные. Вернее, удивительным это считают люди. Не знаю чему тут удивляться. Они чистоплотные, и любят игрушки, и не издают шума. А еще их можно научить… – он осекся. – Тебе неинтересно?
– Нет. – Он застал Кита врасплох. У него что, такой вид, как будто ему скучно? Ему нравилось слушать Тая, его живой и вдумчивый голос. – С чего ты взял?
– Джулиан говорит, иногда люди не хотят знать столько, сколько знаю я, – сказал Тай. – Так лучше просто об этом спрашивать.
– Думаю, это на всех распространяется, – сказал Кит.
Тай покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Я не такой, как все.
В его голосе не было ни беспокойства, ни какого-либо расстройства по этому поводу. Это просто был факт, который он о себе знал – и все. Тай обладал той тихой уверенностью в себе, которой Кит, к собственному удивлению, завидовал. Он никогда не думал, что способен позавидовать Сумеречному охотнику хоть в чем-то.
Тай забрался на крыльцо рядом с Китом и сел. От него слегка пахло пустыней, шалфеем и песком. Кит подумал о том, почему ему нравится слушать Тая: редко кто-нибудь получал такое искреннее удовольствие просто от того, что делился информацией. Наверное, решил он, это тоже какой-то защитный механизм – противные Центурионы и беспокойство за Джулиана и остальных наверняка действовали Таю на нервы.
– Почему ты не в доме? – спросил Тай Кита. – Снова обдумываешь побег?
– Нет, – сказал Кит. И это была правда. Ну, почти. Вид Тая лишал его желания планировать побег, и наоборот, внушал желание отыскать какую-нибудь тайну, которую можно было преподнести Таю, которую тот сможет разгадать. Все равно что подарить сладкоежке коробку шоколадных конфет.
– Хотел бы я, чтобы мы все могли отсюда сбежать, – с обезоруживающей честностью произнес Тай. – После Темной войны мы долго не могли почувствовать себя тут в безопасности. А теперь Институт как будто снова наводнили враги.
– Ты про Центурионов?
– Мне не нравится, что они все сюда набились, – сказал Тай. – Мне вообще не нравится, когда много людей. Когда они все одновременно говорят и шумят. Хуже толпы ничего нет, особенно в местах вроде Пирса. Ты там когда-нибудь бывал? – Он скорчил рожу. – Все эти огни, и крики, и люди… У меня от этого как будто битое стекло в голове.
– А как насчет сражений? – спросил Кит. – Битвы, убийства демонов – это же наверняка громко и шумно?
Тай покачал головой.
– Битвы – это другое. Это то, чем Сумеречные охотники занимаются. Сражения – они у меня в теле, а не в голове. И пока я в наушниках…
Он осекся. Вдалеке, услышал Кит, раздался слабый звон, словно ураганный ветер разбил окно.
Тай тут же вскочил на ноги, чуть не наступив на Кита, и выхватил клинок серафимов из-за оружейного ремня. Он крепко стиснул в оружие, напряженно вглядываясь в океан – неподвижно, словно статуя из сада за Институтом.
Кит с колотящимся сердцем поспешно поднялся следом.
– Что случилось? Что это было?
– Защитные чары… Чары, поставленные Центурионами… Это они разбились, – объяснил Тай. – Что-то приближается к нам… Что-то опасное.
– А ты говорил, что в Институте безопасно!
– Обычно да, – согласился Тай и занес клинок. – Адриэль, – произнес он, и лезвие словно вспыхнуло изнутри, освещая ночь, и в его свете Кит увидел, что на дороге к Институту полно движущихся фигур. Не человеческих. Это была толпа темных тварей, скользких, влажных и извилистых, и впереди них катился смрад, от которого Кит чуть не задохнулся. Он вспомнил, как однажды на пляже Венис-Бич набрел на гниющий труп тюленя, весь в водорослях, похожих на червей. Сейчас воняло примерно так же, только еще хуже.
– Держи, – велел Тай, и секундой позже Кит понял, что ему в руку сунули пылающий клинок серафимов.
Это было все равно что взяться за оголенный провод. Казалось, что меч пульсирует и извивается, и Киту оставалось только не дать ему вывернуться.
– Но я никогда такой не держал! – возразил он.
– Брат говорит, придется же тебе с чего-то начинать. – Тай отстегнул с оружейного ремня кинжал. Тот был короткий и острый, и казался не таким опасным оружием, как клинок серафимов.
Какой именно из братьев? – не понял Кит, но переспросить не успел – теперь до него