Этот миг длился как вечность – миг, когда Марк падал в бездну разбивающихся на осколки звезд. Губы Кьерана были прохладными и мягкими, и на вкус они были как дождь, и в темном, сломленном месте на самом дне неба Марк вцепился в него изо всех сил.
Он запустил пальцы Кьерану в волосы и сжал руку, и услышал, как Кьеран хрипло выдохнул ему в губы. Он крепче прижался к Марку, а затем его пальцы скользнули ему за шею – и взялись за цепочку, на которой висела эльфийская стрела.
И это было словно грубое пробуждение ото сна. Марк перекатился набок, утянув за собой Кьерана, так что теперь они лежали на кровати рядом. Это движение прервало их поцелуй, и Кьеран уставился на него – наполовину ошеломленно, наполовину досадуя.
– Миах, – произнес он. В устах Кьерана это имя звучало как обещание ласки, как приглашение к невообразимым наслаждениям фэйри.
– Нет, – сказал Марк. – Не называй меня так.
Кьеран словно задохнулся.
– Между нами что-то не так, да? Марк, прошу, скажи, в чем дело. Я чувствую отчуждение, но не понимаю его причины.
– Ты не помнишь… но мы поссорились. Из-за того, что я остался с семьей. Вот почему я вернул тебе свою эльфийскую стрелу.
Кьеран был потрясен.
– Но я всегда понимал, что ты можешь остаться с семьей. Мне этого не хотелось, но, видимо, со временем я сумел это принять. Я помню, как очнулся при Неблагом Дворе. И не помню, чтобы я на тебя злился.
– Мы не то чтобы поссорились, – Марк сглотнул. – Но я этого не ожидал… Тебя – в моем мире. Со всеми этими политическими сложностями…
– Я тебе здесь не нужен? – На лице Кьерана не дрогнул ни один мускул, но во вьющихся волосах на висках вдруг проступила седина.
– Не в этом дело, – сказал Марк. – В Дикой Охоте я думал, что в любую ночь могу умереть. В каждую ночь. И я хотел всего и сразу, и рисковал всем, потому что никто от меня не зависел. А потом появился ты, и мы стали зависеть друг от друга, но… – Он подумал о Кристине. Вспомнил ее слова, и не смог от них удержаться, хоть и почувствовал себя едва ли не предателем. Кристина, которую в те несколько мгновений близ пира он целовал в радостном забытье, прежде чем осознал, кем именно она его считает – тем, с кем целоваться можно только спьяну или обезумев…
– Ты всегда был нужен мне, Кьеран, – произнес он. – Нужен мне, чтобы жить. Ты всегда был мне так нужен, что у меня не было даже возможности подумать, подходим мы друг другу или нет.
Кьеран сел. Он молчал, хотя Марк с облегчением заметил, что седые пряди в его волосах вновь приняли более нормальный для них иссиня-черный цвет.
– Это честно, – сказал он наконец. – Тут я тебя ни в чем винить не могу.
– Кьеран…
– Сколько времени тебе нужно? – Кьеран выпрямил спину, и стал до мозга костей гордым принцем Волшебного народа. Марк подумал о всех тех пирах, на которых он смотрел на Кьерана издали; видел, как меньшие фэйри поспешно уступают ему дорогу, как юноши и девушки виснут на нем в надежде на слово или взгляд, ибо милость даже опального принца ценилась на вес золота. Но Кьеран не дарил им ни взгляда, ни слова, потому что все его взгляды и слова были для Марка. Все они были для того, что творилось между ними в те мгновения, когда Дикая Охота смотрела в другую сторону…
– Может, несколько дней, – сказал Марк. – Если ты столько вытерпишь.
– Несколько дней я вытерплю.
– Почему ты выбрал Кристину? – отрывисто спросил Марк. – Когда тебе нужно было присягнуть одному из нас. Почему именно она? Чтобы задеть меня?
Кьеран усмехнулся.
– Не все вертится вокруг тебя, Марк. – Он откинулся на спину. На фоне кипенно-белых простыней его волосы казались черными. – Тебе разве не пора?
– А ты не хочешь, чтобы я остался? – спросил Марк. – Здесь, с тобой?
– Пока ты оцениваешь мои достоинства, как будто я лошадь, которую ты собираешься купить? Нет, – произнес Кьеран. – Возвращайся к себе, Марк Блэкторн. И не ищи меня, если одиночество не даст тебе смежить веки. Уверен, что существует руна от бессонницы.
Такой руны не было, но Марк сомневался, что говорить об этом Кьерану – хорошая идея. Его глаза опасно сверкали. И Марк ушел, гадая, не совершил ли он ужасную ошибку.
Комната Кристины в лондонском Институте оказалась очень похожа на комнаты, которые она видела на фотографиях Институтов по всему миру, с очень простой обстановкой – большая кровать, платяной шкаф, трюмо и письменный стол. Она уже успела воспользоваться душем в небольшой чистенькой ванной, и теперь лежала на бугристом матрасе, натянув одеяла до груди. Рука у нее болела.
Кристина сама не знала, почему рука болит. Полет с Дикой Охотой привел ее в восторг целиком и полностью; если она каким-то образом и поранилась, то совершенно этого не помнила. Когда она взбиралась на лошадь, все прошло гладко, и во время скачки тоже, и уж конечно, она бы не забыла такую боль? А где еще она могла так пораниться?
Она перекатилась набок и потянулась к колдовскому огню на прикроватном столике. Тот испустил мягкое сияние, осветив комнату – гигантскую английскую кровать, тяжелую дубовую мебель. На стене у окна кто-то процарапал в краске инициалы «Дж. Б. + Л. Х.».
Кристина уставилась на свою правую руку. Вокруг запястья шла полоска более бледной кожи, чуть покрасневшей по краям – словно шрам от огненного браслета.
– С вами все будет в порядке? – уточнила Диана. Это был наполовину вопрос, наполовину констатация факта.
Диана, Джулиан и Эмма стояли в холле лондонского Института. Двери были открыты, за ними виднелся темный внутренний двор. Прошел дождь, отмыв тротуарную плитку дочиста. Джулиан видел арку знаменитых железных ворот и выкованные на ней слова: «МЫ ПРАХ И ТЕНИ».
– С нами всё будет в порядке, – заверил Джулиан.
– Малкольм снова умер. Никто не пытается нас убить, – подхватила Эмма. – Да это почти что каникулы.
Диана поправила сумку на плече. Она собиралась доехать на такси до Вестминстерского аббатства, а оттуда тайный ход, которым могли воспользоваться лишь Сумеречные охотники, вел прямо в Идрис.
– Не нравится мне вас покидать.
Джулиан удивился. Диана всегда появлялась и исчезала, как ей заблагорассудится.
– Все с нами будет в порядке, – повторил он. – Эвелин тут, а в Конклав надо только позвонить, если что.
– Вряд ли вам этого захочется, – сказала Диана. – Я еще раз написала Алеку и Магнусу, а из Аликанте свяжусь с ними. – Она помолчала. – Если вам понадобится их помощь, отправьте огненное послание, и они приедут.
– Я с этим справлюсь, – сказал Джулиан. – Я справлялся с вещами куда как хуже – и куда как дольше.
Диана перехватила его взгляд.
– Я бы вписалась, если бы могла, – сказала она. – Ты знаешь. Если бы это было возможно, я бы взяла себе Институт. Восстала бы против Диарборнов.
– Я знаю, – сказал Джулиан, и, как ни странно, он и правда знал. Даже несмотря на то, что причина, не позволявшая Диане выдвинуть свою кандидатуру, оставалась для него тайной, он знал, что это нечто важное.
– Если бы это хоть что-то меняло, – сказала Диана. – Но я бы даже собеседование не прошла. Это все было бы зря, а потом мне запретили бы остаться с вами и помогать вам.
Она словно уговаривала саму себя, и Эмма, импульсивно, как всегда, протянула ей руку.
– Диана, ты же знаешь, что мы никогда не позволим им тебя у нас отобрать, – сказала она.
– Эмма! – резче, чем намеревался, одернул ее Джулиан. Гнев, который он старательно душил с тех самых пор, как Эмма объявила, что они с Марком расстались, вновь начинал его захлестывать, и он не знал, как долго ему еще удастся сдерживаться. – Диана знает, о чем говорит.
Эмму холодность его тона явно застала врасплох. Диана переводила взгляд с одного из них на другого и обратно.
– Слушайте, я понимаю, что это очень трудно – когда вас вот так вот не пускают домой, но постарайтесь не ссориться, – сказала она. – Пока я не вернусь из Идриса, вам придется следить, чтобы тут все не развалилось.
– Да это всего-то день-два, – произнесла Эмма, не глядя на Джулиана. – И никто и не ссорится.
– Будь на связи, – велел Джулиан Диане. – Сообщи нам, что скажет Джия.
Диана кивнула.
– Я в Идрисе с Темной войны не бывала. Обещает быть интересно, – она склонилась к ним и быстро поцеловала в щеку сперва Джулиана, а потом Эмму. – Берегите себя. Я серьезно.
Диана натянула на голову капюшон куртки и вышла, почти тут же канув в темноту. Подняв руку, чтобы помахать на прощание, Эмма коротко прижалась плечом к Джулиану. Издалека до Джулиана донесся лязг парадных ворот.
– Джулс, – не оборачиваясь, проговорила Эмма. – Я знаю, ты говорил, что Диана отказалась возглавить Институт, но ты не знаешь, почему?..
– Нет, – отрезал он. Всего одно слово – но в нем было полно яда. – К слову о признаниях, ты, часом, не собиралась объяснить семье Марка, за что вдруг с бухты-барахты бросила их брата?
Эмма была поражена.
– Ты сердишься, что мы с Марком расстались?
– Если так уж считать, то ты бросила двух их братьев, – продолжил он, словно не слышал ее. – Кто следующий? Тай?
Он тут же понял, что зашел слишком далеко. Тай был для Эммы младшим братом – так же, как для Джулиана. Ее лицо окаменело.
– Пошел ты, Джулиан Блэкторн, – процедила она, развернулась и ушла вверх по лестнице.
Ни Джулиану, ни Эмме той ночью не спалось, хотя каждый из них думал, что скверно только ему, и что другой наверняка видит десятый сон.
– Думаю, пришло тебе время получить первую настоящую метку, – сказал Тай.
В приемной остались только они трое – Ливви, Тай и Кит. Все остальные разошлись спать. По оттенку мглы снаружи Кит догадался, что уже, наверное, три или четыре часа ночи, но он совсем не чувствовал себя уставшим. Может, это было из-за разницы в часовых поясах, или портальных поясах, или как там это у них называлось; может, он заразился облегчением Блэкторнов от того, что они все вновь воссоединились.