Кристина почувствовала легкий укол боли. И задумалась, не обидела ли она Марка. Она этого вовсе не хотела.
– Посмотрим, какой у него радиус действия, – предложила она. – На сколько мы сможем отойти друг от друга, чтобы не было больно.
Марк замер в дверях. Его четкие, острые черты были словно выточены из стекла.
– Когда я от тебя отошел, мне уже было больно, – произнес он. – Может, в этом-то и была вся соль.
И он исчез прежде, чем Кристина успела ответить.
Она поднялась на ноги и подошла к столу, уставленному порошками и лекарствами. У Кристины имелось лишь самое общее представление о медицине Сумеречных охотников: вот листья, которые можно использовать как антибиотики, вот припарки от отеков…
Когда она откручивала крышку с очередной банки, дверь лазарета отворилась. Кристина подняла глаза: это был Кьеран, раскрасневшийся, с волосами, растрепанными ветром, словно вернулся с улицы. На высоких скулах горели пятна румянца.
Казалось, он пришел в такое же замешательство, увидев Кристину, как и она, увидев его. Она осторожно отставила банку.
– Где Марк? – спросил он.
– Пошел тебя искать. – Кристина облокотилась на стол. Кьеран молчал. Молчал как фэйри: размышлял, направив внимание внутрь себя. Кристина подумала, что многие почувствовали бы искушение заполнить это молчание. Она же оставила Кьерана в покое; позволила ему напитаться молчанием, придать ему форму и расшифровать.
– Я должен принести извинения, – наконец, сказал он. – У меня не было оснований обвинять вас с Марком в том, что вы подстроили эту историю со связующим заклятием. Это было глупо. Вы ничего от этого не выигрываете. Если бы Марк хотел со мной расстаться, он бы так и сказал.
Кристина промолчала. Кьеран шагнул к ней – осторожно, словно боясь испугать.
– Можно еще раз взглянуть на твою руку?
Она вытянула руку. Кьеран взял ее, и Кристина задумалась – прикасался ли он к ней прежде по своей воле. Его прикосновение было как прохладная вода в летний день.
Кьеран рассматривал рану, а Кристину тем временем пробрала легкая дрожь. Интересно, подумала она, каким он был, когда оба его глаза были черными? Сейчас они выглядели еще удивительнее, чем у Марка – контраст между тьмой и мерцающим серебром был как между льдом и пеплом.
– Похоже на след от ленты, – заметил он. – Так, говоришь, вас связали воедино на пиру?
– Да, – сказала Кристина. – Две девушки. Они поняли, что мы нефилимы, и смеялись над нами.
Кьеран крепче сжал ее руку. Она вспомнила, как он держался за Марка при Неблагом Дворе. Не так, словно был слаб и нуждался в помощи. То была хватка силы, удерживавшая Марка на месте и словно говорившая: Оставайся со мной, это приказ.
В конце концов, он все-таки был принцем.
– Связующие заклятья такого рода – одни из самых старых и сильных, – сказал он. – Не знаю, зачем кому-то понадобилось так над вами шутить. Это довольно жестоко.
– А ты знаешь, как его снять?
Кьеран выпустил ее руку.
– Я был нежеланным сыном Короля Неблагого Двора, меня мало чему учили. А потом вышвырнули в Дикую Охоту. В магии я не силен.
– Ты небезнадежен, – заметила Кристина. – И знаешь больше, чем думаешь.
Кьеран поглядел на нее так, словно она вновь застала его врасплох.
– Я мог бы поговорить с братом, с Адаоном. Я все равно должен спросить его о претензиях на трон, и мог бы узнать, не знает ли он чего-либо о связующих заклятьях и о том, как их снять.
– Когда ты планируешь с ним поговорить? – спросила Кристина. Перед глазами у нее встала картина: спящий Кьеран вцепился в ее руку при Благом Дворе. Пытаясь не покраснеть, она опустила глаза и вернула повязку на место.
– Скоро, – сказал он. – Я уже пытался с ним связаться, но пока безуспешно.
– Если я могу чем-то помочь, только скажи, – произнесла она.
Кьеран дернул бровью. А затем склонился и взял ее за руку – на сей раз, чтобы коснуться ее губами, не обращая внимания на кровь и повязки. Это был жест королевских дворов давно минувших дней – в этом мире, но не в мире фэйри. Кьеран застал ее врасплох, но Кристина не стала сопротивляться.
– Леди Мендоза Розалес, – произнес он, – благодарю тебя за доброту.
– Я предпочла бы, чтобы ты звал меня Кристиной, – сказала она. – Вот честно.
– «Вот честно», – эхом повторил он. – Мы, фэйри, никогда такого не говорим. Каждое наше слово честное.
– Я бы так далеко не заходила, – возразила Кристина. – А ты?
Раскат грома сотряс Институт. Или то, что показалось раскатом грома. Стены и оконные стекла задрожали.
– Оставайся здесь, – велел Кьеран. – Пойду выясню, что это было.
Кристина еле сдерживала смех.
– Кьеран, – сказала она, – ты вовсе не обязан меня защищать.
Его глаза сверкнули. Дверь лазарета распахнулась, и за ней стоял Марк с вытаращенными глазами. Он вытаращился еще больше, когда увидел Кьерана с Кристиной, которые стояли рядом.
– Советую вам идти туда, – сказал он. – Вы глазам своим не поверите, когда увидите, кого только что перенесло в холл.
Полперро оказался крошечным, добела отмытым живописным городком. Он ютился в тихой гавани, окруженный безбрежной морской синевой. Разноцветные домики карабкались вверх по крутым холмам, окружавшим порт. Мощеные улочки вились между булочными и магазинчиками, где продавали мороженое.
Машин тут не было. Автобус из Лискерда высадил их в пригороде. У самой гавани им пришлось перейти небольшой мост. Эмма вспомнила родителей, улыбку отца и солнце в его светлых волосах. Он был бы в восторге от моря, от жизни на берегу океана, от любого пляжного отдыха. Он был бы в восторге и от городка, где пахло водорослями, жженым сахаром и кремом от загара, а рыбацкие лодки оставляли белые росчерки на морской синеве. И маме бы тоже тут понравилось – она всегда любила нежиться на солнце, как кошка, и смотреть, как пляшут океанские волны.
– Как насчет этого? – спросил Джулиан. Эмма вернулась к реальности и вспомнила, что, перед тем, как она погрузилась в свои мысли, они обсуждали, не поесть ли где-нибудь.
Джулиан стоял перед наполовину деревянным домиком, на решетчатом окне висело меню. Мимо прошла стайка девочек в шортах и лифчиках от купальников, направлявшаяся в кондитерскую в соседнем доме. Увидев Джулиана, они захихикали и принялись пихать друг друга локтями.
Интересно, подумала Эмма, каким он им кажется: красавец с разметавшимися на ветру каштановыми волосами, сияющими глазами, и все такое; но в то же время какой-то странный – слегка не от мира сего, весь в метках и шрамах.
– Конечно, – сказала она, – этот подойдет.
Джулиан был высоким, когда он входил в низенькую дверь, ему пришлось пригнуться. Эмма вошла следом, и несколько мгновений спустя жизнерадостная полная дама в платье в цветочек уже провожала их к столику. Было пять часов вечера, и ресторан почти опустел. В нем чувствовался ненавязчивый дух давнего прошлого: от неровных половиц до стен, которые украшали предметы эпохи контрабандистов[44], старые карты и забавные рисунки с корнуолльскими пикси – вредными фэйри, уроженцами здешних мест. Эмма задумалась, верят ли в них горожане. И вполовину не так, как следовало бы, подозревала она.
Они сделали заказ – кока-кола и жареная картошка для него, сэндвич и лимонад для нее – и Джулиан развернул на столе карту. Рядом лежал его телефон; одной рукой Джулиан пролистывал фотографии, а другой тыкал в карту. На руке у него были пятна от цветных карандашей – привычные мазки синего, желтого и зеленого.
– Район на восточном берегу гавани называется Уоррен, – объяснил он. – Много домов, среди них много старых, но большую часть сейчас сдают туристам. И ни один из них не стоит на пещерах. А значит, остается вся территория вокруг Полперро и дальше на запад.
Принесли еду. Эмма жадно вгрызлась в сэндвич. До сих пор она даже не догадывалась, как проголодалась.
– А что это? – спросила она, показывая на карту.
– Это, милочка, Часовенный утес, – ответила официантка, ставя на стол перед Эммой лимонад. Она произнесла это как «Чайсовенный». – Начните с тропинки на побережье. А оттуда уж пройдете прямо до Фоуи. – Она бросила взгляд через плечо на стойку бара, за которую как раз уселась пара туристов. – Эй! Никуда не уходите!
– А как найти эту тропинку? – спросил Джулиан. – Если мы сегодня захотим пройтись, откуда начинать?
– Ох, до Фоуи тут не близко будет, – сказала официантка. – Но тропинка начинается прямо за трактиром «Синий Питер». – Она указала пальцем в окно, на противоположную сторону гавани. – Вверх по холму идет тропа для туристов. Свернете на побережье у старого сарая с рыболовными сетями, его сейчас разломали, но вы сразу увидите то, что от него осталось. Он прямо над пещерами.
– Пещерами? – подняла брови Эмма.
Официантка рассмеялась.
– Старые пещеры контрабандистов, – объяснила она. – Вы же в прилив приехали, я правильно догадалась? Иначе вы бы их точно увидели.
Джулиан и Эмма обменялись одним-единственным взглядом и тут же поднялись на ноги. Не слушая изумленных протестов официантки, они выскочили на улицу за ресторанчиком.
Та, конечно же, была права: наступил отлив, и гавань теперь выглядела совсем по-другому, лодки лежали на мокром песке. За гаванью высился вытянутый в длину островок из серого камня. Нетрудно было понять, почему его прозвали Часовенным утесом – он был весь утыкан криво торчавшими вверх камнями, похожими на церковные шпили.
Вода успела уйти, и утес обнажился. Когда они только прибыли в Полперро, море било о скалы; теперь же оно тихо плескалось в гавани и, отступая, открывало узкий песчаный пляж, а за ним – темные пасти пещер.
Над ними на уступе утеса примостился дом – один из множества домиков, усыпавших холмы, на которые открывался вид с Уоррена. В первый раз Эмма едва на него взглянула, хотя заметила, что он стоит гораздо ближе к морю, чем остальные. Домик стоял на отшибе, один между небом и морем.