Он очертил линию её скулы своим пальцем, но это был всего лишь дружеский жест. Тепло, которое было в их поцелуе, исчезло. Эмма была рада. Казалось странным чувствовать это, даже тень этого, с кем-то, кроме Джулиана.
— Не феи находят утешение во лжи, — сказал он. — Я не могу это осуждать. Я сделаю это для тебя, Эмма. Я не брошу тебя.
Она прильнула к его плечу. Облегчение заставило её почувствовать легкость.
— Всё же ты должна сказать Кристине, — добавил он. — Она твоя лучшая подруга. Ты не можешь так много скрывать от неё.
Эмма кивнула. Она всегда собиралась сказать Кристине. Кристина была единственной, кто знал о её чувствах к Джулиану, и она бы ни за что, ни на секунду бы не поверила, что вместо этого Эмма вдруг полюбила Марка. Ей нужно было бы сказать из практических целей, и Эмма была рада.
— Я могу полностью ей доверять, — ответила она. — А теперь расскажи мне о Дикой Охоте.
Он начал рассказывать, переплетая историю жизни на облаках и в пустынных и забытых местах мира. Покинутые города на дне медных каньонов. Развалины деревни Орадур-сюр-Глан, где он и Киран спали на полусожённом сеновале. Песок и запах океана на Кипре, в маленьком пустом курортном городке, где деревья прорастали сквозь полы заброшенных гранд-отелей.
Эмма медленно проваливалась в сон, пока Марк обнимал её и нашёптывал истории. К её удивлению, он вернулся и следующей ночью — это помогло их отношениям выглядеть убедительными, как он сказал, но по его глазам было видно, что ему нравится такая компания, как и ей.
Так они проводили каждую ночь с тех пор, растянувшись на разложенном на полу одеяле, обмениваясь историями. Эмма говорила о Тёмной Войне, о том, как иногда она чувствует себя потерянной сейчас, когда она не преследует того, кто убил её родителей, и Марк рассказывал о своих братьях и сёстрах, о том, как он ругался с Тайем и беспокоился, что заставляет младшего брата чувствовать, что он не может положиться на Марка, что он может покинуть его в любой момент.
— Просто скажи ему, что ты можешь уйти, но ты всегда будешь возвращаться к нему, — произнесла Эмма. — Скажи ему, что сожалеешь, если хоть раз заставил его усомниться в этом.
Он лишь кивнул. Он никогда не говорил, последовал ли он её совету, но она последовала его совету и рассказала всё Кристине. Это было огромное облегчение, и она проплакала на плече Кристины несколько часов. Она даже получила разрешение от Джулиана на то, чтобы рассказать Кристине краткую версию ситуации с Артуром, достаточную, чтобы понять, как сильно нуждались в Джулиане здесь, в Институте, рядом с его семьёй. Она просила Джулиана позволить ей поделиться этой информацией. Крайне неловкий разговор, но он практически испытал облегчение от того, что кто-то ещё будет знать.
Она хотела спросить его, расскажет ли вскоре он остальной части семьи правду об Артуре. Но не смогла. Вокруг Джулиана выросли стены, которые казались непробиваемыми, словно тернии вокруг замка Спящей Красавицы. Девушке было интересно, заметил ли Марк, заметили ли остальные, или только она могла это видеть.
Она повернулась, чтобы посмотреть сейчас на Марка. Он спал на полу, подложив руку под щёку. Эмма выскользнула из постели, устроилась среди одеял и подушек и свернулась клубочком рядом с ним.
Марку спалось лучше, когда он был с ней — так он говорил, и она верила в это. Он также лучше ел, быстрее набирал мышечную массу, его шрамы исчезали, щекам возвращался цвет. Эмма была рада. Возможно, она чувствовала, будто каждый день умирает изнутри, но это была её проблема — она справится с этим. Это означало, что Джулиан не страдал в одиночестве, даже если не верил в это.
И если бы она вообще могла помочь Марку, это было бы уже что-то. Она любила его, так, как ей следовало бы любить Джулиана: дядя Артур назвал бы это братской любовью, дружеской любовью. И хотя она никогда бы не смогла сказать Джулиану, как она и Марк поддерживают друг друга, это было, по крайней мере, что-то, что она чувствовала, что могла бы сделать для него. Сделать своего брата счастливее.
Даже если он никогда не узнает.
Стук в дверь выдернул её из задумчивости. Эмма развернулась; в комнате царил полумрак, но она смогла разглядеть ярко-рыжие волосы, любопытное лицо Клэри выглядывало из-за дверного косяка.
— Эмма? Ты не спишь? Ты на полу?
Эмма всмотрелась в лицо Марка. Он определённо спал, укутавшись в одеяла, вне поля зрения Клэри. Она подняла два пальца гостье, которая кивнула и прикрыла дверь. Две минуты спустя Эмма вышла в коридор, застёгивая худи.
— Мы можем где-нибудь поговорить? — спросила Клэри.
Она была всё такой же маленькой, Эмма подумала, что иногда сложно было запомнить, что ей было за двадцать. Её волосы были заплетены в косы, что делало её ещё младше.
— На крыше, — решила Эмма. — Я покажу тебе.
Она провела Клэри наверх к верёвочной лестнице и люку, а затем на тёмную гладь крыши. Она сама не была там с той самой ночи, когда встречалась с Марком. Казалось, это было целую вечность назад, хотя на самом деле прошла всего неделя.
Дневное тепло ушло с чёрной, покрытой гонтом крыши, липкой и горячей. Но ночь была холодной, как всегда они бывали в пустыне. Температура падала, словно камень, как только солнце садилось. Ветер с океана трепал влажные волосы Эммы.
Клэри следовала за ней, когда она пересекала крышу к своему любимому месту: отличный вид на океан под ними, шоссе, вложенное в холм под Институтом, горы, возвышающиеся позади мрачных пик.
Эмма уселась на краю крыши, подтянув колени к груди, позволяя пустынному ветру ласкать её кожу, волосы. Лунный свет посеребрил её шрамы, особенно самый глубокий на внутренней стороне правого предплечья. Девушка получила его в Идрисе, когда проснулась там, крича своим родителям, и Джулиан, зная, что ей нужно, вложил Кортану в её руки.
Клэри тихонько устроилась рядом с Эммой, её голова была поднята, будто бы она слушала ревущее дыхание океана, как набегает и сходит волна.
— Что ж, ты определённо выигрываешь у Нью-Йоркского Института по части вида. Всё, что я могу там видеть с крыши — это Бруклин, — она повернулась к Эмме. — Джем Карстэйрс и Тесса Грей посылают свои приветы.
— Это они сказали тебе о Ките? — спросила Эмма.
Джем был очень дальним, очень старым родственником Эммы, несмотря на то, что он выглядел на двадцать пять, ему было больше, чем сто двадцать пять. Тесса была его женой, полноправной могущественной женщиной-магом. Они обнаружили существование Кита и его отца как раз во время, когда Джонни Рук был безжалостно убит демонами.
Клэри кивнула.
— Они отправились на миссию. Они даже мне не сказали, что ищут.
— Я думала, они ищут Чёрный Том Смерти?
— Возможно. Я знаю, что первым делом они направились в Спиральный Лабиринт, — Клэри откинулась назад на руки. — Знаю, что Джем хотел бы быть здесь с тобой. Кем-то, с кем можно было бы тебе поговорить. Я сказала ему, что ты всегда можешь поговорить со мной, но ты ни разу не звонила с той ночи, после смерти Малкольма…
— Он не умер. Я убила его, — перебила её Эмма.
Она продолжала напоминать себе, что она убила Малкольма, выпотрошила его Кортаной, потому что это казалось таким неправдоподобным. И это причиняло боль, словно неожиданно налететь на колючую проволоку: удивительная боль из ниоткуда. Хотя он и заслужил это, болело от этого не меньше.
— Я не должна чувствовать себя плохо, верно? — спросила Эмма. — Он был ужасным человеком. Я должна была сделать это.
— Да и да, — ответила Клэри. — Этим не всегда можно поправить ситуацию, — она протянула руку и положила указательный палец на подбородок Эммы, заставляя её повернуться к себе. — Смотри, если кто-то и сможет тебя понять, то это буду я. Я убила Себастьяна. Своего брата. Я всадила в него нож, — на секунду Клэри стала выглядеть намного младше, чем она была; на какое-то мгновение она стала одного возраста с Эммой. — Я всё ещё думаю об этом. В нём было кое-что хорошее, не так много, совсем чуть-чуть, но это преследует меня. Эта крошечная возможность, которую я разрушила.
— Он был монстром, — в ужасе сказала Эмма. — Убийца, хуже, чем Валентин, хуже, чем кто бы то ни был. Ты должна была убить его. Если бы ты не сделала этого, он бы в буквальном смысле разрушил мир.
— Я знаю, — Клэри опустила руку. — У Себастьяна не было ни единого шанса на искупление. Но сны не прекращаются, не так ли? В моих снах я иногда вижу брата, которого могла бы иметь, в каком-то другом мире. С зелёными глазами. И ты можешь видеть друга, которого ты думала, что имела в лице Малкольма. Когда люди умирают, наши сны о том, какими они могли бы быть, умирают вместе с ними. Даже если рука, которая с ними покончила — наша рука.
— Я думала, что буду счастлива, — произнесла Эмма. — Все эти годы всё, чего я хотела, так это мести. Отомстить тем, кто убил моих родителей. Теперь я знаю, что стало с ними, и я убила Малкольма. Но то, что я чувствую, это… Пустота.
— Я чувствовала то же самое после Тёмной Войны, — сказала Клэри. — Я провела так много времени, пытаясь сбежать, в борьбе и отчаянии. А потом вещи стали обыденными. Я не доверяла этому. У нас был определённый жизненный уклад, пусть даже он был не самым лучшим. Когда он исчез, образовалась дыра, которую нужно было заполнить. В наших традициях стараться заполнить её неуверенностью и страхами. Заполнение дыры чем-то хорошим вместо этого может занять какое-то время.
На секунду Эмма заглянула в прошлое сквозь глаза Клэри, вспоминая девочку, которая последовала за ней в маленькую комнатушку в Гарде, отказываясь оставлять её одну в скорби, которая сказала ей, что герои — не всегда те, кто побеждают. Они те, кто иногда проигрывают. Но продолжают бороться, продолжают возвращаться. Они не сдаются.
Вот что делает их героями.
Именно эти слова поддержали Эмму в трудные времена её жизни.
— Клэри, — сказала она. — Могу я кое-что у тебя спросить?
— Конечно, что угодно.
— Найтшейд, — произнесла Эмма. — Ну, знаешь, вампир…