Это заставило Кристину чувствовать себя увереннее.
— Я тоже о тебе думала.
Марк провёл большим пальцем по скуле девушки. Его ладонь была тёплой, он нежно держал в руках её лицо.
— О чём ты думала?
— О выражении твоего лица, когда Зара и её друзья говорили о жителях Нижнего Мира. О твоей боли…
Он невесело рассмеялся.
— Мне следовало это ожидать. Не будь я таким неактивным Сумеречным Охотником последние пять лет, я бы, без сомнения, был привычным к таким разговорам.
— Из-за Холодного Мира?
Он кивнул.
— Такие решения, принимаемые государством, поощряют тех, кто предвзято к этому относится, выражать свою глубокую ненависть. Они полагают, что они достаточно смелые говорить о том, что действительно думает каждый.
— Марк…
— В представлении Зары меня ненавидят, — сказал Марк. Его глаза были в тени. — Я уверен, её отец в той группе, которая требует, чтобы Хелен держали заключённой на Острове Врангеля.
— Она вернётся, — сказала Кристина. — Теперь, когда ты вернулся домой и сражался так преданно за Сумеречных Охотников, они обязательно отпустят её.
Марк покачал головой, но всё, что он сказал, было:
— Сожалею о Диего.
Она подошла ближе и положила свою руку поверх руки Марка, его пальцы были светлые и холодные, как ивовые прутья. Ей хотелось касаться его ещё и ещё, неожиданно Кристине захотелось коснуться его кожи под футболкой, провести рукой по подбородку, гладкому, никогда не знавшему бритвы.
— Нет, — ответила она. — Ты не сожалеешь, нет. Не так ли?
— Кристина, — немного растерянно вздохнул парень. — Могу я…?
Кристина покачала головой. Если она действительно позволит ему спросить, она ни за что не сможет ответить нет.
— Мы не можем, — сказала девушка. — Эмма.
— Ты знаешь, что это не по-настоящему, — произнёс Марк. — Я люблю Эмму, но нет так.
— Но важно то, что она делает, — она отстранилась от парня. — Джулиан должен в это поверить.
Он посмотрел на неё в замешательстве, и Кристина поняла: Марк не знает. Ни о проклятии, ни о том, что Джулиан любит Эмму, а она любит его.
— Все должны поверить в это. И кроме того, — поспешно добавила Охотница. — Ещё есть Киран. Ты только что расстался с ним. А я — с Диего.
Его лицо стало ещё более озадаченным. Девушка поняла, что феи не переняли человеческой идеи о том, что нужно дать немного пространства и времени друг другу, чтобы оправиться после расставания.
И, может быть, это были глупые идеи. Возможно любовь была любовью, и тебе нужно было принимать её сразу, как только ты её находил. Конечно, тело Охотницы кричало её разуму, чтобы тот заткнулся. Ей хотелось обвить Марка руками, обнимать его так, как он обнимал её, чувствовать, как вздымается его грудь, когда он дышит.
Эхо раздалось в темноте. Это было похоже на звук ломающейся огромной ветки, за которым следовали медленные звуки волочения. Кристина обернулась, хватаясь за свой балисонг. Но он остался в комнате, на прикроватной тумбе.
— Думаешь, это ночной патруль Центурионов? — шепнула она Марку.
Сузив глаза, он тоже вглядывался в темноту.
— Нет. Это был не человеческий звук, — он вынул два клинка Серафима и вложил один в руку Кристины. — И не животного.
Вес клинка в руке девушки был знаком, он успокаивал. После секундной паузы, пока она наносила руну Ночного зрения, Охотница последовала за Марком в тени пустыни.
* * *
Кит приоткрыл дверь в свою спальню и выглянул наружу.
В коридоре не было ни души. Ни Тая, сидящего под его дверью с книгой или лежащего на полу в наушниках. Ни света, сочившегося из-под двери. Только тусклое свечение рядов белых огней, которые шли по потолку.
Он ожидал, что вот-вот завоет сирена, пока крался по молчаливому дому и открывал главную дверь Института, какой-нибудь пронзительный свист или яркий свет. Но всё было тихо, лишь обычный звук тяжёлой двери, которая открылась и закрылась за ним.
Он был снаружи, на крыльце, над ступеньками, которые вели к примятой траве перед Институтом и дороге, и шоссе за ней. Вид на скалы и море внизу был залит лунным светом, серебряным и чёрным, белая дорожка колыхалась на воде.
«Здесь красиво», — подумал Кит, закидывая сумку на плечо. Но недостаточно, чтобы остаться. Нельзя поменять пляж на свободу.
Он начал спускаться по лестнице. Кит почти наступил на первую ступеньку, когда та ушла из-под его ноги, и его резко дёрнули назад. Его сумка взлетела в воздухе. Его плечо крепко сжимала рука. Парень рванул в сторону, почти падая вниз по ступенькам, и выставил руку вперёд, натыкаясь на что-то твёрдое. Он услышал приглушённое ворчание. Там с ним была еле различимая фигура, лишь тень среди теней, которая нависала над ним, закрывая собой луну.
Спустя секунду они оба полетели вниз. Кит ударился спиной о крыльцо, тень упала сверху на него. Он почувствовал острые колени и локти, которые впивались в него, и мгновение спустя вспыхнул свет — один из тех дурацких маленьких камней, которые они зовут «ведьмин огонь».
— Кит, — раздался голос над ним, голос Тайбериуса. — Прекрати брыкаться, — он смахнул тёмные волосы со своего лица.
Тай сидел на Ките, прямо на его солнечном сплетении, что сильно затрудняло дыхание. Тайбериус был одет во всё чёрное, как одевались Сумеречные Охотники перед схваткой, лишь его руки и лицо были бледными, почти белыми в темноте.
— Ты хотел сбежать? — задал вопрос Тай.
— Я прогуливался, — ответил Кит.
— Нет, ты врёшь, — сказал Тай, поглядывая на большую сумку Кита. — Ты сбегал.
Парень вздохнул и запрокинул голову назад.
— Почему тебя заботит то, что я делаю?
— Я Сумеречный Охотник. Мы помогаем людям.
— Нет, ты лжёшь, — убеждённо ответил Кит.
Тай улыбнулся. Это была искренняя улыбка, освещающая лица. Она заставила Кита вспомнить, как он впервые встретил Тая. Он не сидел верхом на Ките, но всё же держал кинжал у его горла.
Кит смотрел на него и забыл о ноже. Он думал, какой же он красивый.
Красив, как и все Сумеречные Охотники, как осколки стекла, освященные лунным светом: прекрасные и смертоносные. Красивые, жестокие; такими жестокими могут быть только люди полностью уверенные в своей правоте.
— Ты нужен мне, — сказал Тай. — Ты, должно быть, удивлен слышать это.
— Да, — согласился Кит. Он думал, не идет ли кто-нибудь. Он не слышал голоса или звука приближающихся ног.
— Что случилось в ночном патруле? — спросил он.
— Они, вероятно, находятся в полукилометре отсюда, — сказал Тай. — Они пытаются не дать демонам приблизиться к Институту, а не мешают тебе выбраться. Теперь ты хочешь знать, зачем ты мне нужен или нет?
Кит пытался сопротивляться, но ему было любопытно. Он приподнялся на локтях и кивнул. Тай сидел на нем, как будто Кит был диваном, но его пальцы, длинные быстрые пальцы ловко держали нож. Кит вспомнил, что оружие было рядом с поясом.
— Ты преступник, — сказал Тай. — Твой отец был мошенником, а ты хотел быть как он. Твоя сумка, вероятно, полна вещей, которые ты украл из Института.
— Это… — начал Кит, когда Тай дернул молнию на сумке и обнаружил украденные кинжалы, ножны, шкатулки, подсвечники и остальное, что Кит смог разглядеть в лунном свете, — возможно, — заключил Кит. — Какое тебе дело? Тут нет твоего.
— Я хочу раскрывать преступления, — сказал Тай, — быть детективом. Но никого здесь не заботят такие вещи.
— Разве не все вы недавно поймали убийцу?
— Малкольм оставил записку, — сказал Тай грустно, будто он был разочарован, что Малкольм разрушил расследование своим признанием. — А затем сознался, что сделал это.
— Мне кажется, это только сужает список подозреваемых, — сказал Кит. — Послушай, если я нужен тебе, чтобы арестовать меня ради забавы, мне кажется, я должен уточнить, что такое ты можешь сделать только один раз.
— Я не хочу арестовывать тебя. Мне нужен партнер. Кто-то, кто знает о преступлениях и о людях, которые их совершают, и кто может помочь мне.
Кита озарило.
— Ты хочешь… подожди, ты спал около моей комнаты, потому что тебе нужен Ватсон для твоего Шерлока Холмса?
Глаза Тая загорелись. Они все еще разглядывали Кита, словно читая его, рассматривали его, но не смотрели в глаза Кита, однако в них все еще был блеск.
— Ты знаешь о них?
Кит хотел сказать, что все во всем мире знают о них, но вместо этого произнес:
— Я не буду ничьим Ватсоном. Я не хочу расследовать преступления. Они меня не интересуют. Мне все равно, совершают их или нет.
— Не думай о них как о преступлениях, думай как о загадках. Кроме того, что ты будешь делать? Сбежишь? И куда пойдешь?
— Мне все равно.
— Нет, не все равно, — сказал Тай. — Ты хочешь жить. Как и все. Ты не хочешь быть в ловушке, вот и все, — он наклонил голову в сторону. В свете свечей его глаза были почти бесцветными. Луна скрылась за облаками, так что свечи были единственным освещением.
— Как ты узнал, что я собирался сбежать ночью?
— Потому что ты начал привыкать к Институту, — сказал Тай. — Привыкать к нам. Но Центурионы, ты их не любишь. Ливви первая это заметила. И после того, как Зара сказала, что ты едешь в Академию, ты должно быть, почувствовал, словно тебя лишили права выбора.
Это было правдой. Кит не мог найти слова, чтобы объяснить, как он чувствовал себя за обеденным столом. Будто бы становление Сумеречным Охотником означало быть засунутым в машину, которая бы пережевала его и превратила в Центуриона.
— Я смотрю на них, — сказал он, — и думаю, что не могу быть таким, как они, а там можно превратиться только в таких.
— Ты не обязан идти в Академию, — сказал Тай. — Ты можешь оставаться с нами, сколько захочешь.
Кит сомневался, что у Тая было право давать такие обещания, но он все равно ценил это.
— Если я буду помогать решать тебе загадки, — сказал он. — Как часто появляются эти загадки, или придется ждать, пока другой маг не сойдет с ума?
Тай прислонился к колонне. Его руки дрожали, словно бабочки.