«Джулс, Джулиан, ты нужен мне, прямо сейчас, приди сейчас же, пожалуйста!»
— Эмма, — Кристина скрестила руки на животе, словно ей было больно, но Эмму до ужаса напугала кровь на футболке подруги.
— Кристина, милая, позволь мне посмотреть, — она лихорадочно тянула руки Кристины, пока та не опустила их.
На правой руке и рукаве Охотницы была кровь. Большая её часть стекала с руки и впитывалась в футболку. Эмма вздохнула с облегчением. Рана на руке была менее серьёзной, чем на теле.
— Что происходит? — раздался голос Джулиана.
Вместе с Бриджет он подошёл к девушкам; Джулиан был белым как полотно. Эмма увидела ужас в его глазах и поняла, что вызвало такую реакцию. Он подумал, что что-то случилось с Эммой.
— Я в порядке, — машинально ответила Охотница, шокированная его выражением лица.
— Конечно, ты в порядке, — нетерпеливо ответила Бриджет. — Дай мне пробраться к девушке. Прекрати жаться к ней, ради бога.
Эмма отстранилась и наблюдала, как Бриджет встала на колени и отогнула рукав Кристины. Запястье девушки было в браслете из крови, кожа опухла. Словно кто-то туго затягивал невидимый провод вокруг её руки, врезая его в тело.
— Чего вы оба расселись тут? — возмутилась Бриджет. — Нанесите целительную руну на девушку.
Они оба потянулись за стело; Джулиан был первым, он и нарисовал быстрым движением Иратце на коже Кристины. Затаив дыхание, Эмма наклонилась вперёд.
Ничего не произошло. Кроме того, что кожа вокруг кровоточащего круга опухла ещё больше. Забил свежий фонтанчик крови, забрызгивая одежду Бриджет. Эмма мечтала о том, чтобы её старое стело было с ней; она всегда суеверно полагала, что могла бы начертать более сильные руны с ним. Но сейчас оно находилось в руках фейри.
Кристина не жаловалась. Она была Сумеречным Охотником, в конце концов. Но её голос дрожал.
— Я не думаю, что Иратце поможет с этим.
Эмма покачала головой.
— Что это…?
— Выглядит, как чары фейри, — ответила Бриджет. — Пока вы были на землях Благого Двора, кто-то из фей накладывал на вас заклинание? Ваши запястья были связаны?
Кристина поднялась на локтях.
— Это… Это не могло быть оно…
— Что произошло? — спросила Эмма.
— На пире две девушки связали наши с Марком запястья ленточкой, — нехотя ответила Кристина. — Мы срезали её, но, должно быть, в ней была более сильная магия, чем я ожидала. Это могло быть что-то вроде связывающего заклинания.
— Это первый раз, когда ты далеко от Марка с тех пор, как вы были в Царстве Фейри, — произнёс Джулиан. — Ты думаешь, это оно?
Кристина выглядела мрачно.
— Чем дальше я от него, тем хуже становятся раны. Прошлой ночью был едва ли не первый раз, когда я была вдали от Марка, и мою руку жгло и крутило. И, отдаляясь от Института, боль становилась всё сильнее и сильнее. Я надеялась, что она пройдёт, но этого не произошло.
— Нам нужно отвезти тебя обратно в Институт, — сказала Эмма. — Мы все поедем. Давайте.
Кристина покачала головой.
— Вы с Джулианом всё же должны отправиться в Корнвелл, — ответила девушка и махнула своей здоровой рукой над головой, в сторону табло, на котором отображалось расписание поездов. Поезд в Пензанс отправлялся меньше, чем через пять минут. — Вам нужно. Это необходимо.
— Мы могли бы подождать день, — запротестовала Эмма.
— Это магия фейри, — сказала Кристина, позволяя Бриджет помочь ей встать на ноги. — Нет гарантии, что это пройдет через день.
Эмма замешкалась. Ей очень не нравилась мысль оставить Кристину.
Бриджет заговорила резким голосом, удивляя всех:
— Иди, — произнесла она. — Вы парабатаи, самая мощная команда, которую только может предложить Нефилим. Я видела, что может сделать парабатай. Прекрати сомневаться.
— Она права, — сказал Джулиан. Он сунул своё стело обратно за пояс. — Пойдём, Эмма.
Как в тумане, Эмма обняла Кристину, поспешно прощаясь, Джулиан схватил Охотницу за руку, увлекая её прочь; оба беспорядочно бежали по железнодорожной станции, едва не опрокидывая турникеты. Они заскочили в пустой вагон поезда Западной Железной Дороги в тот самый момент, когда он, со скрежетом отпускаемых тормозов, отошёл от станции.
* * *
С каждой покрываемой ею и Бриджет милей, которая приближала их к Институту, боль Кристины исчезала. В Паддингтоне её рука разрывалась от боли. Сейчас же это была тупая боль, которая, казалось, давила на её кости.
«Я что-то потеряла», — словно шептала боль. «Я скучаю по чему-то».. По-испански, она сказала бы: «Me haces falta[17]». Она заметила ещё раньше, когда учила английский язык, что дословного перевода у этой фразы нет: тот, кто говорит по-английски, сказал бы «Ты нужен мне», в то время как «Me haces falta» значило бы что-то вроде «Тебе не достаёт меня». Это то, что она чувствовала сейчас, отсутствие, как недостающий аккорд в песне или слово на странице.
Они подъехали к Институту с визгом тормозов. Кристина слышала, как Бриджет зовёт её по имени, но девушка уже вышла из машины, бережно удерживая запястье, пока она бежала к ступенькам крыльца. Она не могла удержаться. Разум Охотницы будоражила мысль, что что-то извне контролирует её, словно её тело само тащит её вперёд, подталкивает к тому, что необходимо для того, чтобы она стала единым целым.
Дверь с хлопком отворилась. Это был Марк.
На его руке была кровь, проступающая сквозь светло-голубой рукав его свитера. За его спиной слышались голоса, но Марк смотрел только на Кристину. Его светлые волосы были в беспорядке, его глаза голубого и золотого цветов горели, как наружная реклама.
Кристина подумала, что она никогда не видела такой красоты.
Он сбежал по лестнице вниз, его ноги были босыми, и, ловя её за руку, притянул к себе. В тот момент, когда их тела соприкоснулись, Кристина почувствовала, как боль внутри неё растворяется.
— Это было заклинание, — прошептал Марк ей в волосы. — Какое-то связывающее заклинание, которое переплело нас с тобой.
— Девушки на пиру, одна связала наши запястья вместе, а другая смеялась…
— Я знаю, — он коснулся губами её лба. Она чувствовала, как бьётся его сердце. — Мы что-нибудь придумаем. Мы исправим это.
Кристина кивнула и закрыла глаза, но не прежде, чем Охотница увидела, как несколько человек высыпались на крыльцо и пялились на них. В центре группы стоял Киран, его прекрасное лицо — бледное, с выражением готовности, непроницаемые глаза.
* * *
Они купили билеты в первый класс, поэтому Джулиан и Эмма располагали целым купе только для них. Серо-коричневый город остался позади, и они катили через зелёные поля, усыпанные полевыми цветами и перелесками зелёных деревьев. Угольные камни фермерских стен вздымались и опускались по холмам, разделяя земли на кусочки пазла.
— Выглядит как земли Фейри, — сказала Эмма, прильнув к окну. — Знаешь, без рек крови или вечеринки с кучей убитых. Больше булочек, меньше смерти.
Джулиан поднял глаза. На его коленях лежал альбом для зарисовок, а чёрная коробка с цветными карандашами лежала на соседнем сидении.
— Я думаю, это написано на главных воротах Букингемского Дворца, — произнес он. Охотник говорил спокойно, совершенно нейтрально. Джулиан, который огрызался с ней на лестничной площадке в Институте, исчез. Остался вежливый Джулиан, любезный Джулиан. Покладистый-перед-незнакомцами Джулиан.
Не было абсолютно никаких шансов на то, что она смогла бы выдержать общение только с таким Джулианом дольше, чем они бы находились в Корнвелле.
— Ты всё ещё зол?
Он одарил её долгим взглядом и отложил свой альбом для зарисовок.
— Извини, — произнёс он. — То, что я сказал, было неприемлемо и грубо.
Эмма встала и прислонилась к окну. Вид за окном сменялся: серый, зелёный, серый.
— Почему ты сказал это?
— Я злился. — Она видела его отражение в стекле, Джулиан смотрел на неё. — Я злился из-за Марка.
— Я не знала, что ты был заинтересован в наших отношениях.
— Он мой брат, — Джулиан водил рукой по лицу, когда говорил, бессознательно, как если бы он был неотделим от этих черт: высоких скул и ресниц — это было так похоже на Марка. — А он не… Его легко ранить.
— Он в порядке, — ответила Эмма. — Я тебе это гарантирую.
— Не только в этом дело, — его взгляд был сфокусирован на одной точке. — Когда вы были вместе, я хотя бы чувствовал, что вы оба с кем-то, кто мне не безразличен и кому я доверяю. Ты любила кого-то, кого я тоже люблю. Какова вероятность того, что это случится снова?
— Я не знаю, что может случиться с такой вероятностью, — ответила девушка. «Я знаю, что тебе не о чем волноваться. Я не была влюблена в Марка. Я больше не влюблюсь ни в кого, кто не ты». — Я знаю только, что есть те вещи, которые мы можем контролировать, а есть те, которые нет.
— Эм, — он запнулся, — тут речь идет обо мне.
Эмма отвернулась от окна и прислонилась спиной к холодному стеклу. Теперь она смотрела прямо на парабатая, а не на его отражение. И пусть на лице его не выражалось гнева, хотя бы в его глазах была открытая честность. Это был настоящий Джулиан, а не Джулиан-притворщик.
— Так ты признаешь, что ты ненормальный, когда речь заходит о контроле?
Губы парня тронула улыбка: милая улыбка, коснувшаяся сердца Эммы, напоминая ей о ее Джулиане и ее детстве. Как будто солнце, тепло, море и пляж одновременно пронзили сердце одним ударом.
— Я ничего не признаю.
— Ну, ладно, — ответила девушка. Ей не нужно было говорить, что она простила его и что она знает, что он простил ее; они оба это знали. Вместо этого Эмма села напротив парабатая и жестом указала на его принадлежности для рисования. — Что рисуешь?
Он поднял альбом и развернул его, чтобы показать ей работу: невероятное изображение каменного моста среди свисающих дубовых веток, который они проехали.
— Можешь сделать набросок моего портрета, — предложила она, запрыгивая обратно на свое сиденье и подпирая голову рукой. — «Нарисуй меня как одну из своих француженок».