— Ты чертовски умен, Феликс, раз привел сюда своих друзей. Ты знаешь, что я не могу наказать всех вас. И ты прав насчет Фейда. Рядом с Некроситетом случилось восстание демонов, и он понадобится нам. — Она развел руками. — Что ж, очень хорошо. Больше не будем обсуждать это снова.
Облегчение со смесью обиды отразилось на лице Феникса Блэкторна.
— Спасибо вам, — благодарил он. — Спасибо вам, Инквизитор Дирборн.
Картинка сузилась до черной точки и исчезла.
Секунду Кит сидел, не шевелясь. Он слышал, как Ливви и Тай бурно задавали вопросы, а Шейд отвечал. Да, это настоящее воспоминание. Нет, нельзя узнать, кому оно принадлежит. Происходило это примерно двести лет назад. Они были взволнованы упоминание Инквизитора Дирборна. Но мозг Кита зацепился за одно слово, словно кусочек ткани за крюк.
Эрондейл.
Один из этих ужасных людей был его предком. Эрондейлы, Дирборны и Блэкторны скрывали пытки и убийство молодой девушки, когда единственным ее преступлением была любовь к магу. Одно дело думать, что он одной крови с Джейсом, который был всеми любим и хорош во всем. Все рассказывали ему об Эрондейлах, как о королевской семье, все время спасающей мир.
Он вспомнил слова Артура: «Каким Эрондейлом ты станешь? Уильямом или Тобайсом? Стивеном или Джейсом? Прекрасным, жестоким или и тем, и другим?».
— Рук! — ткани шатра на входе зашевелись. — Кит Рук, выходи оттуда сейчас же!
Разговоры в шатре стихли. Кит моргнул. Он не Кит Рук, он Кристофер Эрондейл, он…
Он поднялся на ноги. Ливви и Тай тоже подскочили. Тай остановился только чтобы убрать в карман кристалл Алатейи.
— Кит, не надо… — начала было Ливви и потянулась к нему, но Кит уже шел к выходу из шатра.
Кто-то назвал его настоящее имя — или наоборот ненастоящее — но это была часть его, от которой он мог просто так отречься. Он вышел из шатра.
Перед ним, скрестив руки на груди, стоял Барнабас Хейл. Его чешуйчатая бела кожа сверкала в свете факелов. Позади него маячила кучка оборотней, больших, мускулистых мужчин и женщин в черной кожаной одежде и браслетами с шипами на руках. У нескольких были кастеты.
— Ну что, Рук младший, — сказал Барнабас, он ухмыльнулся и его змеиный язык блеснул меж зубов. — Объясняй, по какому такому делу ты пришел сюда от моего имени?
Глава 19Серые леса
— Я сказал тебе держаться подальше от Сумеречного Рынка, Рук, — сказал Барнабас. — Есть причина, по которой ты не слышишь? Недостаточно уважаешь меня или недостаточно уважаешь Нежить?
Толпа начала собираться: любопытная кучка глумящихся вампиров, ухмыляющихся оборотней и осторожно наблюдающих магов.
— Ты сказал мне держаться подальше от лос-анджелевского Рынка, — произнес Кит. — Не от всех Сумеречных Рынков в мире. У тебя нет власти, Хейл, и это дело владельца Рынка решить, остаться мне или нет.
— Это должно быть я.
Это была Ипатия, на ее гладком лице не читалась никакая эмоция.
— Я думал, ты помощница, — сказал Кит.
— Достаточно хорошая, и следи за своей дерзостью. Я не терплю, когда мне врут, дитя. Как я не терплю то, что ты привел сюда с собой двух Нефилимов.
Толпа издала возглас. Кит вздрогнул. Все шло не по их плану.
— Они не поддерживают Холодный мир, — сообщил он.
— Они голосовали против него? — спросил маг с кольцом пауков вокруг шеи.
— Нам было 10 лет, — ответила Ливви. — Мы были слишком маленькими.
— Дети, — прошипел мужчина, стоявший перед лавкой с запертыми в клетке фейри. Трудно было сказать, сказал ли он это с удивлением, презрением или голодом.
— О, он лишь привел с собой Нефилима, — сказал Барнабас со своей змеевидной улыбкой. — Он один. Шпион Сумеречный Охотник.
— Что мы делаем? — прошептал Тай. Они теперь были так крепко прижаты друг к другу, что Кит не мог пошевелить руками, зажатыми между Тайем и Ливви.
— Приготовьте свои оружия, — сказал Кит. — И будьте готовы решить, как нам бежать.
Со стороны близнецов, ничто не сравнится с глотком свежего воздуха. Их руки быстро двигались в периферии видения Кита.
— Это ложь, — произнес он. — Мой отец Джонни Рук.
— А мать? — спросил низкий голос Шейда неподалеку от них. Толпа посмотрела на нее; они могли побежать в ту сторону.
— Не знаю, — сказал Кит сквовь зубы. К его удивлению, Ипатия приподняла бровь, словно она знала то, что было ему неизвестно. — И это неважно… Мы пришли сюда не для того, чтобы причинить вам вред или шпионить за вами. Нам нужна помощь мага.
— Но у Нефилимов есть собственные домашние маги, — произнес Барнабас. — Те, что готовы предать Нежить, чтобы заполучить деньги от Конклава. Хотя после всего, что вы сделали с Малкольмом…
— Малкольм? — Ипатия выпрямилась. — Это Блэкторны? Те, что ответственны за его смерть?
— Он только наполовину умер, — произнес Тай. — На некоторое время он вернулся, скажем, в обличье морского демона. Но сейчас он мертв. Точно мертв, — подытожил он, словно был причастен к его смерти.
— Именно поэтому Шерлок Холмс просит разговаривает Ватсона, — прошептал Кит.
— Холмс никогда не просит Ватсона разговаривать, — огрызнулся Тай. — Он подкрепление.
— Я не подкрепление, — произнес Кит и достал нож из кармана. Он слышал, как смеялись оборотни, насмехаясь над крохотным размером кинжала, но ему было все равно. — Как я говорил, мы пришли сюда, чтобы мирно поговорить с магом и уйти. Я вырос на Сумеречном Рынке. Я пришел с добрыми намерениями, как и мои товарищи. Но если вы нападете, мы дадим отпор. А потом придут и другие, другие Нефилимы, которые придут, чтобы отомстить за нас. И за что? Что хорошего это принесет?
— Мальчишка прав, — сказал Шейд. — Война не принесет никому пользы.
Барнабас помахал ему. В его глазах был блеск фанатика.
— Но приведение примера приносит, — сообщил он. — Позволь Нефилиму узнать, что значит обнаружить у порога скомканные тела своих мертвых детей и когда невозможно ни вернуть, ни получить правосудие.
— Не делай этого… — начала Ливви.
— Покончите с ними, — сказал Барнабас, и его стая оборотней, как и несколько других, прыгнула на них.
* * *
Вне коттеджа огни Полперро светили, словно звезды, которые освещали темную сторону холмов. Шум моря был слышен, мягкий звук океана усиливался и уменьшался, колыбельная мира.
Это определенно сработало на Эмме. Несмотря на лучшие попытки Джулиана использовать чай, она уснула возле камина, открытый дневник Малкольма лежал рядом с ней, ее тело было свернуто калачиком, словно она кошка.
Она вслух читала ему дневник прежде, чем уснула. С самого начала, когда Малкольма нашли, сбитый с толку ребенок, который не мог вспомнить своих родителей и не знал, что он маг. Блэкторны приняли его, если так можно сказать, потому что они думали, маг может быть им полезен, маг, которого они могут контролировать и обязывать. Они рассказали ему о том, кем он является.
Из всей семьи лишь Аннабель проявила к нему доброту. Они вместе исследовали скалы и пещеры Кронвелла, когда были детьми, и она показала его, как они тайно могут обмениваться сообщениями, используя ворона как перевозчика. Малкольм написал стихотворение, в котором рассказал, как все изменилось, когда появилась Аннабель, даже когда он не знал своих истинных чувств. Он любил ее остроумие и сильную натуру. Он любил ее способность к сочувствию — он написал, как она яростно защищала его от своих кузенов — и со временем он начал восхищаться не только красотой ее сердца. Его ручка пропускала буквы, когда он писал о ее мягкой коже, форме ее рук и рта, временах, когда ее волосы выбивались из ее кос и развивались вокруг нее, словно облака.
Джулиан почти что обрадовался, когда Эмма прекратила читать, и легла — как она сказала, чтобы дать глазам отдохнуть — и почти что моментально уснула. Он никогда не думал, что будет сочувствовать Малкольму или думать, что они оба похожи, но слова Малкольма могли быть историей бесчестья его собственного сердца.
Иногда Малкольм писал, кто-то, кого вы знаете всю жизнь, становится менее знакомым вам, вместо этого он становится странным в восхитительном смысле этого слова, как если бы вы обнаружили пляж, на который вы ходили всю жизнь, сделан не из песка, а из алмазов, и они ослепляют вас своей красотой. Аннабель, ты забрала мою жизнь, мою, как углы неиспользованного клинка, глупую жизнь, ты разобрала ее на кусочки и собрала вновь в такую странную и восхитительную форму, которой я могу только удивляться…
Послушался громкий удар, звук, будто птица врезалась в окно. Джулиан выпрямился, полез за кинжалом, который был на нижнем столике рядом с диваном.
Вновь послышался удар, на этот раз он был громче.
Джулиан поднялся на ноги. Что-то двигалось за окнами — вспышка чего-то белого. Она ушла, и потом послышался еще один удар. Что-то кинули в стекло, словно ребенок бросал камушки в окно друга, чтобы привлечь внимание.
Джулиан посмотрел на Эмму. Она перевернулась на спину, глаза были закрыты, ее грудь поднималась и опускалась в постоянном темпе. Ее рот был слегка приоткрыт, на ее щеках был румянец.
Он направился к двери и медленно повернул ручку, стараясь сделать так, чтобы она не издала писка. Дверь открылась, и он вышел на улицу.
Было прохладно и темно, луна отражалась в воде, словно жемчужина на конце цепочки. Вокруг дома была неровная земля, которая словно бы спускала к океану. Поверхность воды была мрачно прозрачной, форма скал была видна сквозь нее, словно Джулиан смотрел сквозь черное стекло.
— Джулиан, — произнес голос. — Джулиан Блэкторн.
Он повернулся. Дом был за его спиной. Перед ним была Пик Рок, подобие скалы, и темная трава, которая росла на пустых местах между серых камней.
Он поднял руку, ведьмин огонь осветил девушку, стоявшую перед ним.
Было похоже на то, будто бы она сошла с его рисунков. Темные волосы, прямые, словно их сгладили, овальное лицо, как у печальной Мадонны, окутанное капюшоном гигантского плаща. Под плащом он мог разглядеть худые бледные лодыжки и поломанные туфли.