— Легендарный потерянный Эрондейл, — сказал Магнус. — Знаешь, я уже было думал, что это слух, который выдумала Катарина, как Лохнесское чудовище или Бермудский Треугольник.
— Катарина выдумала Бермудский Треугольник? — удивился Алек.
— Не неси чепуху, Александр. Это был Рагнор, — маг осторожно коснулся руку Ливви.
Девочка вскрикнула. Тай уронил стул, с которым мучился все это время, и прерывисто вдохнул.
— Вы делаете ей больно, — произнес он. — Не надо.
Его голос звучал очень тихо, но Кит слышал в нем звон стали и видел мальчишку, что угрожал ему ножом в доме его отца.
Магнус облокотился на стол руками:
— Я постараюсь, Тибериус, — сказал он. — Но, возможно, мне придется причинить ей боль, чтобы вылечить ее.
Тай, казалось, готов был ответить, когда дверь распахнулась, и в комнату влетел Марк. Увидев Ливви, парень побледнел.
— Ливви. Ливия!
Он попытался рвануть вперед, но Алек поймал его за руку. Учитывая силу Лайтвуда, его хрупкость была обманчивой. Он держал Марка, пока над пальцами Магнуса зажигались языки голубого пламени, которое он опустил рядом с Ливви. Рукава ее куртки и рубашки, казалось, растаяли, оставляя уродливый глубокий порез, из которого сочилась желтая жидкость.
Марк резко вдохнул.
— Что происходит?
— Драка на Сумеречном Рынке, — коротко объяснил маг. — Ливьия получила порез осколком, на котором был корень ориаса. Очень сильный яд, но эффекты излечимы.
Он провел пальцами над рукой Ливви. Бледно-голубой свет, казалось, мерцал у девочки под кожей, будто бы пульсируя изнутри.
— На Сумеречном Рынке? — требовательно переспросил Марк. — Что, черт возьми, Ливви делала на Рынке Теней?
Никто не ответил. Кит чувствовал себя так, будто его сворачивают в комок.
— Что происходит? — потребовал Тай. Его руки все еще свисали по бокам, а ладони сжимались и разжимались, будто бы он пытался стряхнуть что-то с кожи. Его плечи вращались. Создавалось впечатление, что беспокойство и возбуждение выражаются в мальчике через беззвучную музыку, вовлекающую в танец его нервы и мышцы. — Этот голубой свет — это нормально?
Марк сказал что-то Алеку, ответившему кивком. Он отпустил руку Блэкторна, и парень обошел стол, чтобы положить руку на плечо Таю. Тот облокотился на брата, хоть и не перестал двигаться.
— Магнус — лучший из возможных вариантов, — сказал Алек. — Целительная магия — его специальность, — его голос звучал мягко. Не как у кого-то, кто понижает тон, чтобы кого-то успокоить, а как у кого-то, кто действительно понимает. — Магнус когда-то вылечил меня, — добавил парень. — Это был яд демона. Я не должен был выжить, но я выжил. Ты можешь доверять ему.
Ливви вдруг ахнула и выгнула спину. Тай обхватил пальцами собственную руку. Затем тело его сестры расслабилось. Цвет стал возвращаться на ее лицо, делая ее щеки снова розовыми из желто-серых. Тай тоже заметно расслабился.
— Это ушел яд, — между делом отметил Магнус. — Теперь надо поработать над потерей крови и порезом.
— И для того, и для другого существуют руны, — сказал Тай. — Я могу нанести их на нее.
Но маг покачал головой:
— Лучше их не использовать: руны берут часть своей силы у того, кто их носит, — объяснил он. — Если у нее есть парабатай, мы могли бы попробовать взять силы у него, но у нее его нет, не так ли?
Тибериус молчал. Его лицо замерло и совсем побледнело.
— У нее его нет, — сказал Кит, понимая, что Тай не собирается отвечать.
— Ничего страшного. С ней все будет хорошо, — заверил их Магнус. — Но вы бы могли перенести ее в спальню. Незачем ей спать на столе.
— Я помогу тебе, — сказал Марк. — Тай, почему бы тебе не пойти с нами.
— Алек, можешь пойти в лазарет? — спросил Магнус, пока Марк брал сестру на руки. «Бедная Ливви», — подумал Кит. Ей бы совсем не понравилось, чтобы ее несли как мешок с картошкой. — Ты поймешь, что мне нужно.
Лайтвуд кивнул.
— Возьми с собой Кита, — добавил маг. — Тебе не помешает помощь, чтобы все принести.
Кит понял, что он совсем не против беседы с Алеком. Присутствие последнего оказалось успокаивающим: тихое и сдержанное. Когда они с Алеком вышли из комнаты, парень в последний раз бросил взгляд на Тая. У Кита никогда не было братьев или сестер, никогда не было матери — у него был только Джонни. Его отец. Отец, который погиб, и он был уверен, что ни разу не выглядел так, как Тай сейчас: как будто одной только возможности того, что с Ливви что-то случится, хватало для того, чтобы сломать его изнутри.
Парень подумал, что, возможно, с ним что-то не так, выходя в коридор вслед за Лайтвудом. Может, его чувства не были правильными. Он никогда особо не задумывался о матери, о том, кем она была: тот, кто умел правильно чувствовать, наверное, задумывался бы?
— Так ты встречал Джейса, — сказал Алек, вытирая подошвы ботинок об ковер. — Что ты думаешь?
— О Джейсе? — удивился Кит.
Он понятия не имел, зачем кому-то может понадобиться его мнение о главе Нью-Йорского Института.
— Я просто поддерживаю беседу, — ответил Лайтвуд со странной полу-улыбкой, будто бы не озвучивая многие мысли.
Через дверь с табличкой «Лазарет» они прошли в просторную комнату, заполненную старомодными металлическими кроватями-одиночками. Алек зашел за стол и начал поиски.
— Джейс не очень на тебя похож, — произнес Кит.
Перед ним на стене было странное темное пятно, будто то бы краска разлилась там почти в форме дерева.
— Это не совсем правда, — Лайтвуд сложил бинты на столешницу. — Но это неважно. Парабатаям не нужно быть похожими. Им нужно дополнять друг друга. Хорошо работать вместе.
Кит подумал о Джейсе с его сияющей золотом уверенностью в себе и Алеке со спокойной, тихой легкостью.
— И вы с Джейсом дополняете друг друга?
— Я помню, когда я впервые встретил его, — начал Алек; он нашел две коробки и складывал бинты в одну, а банки с порошком в другую, — он вышел с портала из Идриса. Он был худым, с синяками и такими огромными глазами. Еще он был надменным. Они с Изабелль постоянно ссорились… — парень улыбнулся воспоминанию. — Но мне казалось, что все в нем говорит «любите меня, потому что этого еще никто делал». Это было на нем везде, как отпечатки пальцев.
— Он волновался перед знакомством с тобой, — добавил Алек. — Он не привык к живым кровным родственникам. Ему было не все равно, что ты о нем подумаешь. Он хотел тебе понравиться, — Лайтвуд поднял взгляд на Кита. — Вот, возьми коробку.
В голове у Кита все плавало. Он думал о Джейсе: гордом и забавляющемся щеголе. Но Алек говорил о нем как об уязвимом ребенке; ком-то, кому любовь нужна, потому что он ее никогда не получал.
— Но я ведь никто, — сказал он, беря коробку с бинтами. — С чему ему переживать о том, что я подумаю? Я ничего не значу. Я и есть ничего.
— Ты многое значишь для Сумеречных Охотников, — ответил Лайтвуд. — Ты — Эрондейл. А это значит, что ты никогда не будешь никем.
***
Держа на руках Рафа, Кристина тихо напевала. Он был малышом пяти лет, и его сон был беспокойным. Он крутился и вздыхал во сне, его маленькие коричневые пальцы закручивали в пряди его темные волосы. Он немного напоминал ей ее маленьких кузенов, всегда желающих, чтобы их обняли еще раз и спели еще одну сладкую песню перед сном.
В свою очередь, Макс спал, как скала — темно-синяя скала, с восхитительными огромными глазами цвета моря и улыбкой, в которой поблескивали зубы. Когда Кристина, Марк и Киран вошли в гостиную Института и обнаружили Алека, Магнуса и их двоих детей, там еще была Эвелин, которая беспокоилась о магах в ее доме и о том, как нежелательно быть синими. Кристина надеялась, что большинство взрослых Сумеречных охотников не будут реагировать на Макса таким образом — это было бы ужасно травмирующим для бедного маленького существа.
Оказалось, что Алек и Магнус вернулись из поездки и нашли сообщения Дианы с просьбой о помощи. Они немедленно отправились в Лондонский институт. Узнав о связывающем заклинании от Марка и Кристины, Магнус отправился на местный Сумеречный Рынок, чтобы разыскать книгу заклинаний, которая, как он надеялся, может разрушить заклинание.
Раф и Макс, оставаясь в чужом незнакомом доме с одним родителем, постоянно плакали.
— Пора спать, — мрачно сказал Алек Рафу, неся его в свободную комнату. — Adorno[20].
Кристина хихикнула.
— Это означает «узор», — сказала она. — Не «спи».
Алек вздохнул.
— Я все еще изучаю испанский. Только Магнус говорит на нем.
Кристина улыбнулась всхлипывающему Рафаэлю. Она всегда пела своим маленьким двоюродным братьям перед сном, как и ее мать пела ей. Может, Рейфу это понравится.
— О, Рафаэлито, — сказала она ему, что означало «о, маленький ребенок Рафаэль». — Пришло время уснуть. ¿Te gustaría que te cante una canción?[21]
Он энергично кивнул.
— ¡Sí![22]
Кристина потратила немного времени, обучая Алека всем колыбельным, которые она знала, пока он держал Макса, а она сидела с Рафом. Вскоре после этого Магнус вернулся из Портала. Из библиотеки было слышно много стука и грохота, и Алек пошел посмотреть, но Кристина решила остаться там, где была, если ее не позовут, потому что пути магов были таинственными и их обаятельных бойфрендов тоже.
Кроме того, было хорошо побыть рядом с невинным ребенком, чтобы отвлечься от беспокойства. Она была уверена — относительно уверена — что связывающее заклинание может быть отменено. Но в то же время это и беспокоило ее одно и то же: а что, если нет? Она и Марк стали бы несчастны навсегда, связанные связью, которую они не хотят. И куда они пойдут? Что, если он захочет вернуться в Фэйри? Она не могла пойти с ним.
Мысли о Диего тоже изводили ее: она подумала, что когда вернется от Фейри, то получит сообщение от него, но ничего не было. Может ли кто-то дважды исчезнуть из вашей жизни?