– Что мне надо делать?
– Ничего не надо! – отрезал Фульк, приподнимаясь на подушках и сердито сверкая глазами. – Я бунтовщик, и если вы хоть как-то будете со мной связаны, то неизбежно запятнаете и себя. Ваш супруг наверняка рассердится.
Мод пожала плечами:
– Как знать? Думаю, Тео больше рассердится на меня, если я уеду, не оставшись помочь.
Эммелина неуверенно переводила взгляд с племянника на гостью:
– Я, конечно, буду очень рада, если ты останешься, но только если это не подвергнет тебя опасности.
– Я рискую ничуть не больше вашего, – ответила Мод. – Мой деверь – архиепископ Кентерберийский и канцлер короля. Полагаю, это должно гарантировать мне определенную безопасность.
– Напрасные надежды, – проворчал Фульк.
Эммелина обернулась. Ее бледные щеки вспыхнули.
– Никак, милый племянничек, у тебя из раны вместе с кровью вытекла и вся учтивость? Да что с тобой такое? Ты ведешь себя словно маленький ребенок, у которого отняли игрушку!
– Разве не все мужчины таковы, когда они ранены? – Мод глянула на Эммелину с хитрой заговорщической улыбкой, понятной только женщинам.
Хозяйка дома приглушенно фыркнула и мстительно произнесла:
– Некоторые мужчины всегда такие.
Фульк, явно злясь, но понимая, что любыми возражениями навлечет на себя лишь новые насмешки, закрыл рот и откинулся на подушки.
– Если сможете вытащить стрелу у меня из ноги, я не стану злоупотреблять вашим гостеприимством дольше пары дней, – сказал он.
– Я уже послала за священником. Придет, как только сможет.
– За священником? – Мод вспомнила, как бледна была Эммелина, склонившаяся над раной племянника, и не на шутку перепугалась.
Должно быть, страх отразился на ее лице, поскольку Фульк впервые с того момента, как она вошла в комнату, улыбнулся, пусть даже злорадно и мрачно:
– Не переживайте, леди Уолтер, я не собираюсь собороваться.
– Я и не…
– Просто кто-то же должен вырезать мне эту стрелу из ноги. Уильяму я эту работу не доверю, он и зайца-то толком выпотрошить не может, да и никого из своих людей просить не хочу. Если потом вдруг что-то не заладится, они будут переживать и понапрасну винить себя, а это вовсе ни к чему.
Фульк начал говорить с насмешливым юмором, но закончил свою речь на искренней ноте. Мод словно бы мельком заглянула за его защитную маску, и к горлу у нее подступил комок.
– А из меня, боюсь, лекаря не получится, – вставила Эммелина, нервно сжимая руки. – Я от одного только вида крови падаю в обморок. Отец всегда говорил мне: «Хорошо, что ты не родилась мужчиной!»
– Так зачем все-таки понадобился священник? – уточнила Мод.
– Ну… – не слишком уверенно сказала тетушка Фулька. – В прошлом году он вправил Элвину Шеперду сломанную руку, и она хорошо срослась.
– Но стрел, я так понимаю, ваш священник еще никогда не вытаскивал?
– Нет, – покачала головой Эммелина.
Мод засучила рукава и подошла к кровати:
– Насколько глубоко она застряла?
Фульк стиснул пальцы в кулак, крепко прижав одеяло к ноге. На лице у него были одновременно написаны страх, гнев, упрямство и непокорность.
– Дайте мне посмотреть, – сказала Мод, берясь за одеяло.
– Это еще зачем? – возразил он. – Готов поспорить, что и вы тоже никогда не вытаскивали стрелу из тела.
– Не вытаскивала, – не стала спорить Мод, – но видела, как это делают. Одному из рыцарей Тео на охоте стрела попала в ногу, и нам повезло, что у нас в Ланкастере в это время гостил один хирург, учившийся в Салерно[20]. – Она твердо выдержала пристальный взгляд Фулька. – Ну что, я или священник? Выбор за вами.
Он еще несколько мгновений смотрел ей в глаза, потом со вздохом капитулировал, убрал руки, отвернулся и обреченно произнес:
– Делайте что хотите.
Она откинула одеяло. Из соображений благопристойности на больном была набедренная повязка, но все равно раньше Мод никогда не видела так близко почти раздетого мужчины, за исключением Теобальда. Ноги у Фулька были длинные, мускулистые и, что удивительно, почти совсем лишенные волос, несмотря на его смуглость. Из правого бедра, словно черешок груши, торчал кусок древка, обрезанного дюймах в двух от кожи.
Мод осторожно потрогала стрелу и почувствовала, что Фульк весь напрягся, как натянутая тетива.
– Нужен тонкий деревянный клинышек, – тихо сказала она.
– Мне не придется ничего класть между зубами, – с негодованием возразил он. – Я не такой трус, как некоторые.
– Хватит уже демонстрировать глупую заносчивость! – оборвала его Мод. – По мне, так лучше бы вы использовали вместо кляпа собственный язык. – Она подняла голову и обратилась к Эммелине, соединив большой и указательный палец: – Принесите, пожалуйста, деревянную палочку вот такой толщины, не больше. Еще мне потребуются два широких гусиных пера, маленький острый ножик и иголка с ниткой. – (Эммелина кивнула и пошла к выходу.) – Да, и еще, у меня в багаже лежит кожаная фляжка. Попросите мою служанку ее найти.
Тетушка Фулька отправилась выполнять поручения.
А Мод присела на краешек кровати, сама себе удивляясь. Неужели это она так четко и уверенно отдала приказания? Наша героиня прекрасно сознавала, что в любой момент этот ее прочный фасад мог рухнуть, оставив без защиты дрожащее беспомощное существо, не более Эммелины способное сделать то, что предстояло сейчас совершить.
– Сожалею о кончине вашей матушки, – сказала Мод. – Я приехала к леди Фицуорин в Олбербери, когда она уже болела, и оставалась с ней до самого конца.
Фульк уставил неподвижный взгляд прямо перед собой, словно бы внимательно изучая драпировки.
– Вы очень любезны, – натянуто произнес он, выдавливая из себя слова. – Тетя рассказала мне.
Мод мяла в пальцах край одеяла:
– Мы близко подружились с вашей матушкой.
Интуиция подсказывала ей, что следует воздержаться от подробностей. Мод подумалось, что Фульку неприятно будет услышать, что Хависа относилась к ней как к дочери, о которой всегда мечтала.
– Мама очень страдала? – поинтересовался молодой человек.
Мод долго терзала одеяло, а потом наконец ответила:
– Нет. Леди Фицуорин просто мирно отошла во сне.
– Из вас плохая лгунья. – Он повернул голову, чтобы посмотреть прямо в глаза собеседнице.
– Что вы хотите от меня услышать? – спросила Мод. – Неужели рассказ о том, как бедняжка мучилась от ужасной боли? Легче ли вам станет, если я скажу, что она умерла во сне лишь потому, что мы помогли ей заснуть, собрав весь имевшийся в Олбербери запас мака, дабы уменьшить ее страдания? – Она вытерла слезы. – Я любила леди Фицуорин и не хотела, чтобы она уходила, однако молилась так истово, как не молилась никогда в жизни, чтобы Господь в своей милости поскорее прибрал ее.
Наступила звенящая тишина. Мод заметила, как у Фулька шевельнулся кадык, а глаза его предательски блеснули. Он снова отвернулся и, глядя в сторону, что-то неразборчиво пробормотал. И тут рука ее непроизвольно вылезла из-под складок одеяла и легла сверху на его руку. Хотя движение это было продиктовано состраданием и стремлением утешить, в глубине души Мод не могла не признать, что именно это ей хотелось сделать уже давно.
Фульк весь напрягся, продолжая смотреть в сторону, но не отстранился.
Загремела по карнизу портьера, и вернулась Эммелина в сопровождении Барбетты. Женщины принесли все необходимое. Мод слегка смутилась, но вместо того чтобы немедленно отдернуть руку, лишь стиснула ее крепче.
– Вы хорошо переносите боль? – спросила она Фулька.
Он пожал плечами и посмотрел на нее. Во взгляде Фицуорина уже вновь сквозила язвительная насмешка.
– Трудно сказать, ведь мне раньше никогда не вытаскивали из тела стрелы. А насколько сильную боль вы намереваетесь мне причинить, миледи?
Мод едва заметно поджала губы, размышляя, и наконец решила, что вполне можно ответить в том же духе:
– Трудно сказать, милорд, поскольку мне прежде никогда не приходилось вытаскивать стрелы.
Глядя на ее пальцы, лежащие на его руке, Фульк заключил:
– Стало быть, мы прекрасно подходим друг другу.
Мод покраснела:
– В этом отношении – да. – И медленно, с достоинством убрала руку.
– Мне остаться? – Голос тетушки звенел от страха.
Мод глянула на Эммелину через плечо:
– Нет, вы мне все равно ничем не поможете, но буду благодарна, если пришлете сюда двоих крепких мужчин.
Эммелина кивнула и с явным облегчением поспешила к выходу.
– Это еще зачем? – поднял бровь Фульк. – Вы считаете, что без помощи двоих крепких мужчин меня трудно будет удержать на кровати?
– Не исключено, что вы начнете биться, как жеребец, которого клеймят, и можете серьезно себе навредить.
Мод взяла нож, внимательно изучила лезвие, потом подошла к жаровне, горевшей в середине комнаты, и сунула его прямо в раскаленные угли. Фульк вытаращил глаза, и на лбу у него выступил пот.
– О Господи, что это вы делаете?
– Хирург, который демонстрировал мне свое искусство, объяснил, что огонь очищает. Чтобы не допустить заражения раны, надо использовать инструменты, прокаленные в его жаре. Не беспокойтесь, я сперва охлажу нож.
– Кажется, мне надо напиться, – слабым голосом сказал Фульк.
Мод энергично кивнула:
– Вот это правильно. – Оставив нож в горящих углях, она пошла за флягой и вытащила пробку. – Пробовали когда-нибудь «уишке беа»?[21]
Фульк кивнул, но состроил гримасу:
– Да, в Ирландии, когда служил оруженосцем при Теобальде. Ох и мерзость, между нами говоря, но если хочешь быстро напиться – в самый раз. – Он протянул руку за флягой. Заметив, что, прежде чем отдать ее, Мод отлила немного бесцветной жидкости в крышечку, Фульк поинтересовался: – Вы собираетесь это выпить до или после того, как вырежете стрелу?
– Ни то ни другое, – сказала она.
Фицуорин подшучивал, пытаясь казаться беспечным, но она понимала, что ему, должно быть, не по себе от страха и ожидания. Хотя операция по извлечению стрелы и была несложной, однако Мод прекрасно знала, что Фульку предстоит терпеть, хоть и не слишком долго, мучительную боль.