– Неужели я бы тебе признался, даже если бы и собирался так поступить? – Теобальд сел на еще не разобранный походный табурет и запустил руку в свои седые, стального цвета кудри. – Господи, Хьюберт! Если, как говорят, кровь гуще воды, то, похоже, власть гуще крови.
Если замечание сие и задело Хьюберта, он не подал виду.
– Мой долг – знать твой образ мыслей, – невозмутимо сказал он.
– Если ты до сих пор этого не знаешь, какой же ты мне брат.
Хьюберт вздохнул. Воздух из его груди вылетал со свистом.
– Тео, ну как ты не понимаешь: мне необходимо услышать твое заявление о верности королю, на случай если Иоанн вдруг меня спросит.
– По-моему, это ты не понимаешь, – саркастически сказал Теобальд. – Иоанн оскорбляет мою жену, оскорбляет мою честь, а потом требует соблюдения вассальной клятвы! Клянусь ранами Господними, ты просишь слишком многого!
– Это цена, которую ты должен позволить себе заплатить, если не хочешь быть привлеченным к суду за измену.
– За измену?! – поперхнулся Теобальд. Он вскочил на ноги, пробежал два шага в другой конец шатра, где стояла Мод, и, остановившись и тяжело дыша, постарался взять себя в руки. Наконец, обернувшись, он сурово посмотрел на брата и с глубоким презрением проговорил: – Хорошо. Я клянусь в своей преданности Иоанну как королю Англии и лорду Нормандии и Ирландии, во всем, за исключением вопросов моей чести и чести моей жены. – Он положил руку на плечо Мод. – Хьюберт, не требуй от меня большего, ты только зря потратишь время, и, предупреждаю, если ты будешь настаивать, я положу беседе конец, прибегнув к помощи клинка, не посмотрю, что ты мне родной брат.
– Не беспокойся, Тео, того, что ты сказал, будет достаточно, – ответил Хьюберт, для себя решив, что в интересах дипломатии заявление Теобальда вполне можно будет несколько откорректировать.
Словно прочитав его мысли, старший брат окатил архиепископа ледяным взглядом и добавил:
– А если Иоанн еще раз дотронется до Мод, то, клянусь, я отрежу ему яйца и затолкаю их в его глотку. Это тоже можешь передать.
– Сомневаюсь, что возникнет такая необходимость. Вы оба скроетесь с его глаз в Ирландии. К тому же сейчас у Иоанна появился другой объект для охоты.
– Ты имеешь в виду Фулька? – Теобальд слегка расслабился, и по его губам скользнула довольная улыбка. – Полагаю, ты догадываешься, на чьей стороне мои симпатии.
На это Хьюберт мрачно ответил:
– Только представь, Иоанн отдал приказ разыскивать Фицуорина повсюду и заявил, что успокоится, только когда к его ногам бросят труп Фулька.
Мод громко ахнула. Затем, спохватившись, зажала себе рот руками и в ужасе посмотрела на Хьюберта. Но потом все-таки не выдержала:
– Его надо предупредить!
Ее взгляд метнулся на Жана де Рампеня, который стоял у полога шатра и не вмешивался в разговор.
– Предупредить? – переспросил архиепископ. – Но Фульк Фицуорин – мятежник и разбойник, который, между прочим, только что ограбил короля Англии, украв у него товаров на кругленькую сумму. И вдобавок этот человек недавно напал на Мориса Фицроджера, честного вассала и законного собственника Уиттингтона, и пытался убить его.
– Морис Фицроджер – такой же честный вассал, как Иоанн – благородный король! – фыркнула Мод. – И поскольку Иоанн сам ограбил Фулька, незаконно лишив того наследства, то пусть теперь не жалуется!
Хьюберт заморгал, явно пораженный горячностью невестки.
– Так или иначе, король только что отправил войска, приказав выследить и поймать Фицуорина, – сказал он.
Мод вздрогнула и почувствовала, как рука Теобальда сильнее сжала ее плечо.
– Но ведь что-то можно сделать, – прошептала она.
– У меня связаны руки. – При этом Хьюберт неловко развел руками, держа их ладонями вверх. – Тео, если ты собираешься уехать с рассветом, то у тебя еще много дел. Может быть, тебе потребуется на время твой бывший оруженосец. У меня нет сейчас для Жана никаких неотложных поручений, а тебе он может весьма пригодиться.
Братья обменялись многозначительными взглядами. Мод поняла, что Хьюберт пришел сюда с намерением помочь Фульку, но обставил все так, чтобы никто не мог его заподозрить.
– Спасибо, Жан мне действительно очень пригодится. – Тон Теобальда немного потеплел. – Если хочешь пить – вон там, в кувшине, есть вино.
Хьюберт покачал головой:
– Я не могу остаться. Помимо официальных дел, я пришел, чтобы пожелать тебе счастливого пути и попросить молиться за меня в другом, не столь мирском и суетном месте.
Теобальд подошел к нему, и братья обнялись, сперва неловко, а потом заключили друг друга в крепкие медвежьи объятия, как в далекой юности, когда ни у одного, ни у другого не было никаких званий и титулов.
Мод шагнула вперед.
– Сестра! – Хьюберт обнял и ее тоже, окутав смесью запахов пота и ладана. Когда они разомкнули родственные объятия, Мод посмотрела ему в глаза и увидела там теплоту, ум, а пуще всего – проницательность и мудрость.
Хьюберт ушел в мокрый вечер, и ненадолго установилась тишина, которую нарушали лишь капли, мерно стекающие с парусиновой крыши, да глухой стук дождя по траве.
Теобальд передал кувшин Жану.
– Собери все, что тебе нужно в дорогу, и поезжай, – велел он и вручил рыцарю кошелек с серебряными монетами. – Надеюсь, ты найдешь Фулька раньше, чем люди Иоанна.
– Лорд Уолтер, миледи, можете на меня рассчитывать. Я не больше вашего жажду увидеть, как его схватят. – Жан от души хлебнул вина и расцвел радостной улыбкой. – Может, за труды Фульк и мне пожалует отрез дорогой ткани.
Он поставил кувшин, приладил кошелек на пояс, накинул на голову капюшон плаща и нырнул в темноту.
Мод села на табурет. Желудок так крутило, что, казалось, ее снова стошнит.
Она думала, что израсходовала весь их запас «уишке беа» на рану Фулька, но, оказывается, у Теобальда имелась еще одна фляжка. Он принес ее и предложил Мод.
– Не беспокойся, Жан успеет вовремя, – сказал он. – К тому же Фульк значительно опытнее и хитрее любого из тех, кого может выставить против него король.
– Я знаю. Но ты не видел, Тео, какую стрелу я вынула у него из ноги. Даже опытные и хитрые не бессмертны.
Мод с благодарностью приняла флягу и сделала большой глоток. Как обычно, напиток обжег гортань и временно лишил ее голоса, а на глазах выступили слезы. Она досадливо смахнула их рукой.
– Неисповедимы пути любви, – задумчиво проговорил Теобальд, взял кувшин с вином и прислонился к шесту шатра. – Мы сами усеиваем терниями пути, по которым ходим.
Легче было бы остаться сидеть к мужу спиной, но такой выход избрал бы трус. Мод заставила себя повернуться на табурете и посмотрела ему в глаза.
– Моя любовь принадлежит только тебе, – твердо сказала она. – Я никогда не предам тебя и не покрою позором твое имя!
– Я не сомневаюсь ни в твоей любви, ни в твоей порядочности. – Теобальд сделал большой глоток прямо из кувшина, не утруждая себя поисками кубка. – Но я видел, с какой осторожностью вы с Фульком ведете себя в обществе друг друга – холодная вежливость, попытка не допустить даже мимолетного прикосновения… Поначалу я думал, что всему причиной обида, которую ты на него держишь после того случая с проституткой, но постепенно понял, что это не так. Не раз я видел, как между вами проскакивает искра, и именно поэтому вы столь упорно избегаете смотреть друг другу в глаза.
Мод почувствовала, как за закрытыми веками скапливаются жаркие слезы. Отпираться бессмысленно. Чутье у Теобальда было острым, как меч. Дрогнувшим голосом она проговорила:
– Я не отрицаю, что Фицуорин притягивает меня, но борюсь с этим изо всех сил. Я не хочу, чтобы меня мутило при мысли, что ему грозит опасность. Я не хочу пребывать на грани нервного срыва, когда он рядом – выгибать шею, чтобы бросить на Фулька взгляд, и страшиться, что другие заметят это или что он повернется и наши глаза встретятся. Иногда я представляю… – Она оборвала себя, прикусив губу, и посмотрела на мужа. В его глазах читались сострадание и грусть. Если он и испытывал ревность, то искусно это скрывал. Мод сглотнула и продолжила: – Тео, твоя любовь укутывает меня, как теплый плащ, как уютное одеяло. А его любовь была бы словно скачка на необъезженной лошади. И я… Мне нужна твоя защита.
Мод пришла к нему в объятия, и его руки сомкнулись вокруг нее, как она и ждала.
Теобальд поцеловал жену в макушку и почувствовал комок в горле. Сравнение твоей любви с уютным одеялом – нежный и трогательный комплимент, но плохое утешение, если ее противопоставляют езде на необъезженной лошади – иными словами, на диком жеребце. Вопреки своей мягкой натуре, лорд Уолтер почувствовал себя уязвленным, словно у него отнимали собственность.
– Вовсе не обязательно оставаться здесь до утра, – сказал он. – Можем отправиться в путь прямо сейчас. Хочешь?
– Да, пожалуй, – кивнула Мод и спрятала лицо в его котте, от которой исходил горький запах сухой полыни.
Глава 20
Бледная ниточка дыма тянулась от костра к золотому шатру осенних листьев, легкий ветер пропускал сквозь ветви отблески переменчивого света, словно кто-то осторожно перебирал драгоценности в шкатулке.
– Славный выдался денек! – заметил Жан де Рампень, садясь рядом с Фульком на поваленное дерево, покрытое чепраком. – Жаль, таких осталось уже немного, зима совсем близко.
Фицуорин потер бедро.
– Ничего, у нас достаточно друзей, которые могут предоставить нам кров или посмотреть на наше присутствие сквозь пальцы. – Его рот скривился в мрачной улыбке. – И у нас есть средства, чтобы расплатиться за свое пребывание.
Он оглядел лагерь, который они разбили вчера ночью после набега на караван Иоанна. Об успехе предприятия красноречиво свидетельствовали несколько навьюченных пони. Бо́льшую часть тканей Фульк раздал своим рыцарям, но плащ из тяжелого синего сукна на бобровом меху оставил себе. Как правильно заметил Жан, хорошая погода скоро закончится, и хотя красный и золотой шелк – это роскошное украшение, зимней ночью он никого не согреет.