– Скажи, брат, не проезжали ли здесь вооруженные рыцари? – спросил он.
– Проезжали, как же, в большой спешке. – Фульк показал на дорогу концом посоха. – Чуть с ног меня не сбили, так торопились. Возношу молитву, чтобы вы предали их суду, но, боюсь, вы только зря загоните лошадей.
– Ничего, их лошади тоже устанут, – заметил рыцарь, и Фульк увидел в его глазах воинственный блеск и предвкушение славы, которой он покроет себя как человек, призвавший к ответу самих Фицуоринов. – Мы уже близко, я чую победу! Прощай, брат, и благодарю тебя за помощь.
Он пришпорил жеребца и поехал со своим войском дальше. Лучи осеннего солнца ослепительно вспыхивали на кольчугах.
Фульк наконец перевел дыхание, и его ноздри наполнились зловонным запахом хозяина хабита. Нетрудно было догадаться, что привратник отличался любовью к чесноку. Выиграв для своего отряда немного времени, Фицуорин вернулся было к аббатству, но только он положил руку на дверь, как появились новые всадники, явно отставшие от тех, которые только что ускакали вперед.
Ими предводительствовал Жирар де Мальфе, которого Фульк хорошо помнил по тем временам, когда был оруженосцем. Капюшон обеспечивал инкогнито, но опасность разоблачения все же существовала, что быстро доказал Мальфе. Опустив копье, он ткнул им в хабит Фулька – раздался характерный звук металла, чиркнувшего по кольчуге и гамбезону.
– Так-так, – ухмыльнулся Жирар. – Монашек-то нафаршированный. А что, если я его насквозь проткну, чтобы сок потек? – Он налег на копье.
– Только попробуй и горько пожалеешь.
Громко вызывая подмогу, Фульк описал посохом полукруг, отбил копье и нанес де Мальфе отчаянный удар под шлем.
Тот покачнулся, а ворота аббатства уже распахнулись. Оттуда высыпали люди Фулька, размахивая оружием, и после короткой кровавой стычки отставших от основного отряда взяли в плен.
– Никаких убийств, – предупредил Фульк, снимая капюшон. – Нельзя убивать на освященной земле.
– Можно вытащить их за ворота и там прикончить, – хмыкнул Уильям, со мстительной тщательностью связывая жертве руки.
Фульк покачал головой:
– Не стоит творить такое под стенами святой обители. Жирар, если у тебя в башке осталось хоть немного мозгов, передай от меня привет королю Иоанну и поблагодари его: нынче утром мы славно развлеклись.
Де Мальфе свирепо глянул на него одним глазом. Второй быстро заплывал после удара.
– Это не игра, Фицуорин! – рявкнул он.
– Еще какая игра. И я выигрываю, – возразил Фульк. – А если вдруг Иоанн уже наигрался, ему достаточно признать поражение. Можешь передать ему, что я всегда был в шахматах искуснее его.
– Сам скажи! – огрызнулся Жирар.
Фульк тихонько потер горбинку на носу:
– Обязательно скажу. Когда Иоанн будет готов меня слушать. А пока, думаю, безопаснее общаться таким способом.
Де Мальфе и его товарищей связали, словно вытащенных из воды уток, и сгрузили в сторожку, где уже сидел привратник, тоже связанный, чтобы не поднял тревоги. Фульк велел своим людям не стесняться и разобрать коней и оружие пленников.
– Верхом ехать можешь? – спросил Фульк у Иво, когда все было готово к отъезду.
Филип натолкал раненому между левой щекой и шлемом самодельный льняной бинт.
– Придется. Поскольку в противном случае мне грозит остаться здесь, на попечении монахов, то выбора у меня нет, – с грустной усмешкой ответил Иво. – Сдается мне, аббат будет не слишком доволен подарком, который ты оставил ему в сторожке. – Он показал подбородком на монахов, выходящих на улицу из часовни.
– Не очень красиво получилось, – признал Фульк. – Но, пожалуй, мы сможем предложить ему некоторое вознаграждение. Аббат получит для алтаря отрез шелкового дамаста. – Он широко улыбнулся и заключил: – Это ведь такая ткань, что и самому королю подарить не стыдно.
Глава 21
Лимерик, Ирландия, весна 1201 года
С мягким уютным шепотом дождь накрывал серой пеленой яркую зелень травы. Капли его, невесомые, словно паутинки, падали одна за другой. Мод уже привыкла к влажному климату, к постоянно набегающим с Ирландского моря тяжелым облакам, к мягкому гортанному языку местных жителей: здесь почти не слышно было певучего французского или протяжного английского. Она свыклась с чувством, что живет словно бы на краю земли, где зима и лето, осень и весна сменяют друг друга, однако само время словно бы застыло навеки. И где всегда идет дождь.
Поднявшись с кровати, Мод выглянула в окно. Мягкий стук дождя о ставни звучал музыкой. Ей вдруг смертельно захотелось хоть на мгновение увидеть добрую улыбку солнца, захотелось, чтобы теплые отблески света выписали узоры на выстланном тростником полу и прогнали запах плесени с деревянных стен донжона.
Холодной мокрой зимой Мод жалась к очагу, шила при свете свечей и тростникового факела, плела тесьму, слушая арфы бардов и длинные баллады, в которых рассказывалось об истории их родной земли. Не забывала она и упражняться с луком, невзирая на дождь, так что в конце концов стала попадать в яблочко чуть ли не с закрытыми глазами.
В те редкие дни, когда в ненастье выдавался просвет, они с Теобальдом вместе выезжали верхом на природу, дикую и прекрасную, словно сады Эдема. С гордостью и смирением лорд Уолтер показывал жене основанные им религиозные общины: монастыри в Уотни, Арклоу и Нине. И всякий раз выказывал намерение перед смертью вступить в монашеский орден. Нет-нет, он пока еще вовсе не собирается умирать… Но когда придет время, ведь каждому из нас определен свой срок…
Вчера вечером в зале бард пел новую балладу, которую сложили по ту сторону моря. Ее привезли сюда бродячие торговцы и жонглеры, приплывшие из Англии в Лимерик по реке Шаннон. В балладе рассказывалось об отважном разбойнике Фульке Фицуорине, который ограбил короля Иоанна, забрав у него дорогие ткани и драгоценные камни, а потом перехитрил преследователей, переодевшись монахом, и оставил их связанными в сторожке ближайшего аббатства.
Последнюю часть истории Теобальд раскритиковал как сомнительный вымысел, но Мод призадумалась. Учитывая, что Фульк постоянно балансировал на лезвии ножа, он вполне мог совершить и такое.
Пришла Барбетта, помочь госпоже надеть нижнюю котту из беленого льна, а сверху – платье из теплой зеленой шерсти и плащ из клетчатой ткани, как носили местные жители.
– Там, внизу, посетители, миледи, – сказала Барбетта, прилаживая на воротнике плаща круглую серебряную фибулу. – Ирландская леди, которая вполне сносно говорит по-французски и, кажется, знает милорда Уолтера.
– Как ее зовут?
Барбетта пожала плечами:
– Не знаю, миледи. Она назвала свое имя, но, по мне, так это прозвучало как восклицание, которое издают мужчины, когда упражняются на мечах.
Мод улыбнулась уголками губ:
– Похоже, гостья тебе не слишком понравилась.
– Ваша правда, миледи! Наверное, это потому, что больно уж она красивая. Когда я уходила, все мужчины пялились на нее, открыв рты, и ловили каждое слово гостьи. Говорят, святой Патрик прогнал из Ирландии всех змей. Ну так одну, видать, он все-таки оставил.
Мод была заинтригована, и скука очередного дня, тихого и серого, слегка отступила, побежденная любопытством. Женщина, которая не только сумела обратить на себя внимание Теобальда, но и заставила его засидеться допоздна, наверняка особа незаурядная. Да еще и имя ее, если верить Барбетте, смахивает на звук, который выкрикивают мужчины на поле боя… А ведь похожее восклицание они издают и в постели.
Когда Мод пришла в зал, Теобальд сидел за обеденным столом, даже не глядя на еду. Он был в своем привычном одеянии, длинном робе: черное как уголь и лишенное украшений платье мало отличалось от монашеского хабита, если не считать позолоченного кожаного пояса и свисавшего с него изящного охотничьего ножа.
Теобальд внимательно слушал женщину, сидевшую по левую руку от него. Собеседница была элегантно одета по нормандской моде. Розовое шерстяное платье на шнуровке подчеркивало изгибы груди и бедер, а вуаль была накинута так, чтобы не скрывать белой шеи и блестящих черных кос. Рука незнакомки покоилась на рукаве Теобальда, и даже издалека можно было заметить, что она вовсю кокетничает с хозяином дома.
Мод подошла поближе и поняла, что гостья старше, чем ей показалось вначале. Тонкие морщинки лучиками разбегались от уголков васильковых глаз, а между носом и ртом залегли две неглубокие складки.
– Милорд. – Мод церемонно присела перед мужем в книксене с немым вопросом в глазах.
Кашлянув, Теобальд поднялся, поцеловал жене руку и усадил ее по другую сторону от себя.
– Миледи, это Уна О’Доннел. Она приехала сюда с сыном, который собирается стать облатом[24] в Уотни.
Мод пробормотала какое-то учтивое приветствие. Так вот почему Теобальд смотрит гостье в рот. Ее сыну предстоит приобщение к таинствам.
– Я была знакома с вашим мужем много лет назад, когда он приехал с принцем Иоанном укрощать ирландцев, – произнесла женщина хрипловатым певучим голосом. – И дело прошлое, но мы с ним тогда даже могли бы пожениться.
Мод издала восклицание, выражающее вежливый интерес, и приняла от оруженосца хлеб, сыр и вино. Уна… Ну и имечко! И впрямь словно звук, который мужчины выкрикивают в пылу битвы или в постели.
Заметив, что последняя фраза гостьи сильно смутила Теобальда, Мод уточнила:
– Ну и почему же вы не поженились?
– Ха, его было не так-то просто обвести вокруг пальца, – засмеялась Уна. – Хотя я и пыталась. Вы помните? – Она игриво похлопала Уолтера по руке. Тот молча покачал головой. Вид у него при этом был хмурый. А гостья никак не унималась: – А ведь вы, Тео, неплохо танцевали в свое время!
– Он до сих пор неплохо танцует, – сказала Мод, глянув на мужа. Тому явно хотелось провалиться сквозь землю.
– И я тоже. – Уна отпила из бокала. – Хотя сейчас, разумеется, танцую уже не так часто, как раньше, да и партнеров у меня стало намного меньше. Наверное, всех нас это рано или поздно ждет. – Она выразительно пожала плечами.