как он лично может манипулировать законом и обходить его, чтобы вершить свою волю.
Сегодня утром Иоанн выслушал несколько дел о нарушениях закона, от самых мелких до серьезных. Ущерб, нанесенный чужому имуществу, воровство, убийство, похищение человека – словом, обычный набор злодеяний. Один глупец молил короля о справедливости, и его, вопящего, потащили на встречу с виселицей. Попросил бы у монарха милости, и дело могло бы обернуться иначе. Спасение или осуждение на муки: все сводится только к словам.
Иоанн пригладил бороду украшенным перстнями пальцем и дал знак огласить следующее дело.
– Пойман с поличным в королевском лесу, охотился на оленей, – объявил чиновник.
В зал тем временем ввели избитого, всего в синяках, человека. На руках его звякнули кандалы.
– Имя называть отказывается. – Казенный тон чиновника давал понять, что это не имеет значения: все равно имярек отправится прямиком на виселицу.
Иоанн оглядел преступника, прикидывая, что тому, должно быть, лет тридцать с небольшим. Один глаз распух, так что почти не открывался. Под носом запеклась кровь, соединившись с потеками из рассеченной губы. Пожалуй, сейчас этого злоумышленника не узнала бы и родная мать, но все же Иоанну почудилось в его чертах нечто знакомое. Непокорность во взгляде, прямые, как ножом прочерченные, брови и тяжелые волосы цвета вороного крыла. Все это было Иоанну хорошо знакомо. Ни один простой крестьянин не смог бы так смело выдержать взгляд короля. Ни один крестьянин не мог носить стеганый гамбезон и щеголять столь изящной вышивкой на рукавах и по краю котты. Иоанн порылся в глубинах памяти, и ответ вдруг выскочил наружу, словно вспугнутая дичь. Рот короля медленно растянулся в улыбке.
– Он, может, и не сказал тебе своего имени, а я скажу. Это Уильям Фицуорин, брат Фулька и очень ценный пленник. Передайте людям, которые схватили его, что я выплачу им ту же награду, которую плачу за волчьи шкуры.
– Вы ничего от меня не добьетесь! – огрызнулся Уильям и тут же упал на колени от удара палицей.
Стоящий над ним стражник предупредил:
– Изволь уважать своего короля!
– Я уважаю лишь тех, кто этого заслуживает, – тяжело дыша, проговорил Уильям. На виске у него вспух синяк.
Иоанн резким жестом остановил солдата, готовящегося еще раз огреть пленника.
– Он нужен мне живым, – сказал король и огладил бороду. – Пока. – И, покосившись на Уильяма, добавил: – Все зависит от того, насколько дорого старший брат ценит твою жизнь.
– Фульк никогда не покорится вам!
– Значит, будешь болтаться на виселице за разбой и незаконную охоту в королевских угодьях, – равнодушно произнес Иоанн и махнул стражнику. – Уведите.
Уильям Солсбери, который слушал дела вместе с королем, кашлянул.
– Из беседы с архиепископом и Ранульфом Честером я понял, что вы с Фицуорином собираетесь прийти к честному соглашению, – тихо сказал он. – Мне казалось, вы хотели вернуть ему земли в обмен на его воинский опыт.
Иоанн поглядел на сводного брата:
– Я никогда не говорил, что собираюсь это сделать. Упоминал лишь, что есть такая возможность. – Он принялся разглядывать свои ногти. – И сегодня я вряд ли ею воспользуюсь, поскольку у меня появилось более действенное средство подчинить себе Фицуорина. Теперь у меня есть заложник.
Солсбери нахмурился и поежился.
– Но люди не заметят этих тонкостей, – возразил он. – Они будут считать, что вы взяли назад свое королевское слово.
– В том-то и разница между справедливостью и милостью, – пожал плечами Иоанн. – Люди не должны переходить границы и понимать, еще до того, как откроют рот, чего они на самом деле просят.
Солсбери жестом велел оруженосцу принести вина.
– Почему бы не отдать Фицуорину Уиттингтон, как он просит? Речь же идет не о землях размером с графство. Это ведь очень надежный человек: если уж он принесет клятву верности, то ни за что ее не нарушит.
Иоанн молчал и только водил пальцем по гладкому, неограненному сапфиру в одном из своих перстней.
– Это все из-за той шахматной партии, которую вы играли в юности? Вы до сих пор его не простили?
– Почему я должен его прощать? Этот наглец так и не извинился, – сказал Иоанн и, увидев выражение лица Солсбери, раздраженно махнул рукой. – Господи, да, конечно же, дело не только в той давней партии! А во всем, что произошло с тех пор.
– Но рано или поздно этому надо положить конец. Иоанн, отдайте ему Уиттингтон.
– Чтобы сделать тебе приятное?
– Пусть даже так, хотя этим вы окажете услугу не только мне, но и себе.
Король насупился. Он чувствовал под ложечкой спазмы, которые не имели никакого отношения к пищеварению. Это чувство нередко преследовало Иоанна в юности, когда он видел, как люди встречают его брата Ричарда. Львиное Сердце – этим все сказано: храбрость Ричарда; его суровая красота и золотые волосы; его обаяние, которое могло осветить собой комнату и вселить во всех присутствующих желание почитать его как героя. У Фулька Фицуорина не было такого золотого ореола, его магнетизм был более приглушенным, напоминая, скорее, блеск стали, но все же, безусловно, имелся и притягивал окружающих. Иоанн ненавидел Фулька Фицуорина, но мало кто разделял с ним это чувство. Почему-то вместо этого люди ненавидели самого Иоанна: дали ему прозвище Мягкий Меч, за то что упустил Нормандию, а еще раньше, в отрочестве, язвительно именовали Безземельным, поскольку младший сын Генриха не получил в наследство французских земель. Иоанн издавал законы, выслушивал гражданские дела, усилил королевскую власть, но все это ровным счетом ничего не значило для баронов, которым требовался величественный полководец на боевом коне.
Фульк Фицуорин был овеян славой турнирных побед, и уж если брался за какое дело, то все проходило безупречно. И это больше всего уязвляло Иоанна. У короля все кипело внутри, потому что Солсбери был прав: он сам себе окажет услугу, если сможет пересилить уязвленную гордость и заключить с Фицуорином мир.
– Ваше величество? – Солсбери подался вперед, чтобы посмотреть на него. Серьезное, встревоженное лицо, так похожее на лицо их покойного отца.
– Дело Фицуорина не подлежит обсуждению, – коротко бросил Иоанн. – Читайте следующую жалобу.
– Но…
– Ни слова больше, Уильям! Я тебя предупредил, – злобно глянул на него Иоанн.
Солсбери умолк, но по тому, как сводный брат стиснул челюсти, Иоанн понял, что тот крайне недоволен. Он любил Уилла, был готов сделать для него очень много, но решительное стремление Солсбери защищать Фицуорина вывело Иоанна из себя.
– В конце концов, я – король, – подчеркнуто и чуть капризно произнес он.
Представление следующего узника не до конца заглушило едва слышный ответ Солсбери:
– А король должен отвечать за свои поступки.
Иоанн предпочел проигнорировать это замечание.
Грубая суконная одежда угольщика натирала Фульку кожу, а от засаленного колпака он, должно быть, уже набрался вшей. Лицо и ладони были перепачканы угольной пылью, в руках он держал железные вилы – оружие, замаскированное под рабочий инструмент, необходимый в угольном деле. Настоящий угольщик был счастлив обменять свое одеяние на тонкую льняную рубашку и шерстяную котту, обшитую синей тесьмой, да еще и получить шиллинг за право позаимствовать у него на время осла и тележку с углем.
Фульк щелкнул языком и поехал на тележке к охотничьему домику. Перед ним собирались люди, ибо сегодня предстояла забава. Борзые, ищейки и аланы крутились по двору – кто на поводках у псарей, кто самостоятельно – и азартно принюхивались. Яркие богатые одежды всадников говорили об их благородном происхождении. Позаимствованный костюм Фулька был когда-то зеленым, как листва, но время и угольная пыль придали ему неопределенный грязный оттенок.
Среди собравшихся Фульк видел и Иоанна. Тот был в одежде двух цветов – сапфирово-синем и королевском пурпуре – и восседал на горячем пегом коне. Иоанн, улыбаясь, подъехал к Уильяму Солсбери и что-то сказал ему. Тот покачал головой, порылся в кошеле и что-то передал брату.
«Опять Солсбери играет и проигрывает, – подумал Фульк, щурясь, чтобы лучше разглядеть происходящее. – Правда, Уильям всегда позволял Иоанну жульничать».
Король дал сигнал старшему егерю. Тот, одетый в цвета леса – коричневый и зеленый, с большим луком и колчаном за спиной, снял с плеча изящный рог и протрубил начало охоты. Собаки зашлись в радостном лае, и придворные пришпорили коней. Фульк отогнал тележку к краю дороги и, опершись на вилы, наблюдал за королем и его свитой.
К счастью, ослик оказался таким старым и спокойным, что его можно было принять за мертвого. Он едва обратил внимание на собак, которые суматошно пробегали мимо. Один жесткошерстный терьер, учуяв любопытный запах, обследовал шоссы Фулька и поднял заднюю ногу. Фульк с трудом сдержал желание пнуть мелкого пакостника, чтобы тот отлетел подальше, и усилием воли сохранил на перепачканном углем лице терпеливое выражение.
Мимо поскакали дворяне. Скинув колпак, Фульк встал на колени и, чтобы спрятать лицо, направил взгляд в землю.
– Храни тебя Бог, милорд король! – крикнул он и подумал, что, кроме Бога, никто больше королю и впрямь не поможет.
Иоанна позабавил и умилил этот выкрик.
– И тебя тоже храни Бог! – ответил он и потянулся к плащу.
Что-то сверкнуло в воздухе, и послышался глухой стук. Серый конь поскакал дальше. Фульк уставился на круглую фибулу, приземлившуюся на мягкую почву возле его коленей. Фибула была серебряная, с выгравированными по краю именами волхвов, пришедших, чтобы поклониться младенцу Иисусу. Наверняка она предназначалась для защиты от падучей. Фульк знал, что у Иоанна к плащу всегда приколото несколько лишних фибул, специально для таких случаев. И вот надо же, одну он подарил простому угольщику. При всех недостатках Иоанна никто не мог бы обвинить его в скупости даже по отношению к низшим сословиям королевства.
Уильям Солсбери задержался, поправляя стремя, и когда Фульк встал, сжимая брошь в руке, их взгляды встретились, и в глазах у графа забрезжил огонек узнавания. Уильям предостерегающе покачал головой.