До заката было еще далеко. Я разжег костерок, насобирал запутавшуюся в камышах и корягах рыбу, не успевшую уйти с отступавшей водой. Пару небольших гольцов разделал ножом и подвесил над углями на прутиках, остальную живность закидывал в воду, пока одной из увесистых рыбин случайно не попал по «утопленнику».
Это его проняло. Яррен восстал из оставшейся на месте озерка лужи глубиной чуть ниже колена – живой, перепачканный по макушку грязью. Закашлялся так, что казалось – легкие выхаркнет. Отдышался, принюхался.
– Еда! Угостишь? – И, не дожидаясь ответа, с алчным блеском в глазах пошлепал к костру.
Я поспешно отошел. По себе знаю, какой зверский голод испытывает маг после исхода сил и пробуждения – в этот момент он почти невменяем. Может и убить случайно, если кто-то будет стоять между ним и пищей.
Яррен споткнулся о корягу, взмахнул руками, но удержался. Широкие рукава мокрого тюремного балахона соскользнули, задравшись выше локтей, и я заметил необычное украшение – черные браслеты в ладонь шириной, плотно облегающие предплечья. А по краям металлических обручей лохматилась обугленная кожа. Мне стало жутковато. Но вопросы я отложил на потом, протянул Яррену прут с поджаренными рыбными ломтиками:
– Угощайся.
– Спасибо. Я… сейчас. – Парень остановился, сглотнул слюну и, резко развернувшись, отправился обратно к остаткам озерца.
Вот это воля, – присвистнул я про себя. Честно признаюсь: я бы так не смог. А он еще нашел силы отмыть грязь с рук и лица, стащил с себя тюремный балахон, прополоскал и отжал. И зачем-то нарвал листья кувшинок.
Когда бывший каторжник вернулся, я глазам не поверил: растрескавшаяся кожа разгладилась, от чудовищных ран на лице и руках осталась лишь тонкая, как паутинка, сеточка. Выглядел он с этой сеточкой странно.
Заметив мой взгляд, он провел кончиками пальцев по щеке, усмехнулся:
– Что, страшен? Девушки любить не будут?
– Уже почти не заметно. Ты сильный целитель.
– Самоисцеление у инсеев в крови, но, если б не вода, я не смог бы так быстро. Тут очень чистая вода. Сильная.
Стараясь не смотреть на еду, он тщательно развесил сушиться одежду и, позаимствовав у меня кинжал, срезал толстые прутья, воткнул наискосок в землю и украсил их верхушки обувью. На одном сапоге подошва была полуоторвана.
– Как у тебя получается обуздать голод? – не выдержал я.
– Мне проще, я полукровка. Для меня жажда куда страшнее. Но как-то я прочитал, что красные маги способны годами сдерживать жажду. А я чем хуже?
– У них совсем другая жажда – убийства и крови. А в воде они нуждаются так же, как все смертные. Но ты потому и выдержал Адову Пасть? – понял я. – Тренировка?
Яррен кивнул и приступил, наконец, к трапезе: аккуратно снял с прутика ломтики рыбы, переложив их на широкий лист кувшинки, как на тарелку, пристроил сбоку цветок ромашки и блаженно улыбнулся:
– Какое же это счастье – жизнь, вода и еда!
– Ты и ромашку схарчишь?
– Нет, – засмеялся он, – но с ней трапеза приятнее.
Ловко используя вместо вилки переломленный надвое прутик, Яррен ел с такой изысканностью, словно сидел не у костра, а на званом аристократическом обеде. Несколько портили впечатление голый торс с застарелым шрамом на левом плече и мокрые волосы, с которых стекали струйки воды. А ведь последний месяц осени, по ночам уже подмораживает.
Так и не решив, чьи зубы могли оставить такой чудовищный шрам, если даже целительная магия полуинсея не помогла свести след (или он совсем недавний?), я отвел взгляд. И вспомнил о бумагах.
– Вот, держи, пригодится доказать, что ты не беглый каторжник. – Я протянул ему приказ Совета об освобождении.
– Да мне и положить это некуда. Пусть пока у тебя побудут, – отмахнулся Яррен. – Как тебе удалось меня вытащить? Я ведь думал – все, испарюсь в том пекле, как росинка, и тренировки не помогут.
Я рассказал всю историю и с начальником каземата, и о своих подозрениях, что Наэриль из мести задумывал убийство.
– Наэриля этим не прижать, – с сожалением сказал полукровка. – Его сообщница мертва, поддельный приказ изъят. Зря я только старался.
– Что старался?
– Провоцировал его на месть, чтобы он решил разделаться со мной раз и навсегда.
Я вспомнил оскорбительные слова, которые Яррен говорил во всеуслышанье Наэрилю и лорду Эстебану: «Я лучше Адову Пасть поцелую, чем позволю упасть своей тени рядом с тенью так называемого лорда по имени Наэриль». Ну, и добавил еще что-то о пути чести, который нельзя начинать с бесчестия, а бесчестием для себя Яррен считал участие в соревнованиях под судейством Наэриля. Нужно ли говорить, что его слова всех участников поставили на одну доску с белобрысым лордом и все мы тогда возмутились поведением полукровки?
– Так ты специально затеял склоку? – презрительно спросил я. – И все твои красивые слова о чести были всего лишь провокацией? Ты поступил бесчестно, Яррен. Если бы я знал…
– То не стал бы спасать? – с любопытством блеснули наглые инсейские глаза.
Я не ответил: стало противно с ним разговаривать.
– А почему ты не ешь? – поинтересовался он, прикончив свою порцию рыбы и с жадностью поглядывая на второй прутик с гольцом.
– Я не голоден. Это для тебя.
Его не пришлось уговаривать. Ссыпав на лист кусочки рыбы, он с минуту священнодействовал. А потом спросил ни с того ни с сего:
– Ты умеешь играть в шахматы?
И вот тогда, мой принц, я вспомнил, что сегодня утром ты показывал мне в библиотеке замка Грахар правила этой заморской игры. И закончился урок какой-то глупой ссорой. Кажется, я вылетел из замка как ошпаренный. Но что меня довело до такого состояния, уже забылось. Ерунда какая-нибудь.
Ты с детства умел доводить меня до бешенства, как никто другой, но я всегда старался сдерживаться. Неужели из-за проигрыша в шахматы на меня нашло? Ну не дурак ли я? Надо извиниться.
Такие мысли пронеслись у меня в голове, пока Яррен, замерев, ждал ответ, даже о еде забыл – с таким странным напряжением разглядывал мою физиономию.
– Я только начал учиться этой игре, – признался я, заметив его пристальный прищур. – А что ты так изучающе на меня смотришь? Мы с тобой вроде бы давно знакомы.
Он тряхнул головой, отвел глаза:
– Прости. Задумался.
– Над чем?
Яррен сосредоточился на рыбе, но я проявил настойчивость, и он нехотя пояснил:
– Ты же в курсе, что инсеи – водные маги. А у меня сочетание с горной магией дало неожиданные эффекты. Я хорошо чувствую состояние любой жидкости. Например, крови. Так же точно, как я знаю твое имя, я знаю твой возраст. Это у меня само собой получается, никаких усилий не требует. Пока ты решал, умеешь ли ты играть в шахматы, я сделал кое-какие подсчеты. По ним получается, что ты сегодня стал на полчаса младше.
– Младше? – расхохотался я. – Вот же ты выдумщик!
– Причем где-то в промежутке между тем мгновением, когда ты меня нашел в штольне, и тем, когда я вылез из озера, – продолжил он, как не слышал. – И этот эффект омоложения я связал с тем, что дух провел тебя своими тропами. Больше не на что думать. Не тащил же ты мой полутруп с нижнего яруса на своем горбу. Получается, что долгожительство горцев связано с тем, как часто они пользуются дорогами духов и как глубоко по ним заходят.
– Любопытная версия. Но тебе показалось. Время вспять не течет.
– В нашем мире нет. Но мы не знаем, как оно течет на иномировых тропах. Я давно обращал внимание на мелкие несоответствия, но списывал на «рябь», как я называю это явление. Кровь же непрерывно обновляется, словно ветер по венам пробегает, из-за этого могут быть искажения, – дернул плечом полукровка. – А сегодня чувствительность возросла.
– А почему ты спрашивал о шахматах? – вернулся я к предыдущей теме, не желая вникать в бред полуинсея. Напекло его в Адовой Пасти знатно.
– Чтобы провести аналогию, но от нее мало толку, если ты не знаток, – ответил он.
– Давай сюда свою аналогию. Если не сейчас, то пойму позже.
– Хорошо. В шахматах удачный ход, ставящий под удар сразу две фигуры противника, на жаргоне игроков называется «вилка». Один ее зубец все равно найдет жертву, какой бы ход ни сделал соперник. Так вот, когда я схлестнулся с Наэрилем, я действительно защищал свою честь, как ее понимаю. Но не только. Это была многоходовка с «вилкой» на конце. Наэриль был поставлен перед необходимостью либо вызвать меня на дуэль, и тогда он рисковал бы жизнью, потому что я сильнее, либо убить меня тайно. Он, в силу своей подлости, предпочел второе. Это меня тоже устраивало, потому что открывалась возможность найти его сообщников среди синтов. А мы с Рагаром давно думали, как поглубже забраться в Адову Пасть, не вызывая подозрений. Хотя, если честно, я предпочел бы просто набить Наэрилю морду.
Именно в тот момент я осознал, какая пропасть разделяет нас с Ярреном и всегда будет разделять.
И дело не в том, что я младше его на каких-то два года. На столько же лет я был старше Лэйрина, но с ним никогда не ощущалось такой пропасти. Мы с принцем были равны если не по статусу, то по состоянию души. И раньше мы понимали друг друга с полуслова. С ним было легко, и даже то, что последние пять лет мы не виделись, не притупило чувства душевной близости.
А Яррена мне никогда не понять и никогда с ним так близко не подружиться.
Не потому, что он – полукровка, и не потому, что на порядок умнее и занят уже совсем взрослыми делами – я тоже не всегда буду юнцом, – а потому, что он слишком расчетлив для искренней дружбы. И если не двуличен, то все равно двойственен, как все инсеи. Вилы – их любимое оружие.
Впрочем, я не мог не отдать должного мужеству Яррена и даже сочувствовал ему. А к лорду Наэрилю не испытывал никакой симпатии.
– Ну, сегодня утром белобрысому все-таки набили морду, – хмыкнул я, вспомнив происшествие в долине Лета, когда принц ответил на наглость зарвавшегося лорда.
– И кто же осмелился поднять руку на лорда-риэна?