– Почему именно к лорду Наэрилю? – спросил отец. Он задумчиво барабанил пальцами по столешнице, и эта задумчивость внушала надежду, что он никого не будет выгонять, пока не разберется. А уж в трактовке законов и договоров лорду Этьеру не было равных.
– Я надеялась, – ответила жрица, – что сын Отраженной Саэтхиль пожалеет таких же отверженных, как его мать, возьмет мою девочку наложницей и даст ей имя, вернув тем самым в мир живых. Это лучше, чем умереть, став безымянной пищей змей.
Мы дружно охнули. Отец поднял потрясенный взгляд.
– Что? Что ты сказала, жрица? Наэриль – сын Саэтхиль? Не может быть! Это… невероятно! Ходили, конечно, слухи из-за цвета его глаз и волос. Но мало ли блондинов в горах? У миледи Хелины тоже волосы светлее льна, но она – чистокровная риэнна, внучка королевы Лаэнриэль.
– Так говорила сама Саэтхиль.
Лорд с облегчением выдохнул:
– Ну, это всего лишь бред сумасшедшей. Что ж, я выслушал тебя, Онриль, но пока не знаю, что с вами обеими делать. Если вы в бегах, мне нужно понять, какими осложнениями с синтами может грозить ваше здесь пребывание.
Желтые глаза синтки потускнели и стали затравленными. Ее безымянная дочь, стойко выдержавшая все наши взгляды и речи, что тут о ней говорили, словно она – пустое место, внезапно уронила руки и сползла с кресла, я едва успел подхватить за плечи. Девчонка потеряла сознание.
Тут все засуетились, мама влила в нее так и не тронутую чашку чая, жрица зашебуршила амулетами, а отец распорядился:
– Дигеро, отнеси девушку в белую… нет, пожалуй, в синюю спальню для гостей, там темнее. Эрин, помоги ему. Жрица Онриль, останьтесь, мы еще поговорим. И не тревожьте ваши амулеты, они вам еще пригодятся. Моя супруга – хорошая целительница. У вашей девочки просто нервное истощение. К тому же вас провели дорогой духов, как я понял. Не будь вы жрицей, а ваша дочь – полукровкой вейриэна… хотя Рогнус может и не такое. Диго, ты еще здесь?
Едва я поднял девицу, она открыла ошалелые глаза, попыталась оттолкнуть мои руки и прошептала:
– Простите. Не надо. Я в порядке. Это… ваш Рогнус… дух перехватило.
– Рогнус! – рявкнул я. – Не смей!
Мама нахмурилась и беззвучно пошевелила губами, видимо, тоже пригрозила духу за такие шуточки.
В ухе проворчало: «Ну, не буду, не буду! Уж и по головке красивую теплую девушку погладить нельзя… А как еще твоего бессердечного папашу пронять? Не знает он, видите ли, что ему делать, тугодум».
Жеребцом-тяжеловозом меня все-таки припахали, думал я, волоча ослабевшую девицу по коридору. Брат, посвистывая, шел рядом и помогать не думал. Синтка, конечно, легонькая, как перышко, но почему всегда я крайний?
– Дигеро, а ты уверен, что этот твой Рогнус не придушит понравившуюся ему девочку и не уволочет ее в свое иномирье? – задумчиво спросил Эрин, распахнув перед нами двери синей спальни.
– Гости под защитой дома, – напомнил я не столько брату, сколько незримому духу Рогнусу, витавшему сквознячком то за правым, то за левым плечом. – Ни один дух не посмеет пальцем тронуть.
– Да? А мне показалось, он уже потрогал так, что ее собственный дух вышел погулять.
«Рогнус, только посмей еще!» – мысленно пригрозил я.
«И что ты мне сделаешь?» – заинтересовался предок.
«Потребую развоплощения!»
«А я и не воплощен, если ты не заметил».
Девчонка переводила испуганный взгляд с меня на брата.
– Пожалуйста, можно мы с мамой уйдем?
– Ночью? – возмутился я. – Не бойся, это у моего брата черный юмор. Никто тебя тут не обидит.
– Ха! – многообещающе сказал Эрин.
Пока я под бдительным оком брата показывал синтке, где тут предметы первой необходимости, примчалась мама, заставила гостью съесть травяную облатку, потрогала ее лоб, послушала пульс и упорхнула, ослепительно улыбнувшись:
– Ты действительно в полном порядке, девочка. Только нужно как следует отдохнуть. Твоя мама, когда закончит разговор с лордом, расположится в соседней спальной комнате. Если тебе что-то понадобится, зови слуг. Шнурок звонка – у правого столбика балдахина. И не бойся, духа Рогнуса я приструню. Правда, лучше бы это сделал Дигеро, все-таки это его хранитель расшалился. Спокойной ночи.
– Спасибо, леди. Вы так добры.
Эрин тоже когда-то успел смыться. Оставаться с гостьей наедине в спальне – вопиющее нарушение этикета, пусть даже это синтка, и я тоже поскорее дал деру.
– Э-э… ладно, я тоже пошел. Спокойной ночи. – На пороге я оглянулся. Растерянная неота стояла посреди комнаты, не решаясь даже сесть. – Если Рогнус опять начнет приставать, кричи, если успеешь. Моя спальня за той стенкой, услышу.
И только выпалив щедрый совет и закрыв дверь из коридора, сообразил, что окончательно запугал несчастную. Вот бы брат поржал над этим «кричи, если успеешь». Девчонка, наверное, уже мечтает о змеиной яме. Надо бы, кстати, разобраться с этой отвратительной синтской традицией. Хуже дикарей – живых людей змеям скармливают. А белые маги куда смотрят? Лорды обязаны защищать всех без исключения! Белые горы, называется… Черное нутро… Правильно говорил Яррен…
Что он говорил, я уже не мог вспомнить – засыпал на ходу, стоило только войти в свою спальню.
Кое-как разделся, еле добрел до ложа, чудом не рухнул, споткнувшись о коврик. Но едва голова коснулась подушки, как я провалился… в яму, полную белесых склизких змей. Они гнались за мной, окружали и шипели то строгим голосом отца, то въедливым шепотом брата: «Долг перед родом! Ты мужчина или кто?!»
Сон как рукой сняло, я ворочался минут пять, потом встал, затеплил светильник и сел за дневник, тьфу, за письма. Должен же я рассказать тебе, мой принц, о наших приключениях.
И не заметил, как уснул прямо за столом. И кошмары снились еще хлеще.
Разбудил меня жуткий грохот, как при обвале. Спросонья я подумал: землетрясение или лавина. Твое счастье, Лэйрин, что в равнинах не бывает горных обвалов. Это жутко – просыпаться от страха смерти.
Потом осознал, что пол не трясется, но кто-то колотил в стенку, смежную с синей спальней. Я помчался туда, как был, в исподнем. Едва распахнул дверь, голос Рогнуса предостерег:
– Слева!
Развернулся, увидел пустоту и лишь через миг понял: дух говорил не мне. Я шагнул за порог. Кошмар продолжался: комната кишела змеями из моего сна, а грохот издавал бронзовый канделябр, сам по себе истерично колотившийся в обитую темно-синим шелком стенку, в то время как свечи из него стояли в воздухе без всякой опоры.
При моем появлении канделябр заметался, поднырнул под висевшие в воздухе свечи и встал на место, как ни в чем не бывало, освещая поле эпической битвы.
Полураздетая синтка – кстати, вовсе не безгрудая, а с очень даже красивыми, аккуратными формами! – с оборванным шнуром от звонка в левой руке и кинжалом в правой отразила атаку, ловко срубив голову нападавшей змеи. В комнате громоздились две внушительные кучи мертвых змеиных голов и – отдельно – агонизирующих тел. И откуда-то наползали новые.
– Рогнус! Прекрати! – приказал я. – Я же запретил!
– Так ее, так! Бей гадюку! – заглушил меня радостный вопль невидимого духа. – Сзади!
Девушка, сосредоточенно сжав губы, развернулась, хлестнула кожаным шнуром, и взвившуюся в прыжке змею разорвало пополам.
– Отлично! – азартно одобрил дух. – Справа!
Следующая змея атаковала, как по команде. Хрясть! Светящиеся ошметки полетели в меня и, проскочив насквозь, упали позади. Я ничего не почувствовал.
– РОГНУС!!! – рявкнул я. – Убирайся!
Змеи и их разрубленные останки мгновенно растаяли.
– А что я? Я запрет не нарушил. И пальцем к гостье не прикоснулся, между прочим, – обиженно пробурчал бестелесный предок.
Девушка, тяжело дыша и крепко сжимая кинжал, совершенно безумным взглядом обвела очистившуюся от призраков комнату и, увидев, наконец, меня, выронила оружие, рухнула на край ложа и всхлипнула, прикрыв лицо ладонями:
– Я так боюсь змей!
– Надо учиться побеждать страхи, – назидательно прогундосил дух. – И ты победила, Безымянная, и уже их не боишься, не ври.
Я окончательно рассвирепел:
– Так ты тут тренировку затеял? Еще одна такая шутка, и я… откажусь от тебя на веки веков.
– Не надо. Я сам уйду, – гордо ответствовал Рогнус.
Пронесся сквозняком и хлопнул дверью.
Еле успокоив измученную девчонку (хорошо, что мама оставила укрепляющий отвар на столике), я предложил ей поменяться спальнями. В моих покоях леди Зарина наложила такие заклинания, что туда даже дэриэны не проникали без разрешения, а опекуну-хранителю Рогнусу из всех злодейств дозволялось лишь будить меня при надобности, чем этот гад пользовался ежеутренне и с особым удовольствием.
– А ты молодец, – попытался я приободрить дрожавшую синтку.
– Дух сказал, что я труслива, – шмыгнув носом, ответила она. – А дочь вейриэна должна быть смелой.
Я отвел девчонку к себе, сам расположился в синей спальне, но уснул не сразу: от подушки тонко и одуряюще пахло какими-то цветами. Постельное белье некому было сменить – слуги как вымерли, и даже на шум от канделябра никто, кроме меня, не явился, что странно. Впрочем, гостевая башня всегда пустовала, по этой причине я и выпросил здесь себе комнату.
Усталость все-таки взяла свое, и я задремал. Меня обступили видения дивных подгорных садов, где даже под землей, в извечной тьме цвели светящиеся растения. Колыхались ажурные ветки с распускавшимися бутонами, флюоресцирующими всевозможными оттенками. Аромат цветов кружил голову, я падал во тьму, глубже и глубже…
Резная дверь в стене с треском распахнулась, и вбежала полуобнаженная Безымянная, то есть Неота, с белыми растрепавшимися косами и с огромными синими глазами, полными ужаса. За ней гналась, глухо стуча гнилыми зубами и вращая желтыми глазищами, отрезанная голова Отраженной Саэтхиль.
Я вскочил, не сразу сообразив, где нахожусь. Меча, обычно лежавшего на столике у изголовья, почему-то не оказалось.