– Вот уж кого тебе не стоит бояться, Сиаль, так это духов моего рода, – уверил ее Таррэ. – Им запрещено тебя беспокоить, но охранять они тебя обязаны так же, как охраняют замок и территорию рода. Тебе придется стать здесь хозяйкой и взять на себя заботу о порядке. Я дам помощников, пусть тебя не пугает объем работы. Приведешь в жилой вид столько помещений, сколько тебе понадобится для жизни.
«Так вот зачем я ему понадобилась, – фыркнула про себя будущая вейриэнна, – бесплатной уборщицей!»
– От тебя потребуется только приказывать духам-помощникам, – оглянулся шедший впереди мастер, словно подслушал ее мысли.
– Но я не умею. Я не риэнна.
– Они в курсе. Риэнной тебе и не стать, это врожденная сила. Но ты уже не чужая этому дому. Ты моя приемная дочь, этого пока достаточно. Полную церемонию принятия в род проведем позже, сейчас на нее нет времени. Мне нужно срочно отлучиться, а я тут застрял.
– Подождите. Вы взяли меня ученицей, и я согласилась. Но как вы будете учить меня, если я не маг?
– Кто тебе сказал такую чушь? Ты – дочь вейриэна. От отца ты унаследовала достаточно силы, иначе как бы ты говорила с его духом? Как бы ты бегала по скалам, ни разу не сорвавшись в пропасть? Вчерашний случай не в счет. Твоя сила пока не развита и дремлет, но она есть. Мы и займемся ее пробуждением, пока меня не призвали братья высшей халайры.
Девушка, шедшая по пятам за вейриэном, остановилась как вкопанная.
– И что тогда со мной будет, мастер?
Таррэ как раз распахнул дверь в кабинет, тут же осветившийся мягким светом – так же ненавязчиво, как флюоресцирующие грибницы в пещерах синтов.
– Варианта два, – сказал вейриэн, пройдя вперед. – На выбор. Если захочешь, выдадим тебя замуж за какого-нибудь лорда. Многие горные дома сочтут за честь породниться с древним домом Антаре даже через приемную кровь и принять в наследство этот замок и мои земли. А риэнны родятся уже в следующем поколении.
– Как в наследство? – опешила девушка.
– Так. Это все стало сегодня твоим наследством. Думаешь, зря тебе поклонились все синты Лазурного Лепестка?
– Бирюзового. И не мне.
– Какая разница! – отмахнулся странный лорд-воин. Он добрался до стола, выдвинул кресло, сел и начал рыться в ящиках. Удивительно, но в кабинете пыли совсем не чувствовалось, воздух тут был куда свежее. – Ты теперь единственная наследница. Честно скажу, Сиаль, этот вариант с твоим замужеством предпочтительней для всех. Мои духовные братья молиться на тебя будут так же, как теперь синты.
– Не понимаю.
– Ты не представляешь, какое великое одолжение мне сделаешь. Я освободил тебя, ты – освободишь меня. Узел судьбы будет развязан. Мне будет на кого спихнуть ответственность, которая держит меня, как последнего из угасшего рода, привязанным к этому клочку гор уже не первое столетие. Это родовое гнездо – мой персональный кошмар, гиря на моих ногах. Оно мне не нужно.
С этими словами Таррэ, вытащив из ящика лист пожелтевшего пергамента с гербовым тиснением, взял перо, сдунул с него пыль, открыл крышку чернильницы, откуда выбежал шустрый паучок.
– Надо было чаще сюда заглядывать, – пробормотал сконфуженный вейриэн. – Присядь, Сиаль. Я помню, что тебе еще надо помыться, одеться и пообедать по-человечески, но потерпи минутку. Это важно.
Девушка, кивнув, завернулась в его плащ поплотнее, осторожно села на краешек кресла, обитого вышитой тканью. Тут же почувствовала, как кресло начинает меняться, приспосабливаясь к ее фигуре, и через миг она уже утопала в его уютных объятиях. А Таррэ, прочистив чернильницу от паутины, накрыл ее ладонью, и предмет превратился в ослепительный сгусток света.
Сняв ладонь, вейриэн обмакнул в чернильницу полое «самопищущее» стило, подождал, когда инструмент впитает чернила, и начал быстро писать на пергаменте. Руны тоже светились, словно мастер писал жидким светом, и медленно угасали, притворившись обычными фиолетовыми чернилами.
Сиаль даже смогла разобрать самое первое, особенно крупное слово: «Завещание».
Таррэ, закончив писать, поставил витиеватую роспись, вынул из воздуха печать и шлепнул светящийся голубоватым светом оттиск. Через пару мгновений свет погас, но то и дело вспыхивали искорки, и казалось, оттиск дышит и смотрит, словно маленькая саламандра. Точно, вот кого напоминал рисунок гербов, вышитых на парадной мебели в холле и на каменных оберегах: свернутую в кольцо огненную ящерку, которую так любили изображать в любом виде синтские ювелиры.
– Ну вот. – Лорд дома Антаре свернул пергамент. – Теперь осталось сделать две копии. Оригинал отправится в халайру Белогорья на хранение, одна копия – в Совет, и еще заверенный экземпляр останется у тебя как у моей единственной наследницы. Теперь это все твое, Сиаль фьерр Антаре.
– Зачем? – только и могла выдавить вчерашняя рабыня.
– Ты говорила об оплате за спасение, спарка? Вот это она и есть, как вариант. В Белых горах много угасающих родов, и мой не исключение. Я был всего лишь четвертым наследником, когда выбрал путь воина и ушел в халайру. Никто не мог предположить, что именно я останусь единственной живой кровью рода Антаре уже после того, как принесу клятвы высшего вейриэна и среди них – обет целибата. Так я попал в ловушку долга. А долги не способствуют просветлению.
– А почему вы раньше не выбрали наследника из риэнов? Так ведь делают угасающие дома, отец рассказывал.
– Сначала не видел достойных, откладывал, думал, пусть подрастут новые поколения, успею еще. А потом… – Таррэ провел пальцем по саламандре, плясавшей на крышке чернильницы. Та озарилась радостным огоньком, провернулась волчком и лизнула хозяйскую руку. – Потом, Сиаль, я надолго попал еще в одну ловушку долга и не мог вернуться в Белые горы. Но теперь все сложилось неплохо и для меня, и для дома, и для тебя. Мы выберем тебе лучшего жениха из высокородных горцев.
– Но я… я уже… прошла обряд, и… – покраснела бывшая младшая жена. Кто она теперь? Какая из нее леди высокого дома? Насмешка. – И я синтка.
– Ерунда! – сердито нахмурился Таррэ и дернул себя за белую прядь. – Я тебе уже говорил, дитя, не придавать слишком большого значения телесному. У нас достаточно замкнутый аристократический круг, а это плохо для Белогорья. Не заметим, как выродимся. Для многих домов не имеет значения факт, что девушка с кем-то разделила ложе. Наоборот, некоторые предпочитают добрачные отношения, чтобы удостовериться в благоприятной совместимости крови. Да и младший лорд дома Этьер – не худший из горцев. Но он… не для тебя.
Она съежилась как от удара. Пария. Как ее ни награждай титулами и сокровищами, она – пария для чистокровных риэнов.
– Почему? – сорвалось у нее.
– Он о тебе уже забыл, и в твоих интересах не напоминать ему о случившемся. – Таррэ задумчиво крутил самопишущее стило в руках. Фыркнул, отбросив трубку. – Узел судьбы, говоришь? Некоторые проще разрубить. Мое родовое наследство – прекрасная опора для какого-нибудь молодого и амбициозного мага-риэна, полукровки или пятого сына, потерявшего надежду основать свой дом. А имя лорда Антаре из клана Белой Саламандры – это готовое кресло в Совете кланов. Мы еще конкурс женихов устроим, выберем самого достойного. Ваши дети будут полноценными магами и возродят дом во всем его былом величии. Соглашайся, Сиаль. Это самый лучший вариант.
Нет. Хватит с нее замужеств. Девушка вспомнила прекрасные ночные видения, ласковые губы и горячие руки Дигеро. Никого больше ей не надо. Ни с кем больше она не сможет так… сиять. А он… Он даже не захотел дать ей имя.
И Сиаль решительно мотнула головой, отметая ненужные грезы.
– Вы говорили о двух вариантах моего будущего. Первый – замужество. А второй?
– Второй… – Вейриэн со вздохом отодвинул свиток завещания на край стола. – Второй, спарка, это отращивать твои крылья.
Глава 9Легенда о Чаше
Иногда я завидую тебе, Лэйрин, что ты не ведаешь о таких пытках, как переход по тропе духов. Мне всегда казалось, что он ничем не отличается от умирания.
Но и оживать, когда тебя выталкивает в мир с тропы духов, не легче.
Болезненным ударом мир врывается в тело и сознание, складывается из осколков, и кажется, именно ты скрепляешь его своей болью и кровью.
И тогда я начинаю сочувствовать тебе, мой принц, потому что ты не знаешь, чем эти муки окупаются. Ты сходишь в мир, и тебя накрывает неземной восторг: реальность обретает такую глубину и потрясающе яркие цвета, будто только что сотворена.
Эта поражающая разум первозданность быстро тускнеет – за один вздох, когда дух предка стряхивает твою душу с ледяных когтей в истинную жизнь. Но ради этого экстаза обретения жизни и мира можно отдать плату болью.
Я не сразу сошел с тропы духов. Сначала огляделся. Обычная предосторожность.
Духи, особенно древние, то ли совсем отвыкают от физического тела, то ли зверски шутят над потомками, но об удобствах не думают: с них станется поставить тебя на самый пик скалы или даже дать зависнуть в воздухе над бездонной пропастью. Потом поймают, конечно, не дадут разбиться, но страху натерпишься.
Рогнус перенес мое бренное тело точно к месту вчерашней драки в долине Лета.
Солнце уже всходило. Ослепительно сияли ледяные вершины сопок, а выпавший за ночь снег расцвечивался множеством золотисто-розовых бликов. Снега в горах было еще немного. Обычно в конце осени перевалы становились уже непроходимыми из-за заносов, и горные дома риэнов почти полностью переходили на общение тропами духов. Удобно, что ни говори. Ни зимние бураны, ни холода нипочем, и за любое расстояние плата – пара мгновений леденящего инобытия.
Яррен уже ждал – в картинной задумчивости сидел на валуне и выглядел так мрачно, словно только что похоронил лучшего друга. Даже крохотное надгробие имелось: на земле перед ним была сложена маленькая, высотой с пядь, пирамидка из мелких камней и комьев земли, и полукровка прутиком чертил на снегу вокруг нее непонятн